Дилижанс (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дилижанс
Stagecoach
Жанр

вестерн

Режиссёр

Джон Форд

Продюсер

Вальтер Вангер

Автор
сценария

Дадли Николс

В главных
ролях

Джон Уэйн
Клер Тревор
Джон Кэррадайн
Томас Митчелл

Оператор

Берт Гленнон

Композитор

Джерард Карбонара

Кинокомпания

Walter Wanger Productions

Длительность

96 мин.

Бюджет

531,3 тыс. $

Страна

США США

Год

1939

IMDb

ID 0031971

К:Фильмы 1939 года

«Дилижанс» (англ. Stagecoach) — американский фильм Джона Форда 1939 года, который заложил основы эстетики фордовского вестерна[1]. Это первый вестерн, снятый Фордом в Долине монументов и первый из его фильмов с Джоном Уэйном в главной роли.

«Дилижанс» — один из немногих вестернов, которым удалось попасть в советский кинопрокат. Советские зрители увидели сокращённую версию под названием «Путешествие будет опасным».





Сюжет

В конце XIX века дилижанс пересекает аризонские прерии, населённые племенами апачей. В дилижансе едут:

  • банкир Гейтвуд (Бертон Черчилль) — демагог и трус;
  • застенчивый продавец спиртного Пикок (Дональд Мик), которого все принимают за проповедника;
  • жена кавалерийского офицера Люси Мэлори (Луиза Платт), которая в пути рожает дочь;
  • дуэлянт и профессиональный шулер Хэтфилд (Джон Кэррадайн), который оказывается благородным рыцарем и жертвует жизнью ради дамы;
  • пьяница доктор Бун (Томас Митчелл, который) демонстрирует мужественность и человечность;
  • проститутка Даллас (Клер Тревор) — лирическая героиня, тоскующая о своей погубленной жизни и возрождающаяся благодаря любви к преступнику, ковбою Ринго по прозвищу «Малыш» (Джон Уэйн).

Когда на дилижанс нападают апачи, у осаждённых заканчиваются патроны, а Хэтфилд готовится застрелить Люси, чтобы избавить её от бесчестия, неожиданно подоспевает помощь. После прибытия в город Ринго мстит за гибель своего отца и брата от рук местных бандитов, после чего уезжает к себе на ранчо вместе с Даллас, отпущенный добрым шерифом (Джордж Бэнкрофт).

Сценарий

По поводу сценарного уровня фильма существует много разноречивых мнений. Сценарий Дадли Николса, «подрихтованный» Беном Хектом, основан на новелле Эрнеста Хейкокса «Дорога в Лордсбург»[2]. Сам режиссёр позднее утверждал, что при создании фильма его вдохновляло куда более известное произведение с явными сюжетными перекличками — «Пышка» Мопассана[3][4]. У американского классика Брета Гарта также есть рассказ на сходную тему.

Для своего времени «Дилижанс» был весьма необычным вестерном. Традиционные для жанра сцены погонь и перестрелок были уравновешены зарисовками типажей, населявших фронтир в середине XIX века. Психологическая проработка персонажей придала фильму «низкого» жанра респектабельное сходство с экранизациями литературной классики XIX века, между которыми в Голливуде 1930-х гг. было принято распределять наиболее престижные кинонаграды[5]. Характерный актёр Томас Митчелл за роль хмельного доктора был даже удостоен «Оскара».

Тесный мирок дилижанса позволяет авторам фильма в традициях критического реализма прошлого столетия дать срез американского общества изображаемой эпохи[6], а заодно противопоставить фальшивость представителей «цивилизации» бескрайним пейзажам вольных прерий[5]. Как пишет Михаил Трофименков, в своей приверженности к готовым типажам фильм напоминает «трагедию масок», где «действуют не люди, а архетипы: Леди, Ковбой вне закона, Падшая, Игрок, Доктор-пьяница»[7]. Впоследствии представители «новой волны» критиковали «Дилижанс» именно за эту несколько архаичную литературность[6].

В ролях

В фильме заняты многие из актёров неофициальной труппы Джона Форда, которые появляются и в других фильмах этого режиссёра.

Подготовка к съёмкам

«Дилижанс» не характерен для студийной эпохи в том отношении, что изначально представлял собой авторский проект «короля вестерна» Джона Форда, который ко времени начала съёмок почти десятилетие работал в других киножанрах[8]. В рассказе Хейкокса он увидел возможность вернуть вестерну утраченный лоск вдумчивого и «качественного» жанра. Для этого нужно было заручиться соответствующим бюджетом, что было непросто, так как вестерны того времени проходили в крупных студиях по разряду малобюджетных приключенческих фильмов.

Выкупив права на экранизацию рассказа и поручив написание сценария Николсу, Форд ещё в 1937 г. попытался заинтересовать проектом Дэвида Селзника[9]. Из-за его занятости производством «Унесённых ветром» и задержек с началом съёмок Форд перешёл на другую независимую студию, принадлежавшую Вальтеру Вангеру. Последний настаивал на том, чтобы главные роли сыграли признанные звёзды Гэри Купер и Марлен Дитрих, однако Форд наотрез отказался идти на уступки. В роли Ринго он видел только Джона Уэйна, который перестал считаться перспективным актёром из-за провала вестерна «Большая тропа» (1930).

