Золотой дом Нерона

Достопримечательность
«Золотой дом» Нерона Domus Aurea
Зал в открытой для публики части дворца
Страна	Италия
Автор проекта	Север и Целер
Строительство	64 год н. э.—68 год н. э. годы
Известные насельники	Нерон
Состояние	руины и подземные помещения

«Золотой дом» Нерона (лат. Domus Aurea) — дворцово-парковый комплекс в Риме, начатый постройкой после разрушительного пожара 64 года н. э. Это крупнейшая по площади городская резиденция монарха, когда-либо существовавшая в Европе, однако уступающая в площади Запретному городу в Пекине. После гибели Нерона в 68 году недостроенный дворец был заброшен, при Тите сгорел; его территория была вновь открыта публике и застроена общественными зданиями (Колизей, форум и термы Траяна, Триумфальная арка Тита, Базилика Максенция и др.).

Расположение

Римский пожар 64 года расчистил в городе обширные пространства, прилегавшие к Палатинскому холму, центру империи (arx imperii), некогда — месту жительства легендарных царей Рима. Первым цезарем, построившим свой, пока ещё скромный, дворец на склонах Палатина, был Август (первое десятилетие до н. э.). Тиберий, когда жил в Риме, обитал во дворце Августа, и, вероятно, расширил его. В четвёртом десятилетии н. э. Калигула выстроил на Палатине новый дворец, соединённый с Форумом высоким деревянным мостом, «чтобы ходить в гости к Юпитеру». Нерон, по словам А. В. Амфитеатрова, «нашёл Палатин уже застроенным и не дающим волю его творческой фантазии… не застраивать же было ему единственную пустующую часть холма — area Palatina — традиционное место свиданий государей с приветствующим их народом.». Он начал с постройки «проходного дворца» (domus transitoria), дворца-пассажа, соединявшего в низине Палатинский и Эсквилинский холмы. До 64 года планы постройки обширной виллы внутри города, а, возможно, и полной реконструкции Рима, не могли быть реализованы: пришлось бы пойти против вековой традиции и снести десятки храмов и монументов, что даже Нерону было не по силам. Пожар 64 года снял это препятствие.

Использовав постигшее родину несчастье, Нерон построил себе дворец, вызывавший всеобщее изумление не столько обилием пошедших на его отделку драгоценных камней и золота — в этом не было ничего необычного, так как роскошь ввела их в широкое употребление, — сколько лугами, прудами, разбросанными, словно в сельском уединении, тут лесами, там пустошами, с которых открывались далекие виды, что было выполнено под наблюдением и по планам Севера и Целера, наделенных изобретательностью и смелостью в попытках посредством искусства добиться того, в чем отказала природа, и в расточении казны принцепса…
Тацит, Анналы, кн. XV ст. 42, в переводе А. С. Бобовича

Планы Севера и Целера не сохранились; современные историки оценивают площадь дворца от 40 до 120 га. Территория его захватывала Палатин, Эсквилин, склоны Квиринала и Целия, и низину между ними, где впоследствии был построен Колизей. «Прикидывая этот путь к петербургским расстояниям, мы получаем территорию от Сенатской площади до института путей сообщений, оттуда к Аничкову мосту и от него к Троицкому мосту. Для Парижа это Лувр, Тюльери и Елисейские поля, вместе взятые. Словом, целый маленький мир». Захват земель Нероном породил эпиграмму:

Roma domus fiet: Veios migrate Quirite
Si non et Veios occupat ista domus

Рим отныне дворец. Отправляйтесь же в Вейи, квириты,
Если и Вейи уже этим не стали дворцом

Дворец

Ядром нероновой виллы стал собственно дворец, руины которого сегодня доступны для посетителей в парке Траяна, к северо-востоку от Колизея. Золотым он был назван из-за позолоченного купола (впервые в Риме применённого в частной, а не храмовой, постройке). Вероятно, это был единственный из запланированных дворцов, завершённых до смерти Нерона.

