Идрия

Запрос «Идрия» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Город Идрия словен. Idrija Страна СловенияСловения Регион ГоришкаГоришка Координаты 46°00′04″ с. ш. 14°01′19″ в. д.46.0013167° с. ш. 14.0221083° в. д. / 46.0013167; 14.0221083    Площадь 13,1 км² Население 5878 человек (2002) Часовой пояс UTC+1

Идрия (Idrija, Idria) — шахтёрский город, административный центр муниципалитета с тем же именем. Он находится в северо-западной части Словении, 60 км от Любляны.

Современный город возник в начале XVI века, после того, как местный крестьянин, поднимая ведро из колодца, заметил непривычную тяжесть и поблёскивание в воде: как оказалось, это была ртуть. Через некоторое время ртутные прииски Идрии стали составлять конкуренцию испанским приискам в Альмадене. Идрия являлась второй крупнейшой шахтой в мире (первое место занял Альмаден), в которой добывалось 13 % мирового количества ртути.

В 2010 году был создан Геопарк Идрия, представляющий богатое геологическое наследие Идрии. Геопарк имеет большое международное значение и был принят в сеть геопарков Юнеско.

В 2012 году ртутные копи Альмадена и Идрии с сопутствующей многовековой промышленной инфраструктурой были признаны ЮНЕСКО достоянием всего человечества как уникальное свидетельство эволюции горнорудного дела на протяжении 450 лет.

Идрия известна также своими кружевами и идрийскими жликрофами — традициональным блюдом Идрии.

История

Идрия во многом обязана именно немецким шахтёрам в своём становлением как город и административный центр. Возможно, топонима «Идрия» вообще не было бы, если бы в конце XV века на её территории не открыли бы богатого месторождения ртути; можно предположить, что от латинского слова «Hydrargyrum» — ртуть произошло нарицательное Гидраргия, Гидрия или Идрия, то есть как бы «город живого серебра» (по словенски «ртуть» будет živo srebro). Раньше там были только отдельные фермы, и только в 1500 году впервые зафиксировано упоминание месторождения руды. Местные легенды гласят, что в Шкоцянских пещерах, где протекает Ре́ке (Подземная Река Крайны) водятся «гидры» от слова hydrargyrum, их описывают как Лернейскую гидру, по слухам, гидры из подземных пещер похищают стариков и превращают людей в ворон, отравляют воду в колодцах. Последнее обстоятельство немаловажно, так как жители этой местности ранее не знали о месторождениях ртути и погибали от отравления рудой; в связи с этим, немецкие шахтеры на месте открытия руды построили часовню (и позже [www.dedi.si/dediscina/471-cerkev-sv-trojice-v-idriji Церковь Святой Троицы]), дабы молиться за местных жителей, чтобы Господь исцелял их и укреплял их здоровье, все понимали, что руда в скором времени может привести к отравлению, потому страх смерти побуждал к религиозности. Вскоре там населились первые немецкие, итальянские и чешские шахтёры. Но большого месторождения ртути не нашли до 22. июня 1508 года, когда была открыта большая ртутная жила. Из-за важности этого события в этот день отмечается День Идрии, а Святой Акакий, который именно в этот день празднует именины, стал покровителем идрийских шахтёров. В период с 1522 года по 1533 год был построен замок Геверкенег, в котором находились администрация шахты и склады ртути.

Объём продукции в шахте постепенно увеличивался на протяжении всего 16. века, но из-за споров частных владельцев не было инвестиций и дальнейшего развития. В 1575 году шахта перешла во владение дворянской семьи Габсбургов из Вены, что привело к развитию и модернизации шахты. В 17. веке Идрия официально стала городом. Доходы идрийской шахты покрывали 5 % расходов австрийского бюджета. Шахта расширялась и модернизировалась, годовой оборот шахты составлял 600—700 тонн ртути, а в шахте работало 1350 человек. В конце 18. века Идрия стала вторым крупнейшим городом в Крайне (первое место занимала Любляна). В это время были построены новые здания театра и зернохранилища. В конце 18. века в Идрии проживало 3600 жителей. В 19. веке и до первой мировой войны шахта являлась одной из крупнейших государственных предприятий в Австро-Венгрии. Во время первой мировой войны и итальянской оккупации (1918—1943) производство снизилось, ещё хуже было во время немецкой оккупации (1943—1945).