После переговоров с Фордом студия Вангера всё-таки дала проекту «зелёный свет», хотя и ощутимо урезала его финансирование. При этом Форду было поставлено условие, что на всех афишах крупным шрифтом будет указан не малоизвестный Уэйн, а популярная в те годы актриса Клер Тревор. Приняв это условие, режиссёр представил Уэйна (своего давнего протеже и друга) на киноэкране позже остальных актёров, и притом в предельно эффектной манере[9]. Некоторые из характерных актёров перекочевали в «Дилижанс» из предыдущего фильма Форда, «Ураган» (где группе людей также грозит неминуемая катастрофа).

Съёмки фильма

По наблюдению киноведа Дейва Кера, центральная тема движения к свободе (от лицемерной западной цивилизации к бескрайним просторам неосвоенного континента) выявлена создателями фильма через «визуальное противопоставление клаустрофобии интерьеров (повозка, станции) шири долины Монументов»[6]. В эпоху, когда в большинстве студийных фильмов использовались рисованные ландшафтные задники, природные фоны американских прерий придавали картине Форда достоверность, а кадру — непривычную глубину[5]. Форд настаивал на том, чтобы интерьеры снимались в крохотных помещениях с настоящими потолками (в студийных помещениях потолков не было), поэтому оператору приходилось освещать сцены мощными прожекторами из окон и дверей[9].

Сцены погони индейцев за дилижансом (и особенно прыжки человека с одной запряженной в дилижанс лошади на другую) являются уникальными для своего времени. В этих сценах Джона Уэйна дублирует каскадёр Якима Кэнутт, серьёзно напугавший режиссёра падением с лошади во время совершения знаменитого прыжка[9].

Прокат и последующая судьба

Тысячи фильмов последовали по дороге, проторенной «Дилижансом», но никому не удалось усовершенствовать его формулу.

allmovie[1]

Как и другие вангеровские фильмы, «Дилижанс» вышел в прокат под эгидой United Artists и неожиданно принёс студии солидные кассовые сборы. Для домашнего просмотра «Дилижанс» долгое время был доступен только в копиях низкого качества. В 2010 г. после цифровой (компьютерной) реставрации «Дилижанс» вышел на DVD в рамках проекта Criterion Collection[10]. При реставрации за основу была принята плёнка, найденная в личной коллекции Джона Уэйна.

«Дилижанс» стал вехой в развитии жанра вестерна и чтимым образцом жанра на десятилетия вперёд. Его принято считать первым вестерном классического типа[11]. Форду удалось вывести вестерн из разряда дешёвой приключенческой «киномакулатуры» в число респектабельных жанров[5], претендующих на обобщения по поводу исторического развития Америки. Именно участие в фильме «Дилижанс» сделало Джона Уэйна «лицом» вестерна и звездой американского кино. Орсон Уэллс утверждал, что научился снимать кино, более чем 40 раз пересмотрев «Дилижанс»[5]; этот фильм Форда также особенно выделяют Ингмар Бергман и Умберто Эко[12].

Награды и номинации

  • 1940 — две премии «Оскар»: лучший актёр второго плана (Томас Митчелл), лучшая запись музыки
  • 1940 — 5 номинаций на премию «Оскар»: лучший фильм, лучший режиссёр (Джон Форд), лучшая операторская работа (Берт Гленнон), лучший монтаж (Ото Ловеринг, Дороти Спенсер), лучшая работа художника (Александр Толубов)
  • 1995 — фильм помещен в Национальный реестр фильмов

Ремейки

Напишите отзыв о статье "Дилижанс (фильм)"

Примечания

  1. 1 2 [www.allmovie.com/movie/stagecoach-v46399 Stagecoach — Trailers, Reviews, Synopsis, Showtimes and Cast — AllMovie]
  2. В литературном первоисточнике Ринго не беглый преступник, а вполне благопорядочный гражданин.
  3. assets.cambridge.org/97805217/93315/sample/9780521793315ws.pdf
  4. Во французской новелле, как и в фильме Форда, пассажиры дилижанса охарактеризованы через призму своего отношения к женщине лёгкого поведения.
  5. 1 2 3 4 5 [www.allmovie.com/movie/stagecoach-v46399/review Stagecoach — Review — AllMovie]
  6. 1 2 3 [www.chicagoreader.com/chicago/stagecoach/Film?oid=1073466 Stagecoach | Chicago Reader]
  7. [www.kommersant.ru/doc/1572754/ Ъ-Власть — Вестерн и его братья]
  8. После наступления эпохи звукового кино возиться с микрофонами и изображать прерии в малореалистичных студийных декорациях Лос-Анджелеса он считал ниже своего достоинства.
  9. 1 2 3 4 [www.criterion.com/current/posts/1472-stagecoach-taking-the-stage Stagecoach: Taking the Stage — From the Current — The Criterion Collection]
  10. [www.criterion.com/films/980-stagecoach Stagecoach (1939) — The Criterion Collection]
  11. [www.timeout.com/film/reviews/75226/stagecoach.html Stagecoach Review. Movie Reviews — Film — Time Out London]
  12. [www.novayagazeta.ru/arts/60879.html Умберто ЭКО: «…Именно о нас, о том, что с нами может случиться» — Культура — Новая Газета]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дилижанс (фильм)

Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.