Прихожая в нем была такой высоты, что в ней стояла колоссальная статуя императора высотой 36 метров; площадь его была такова, что тройной портик по сторонам был длиной более 1,5 км; внутри был пруд, подобный морю, окруженный строениями, подобными городам, а затем — поля, пестреющие пашнями, пастбищами, лесами и виноградниками, и на них — множество домашней скотины и диких зверей… в обеденных палатах потолки были штучные, с поворотными плитами, чтобы рассыпать цветы, с отверстьями, чтобы рассеивать ароматы; главная палата была круглая и днем и ночью безостановочно вращалась вслед небосводу; в банях текли соленые и серные воды. И когда такой дворец был закончен и освящен, Нерон только и сказал ему в похвалу, что теперь, наконец, он будет жить по-человечески
Светоний, Жизнь двенадцати цезарей, Нерон, ст.31

Описание Светония, составленное спустя полвека после гибели Нерона и его дворца, указывает на две особенности, подтверждённые археологами. Целер и Север, впервые в Риме, украсили мозаикой не только стены, но и потолки (своды). Впоследствии, мозаики на куполах станут массово применяться в византийском храмостроительстве. Главный круглый зал был оснащён ложным внутренним куполом, который вращался рабами для услаждения гостей цезаря. Плиний Старший, современник Нерона, рассказал о судьбе Фабулла, талантливого художника: почти все его работы оказались сосредоточены во дворце Нерона («темницей его искусства был Золотой Дом») и погибли вместе с ним.

Колосс

Вопреки утверждению Светония, сооружённая греком Зенодором статуя Нерона (Colossus Neronis, Колосс Нерона) стояла не под куполом, а вне здания, на границе дворца и города, лишь окружённая портиком. Высота её оценивается от 30 (Плиний) до 36 (Светоний) метров. После смерти Нерона Веспасиан приказал изменить лик статуи, дабы она олицетворяла бога Солнца; при Адриане (в царствование которого Светоний написал «Жизнь двенадцати цезарей») её перенесли на новое место, к амфитеатру Флавиев; по имени Колосса амфитеатр получил современное название — Колизей. Коммод заменил божественный лик колосса - собственным.. Фундаменты статуи были разобраны лишь в 1936 году.

Разрушение

Отон, правивший всего три месяца, выделил на достройку дворца 50 миллионов сестерциев. Флавии, преемники Нерона и Отона, тяготились доставшимся им дворцом-виллой. Очередной пожар при Тите, бушевавший три дня и три ночи, дали повод к разборке дворца и полной перепланировке территории: «При пожаре столицы он (Тит) воскликнул: „Все убытки — мои!“ — и все убранство своих усадеб отдал на восстановление построек и храмов, а для скорейшего совершения работ поручил их нескольким распорядителям из всаднического сословия». На землях Золотого дворца Флавии построили новый форум, термы, амфитеатр; отдалённые участки отошли под частную застройку. При этом низменности были засыпаны землёй и спланированы; под этими завалами сохранились в неприкосновенности дошедшие до нас залы дворца.

Современность

Законсервированные временем подземные залы были случайно вскрыты в XV веке. Фрески, хорошо сохранившиеся до того времени, под действием влаги начали разрушаться. Считается, что обвалы потолков дворца в XX веке произошли из-за дождей.

В 1999 году, после двадцати лет реставрации, помещения дворца в парке Траяна (район Монти, вблизи Колизея) были открыты для посетителей (только организованные экскурсии). В 2005 году по соображениям безопасности комплекс вновь закрыли, и после проведения неотложных работ он открылся в феврале 2007 года.

30 марта 2010 года в ходе реконструкции обрушилась большая часть потолка.

Ссылки

• [psylib.org.ua/books/alfav.htm Античные источники на psylib.org.ua]
• [ancientrome.ru/antlitr/index.htm Античные источники на ancientrome.ru]

Отрывок, характеризующий Золотой дом Нерона

Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.