После войны шахта была модернизирована в последний раз. Последний «золотой век» шахты начался в 60 годах, когда цены ртути на мировых рынках достигли самого высокого уровня. Но в середине 70-х на рынке ртути начался кризис. Ртуть, использующуюся в областях амальгамации, медицины, военной промышленности, электропромышленности, промышленности йода, хлора и красок, а также в науке, постепенно заменяли более экологически чистыми материалами. Когда в 1977 году шахта временно прекратила производство, это привело к большим изменениям в жизни людей, работающих в шахте, а также всего муниципалитета Идрии. Так как цены на ртуть не повысились, в 1987 году шахту навсегда закрыли.1

В Идрии за 500 лет выкопали более 700 км штолен и добыли 13 % всей мировой продукции ртути до сегодняшнего дня — 107.000 тонн. Таким образом Идрия является второй крупнейшой шахтой по добыче ртути в мире.

Экономика

Ещё до Второй Мировой войны Идрия была исключительно шахтёрским городом. Шахта являлась основным предприятием и все другие деятельности были связаны с развитием шахты. Женщины обычно не работали. Они заботились о семье и доме и плели на коклюшках. Из-за близости лесных массивов в городе успешно действовало также государственное лесное предприятие.

Первые годы после второй мировой войны были посвящены обновлению. После восстановления Идрии, хотя и довольно поздно, началась индустриализация. В 1963 году в Идрии возникло предприятие Коллектор. Когда в 1977 году шахта прекратила производство, в Идрии было уже несколько предприятий, которые могли принять рабочих, уволенных с работы в шахте.

Сегодня самыми большими предприятиями и заводами в Идрии являются Хидрия и Колектор. Из-за развитой промышленности в Идрии очень малая безработица. В 2010 году среди активных жителей муниципалитета было только 5,7 % зарегистрированных людей без работы.

Транспорт

Через город проходит главная магистраль номер 102, которая соединяет Логатец (и центральную часть Словении) с Толмином и Бовцем. Идрия находится в 60-ти км от Любляны.

Культура

Шахта в Идрии помогла в развитии образовательных и культурных учреждений. Шахтёрство способствовало появлению кружева в городе. В 1901 году в Идрии было основано первое словенское реальное училище, сегодня Гимназия Юрия Веги.

В Идрии сохранилось самое старое здание для театральной деятельности на территории Словении, построенное в 1769 году. С 1953 года в Идрии действует городской музей, находящийся в замке Геверкенег. В музее представлена 500-летняя история Идрии и шахты ртути. Большое внимание уделено идрийскому кружеву и истории 20. века. Можно также посетить вход в штольню Франчишки, камшт и дом шахтёра. В 90-х годах был открыт шахтёрский музей Антониев ров, который даёт возможность осмотреть бывшую шахту.

Военный музей представляет военную историю с 1900 по 1991 год, включает в себя первую и вторую мировые войны и войну за независимость Словении. В музее представлены оригинальные экспонаты: снаряжение военных, униформы, шапки, шлемы и ордена.

В Идрии находятся 3 галереи, в которых размещены временные выставки: Галерея Николая Пирната в замке Геверкенег, Галерея Святой Варвары в крипте бывшей церкви Святой Варвары и Галерея У чёрного орла на главной площади. В 1665 году в Идрии был создан один из старейших духовых оркестров в Европе.

Идрийские кружева

Идрийское кружево — важная часть словенского культурного наследия. Кружево в Идрии началось развиваться в конце 17 века, когда женщины потеряли работу в шахте. В 1876 году была создана школа кружева под управлением Иванки Ферянчич. В Идрии каждый год устраивают фестиваль идрийского кружева, который обычно проводится во второй половине июня, одновременно с праздником Идрии, который отмечают 22 июня.

Для идрийского кружева характерна техника «рис» — лента, выполняется традиционно 6-8 парами коклюшек. Используется широкая лента (široki ris), бытовавшая в период Австровенгерской Монархии и узкая лента (ozki ris), которая развилась под итальянским влиянием после Первой Мировой войны.

Кулинария

В Идрии есть несколько типичных блюд. Знаменитые идрийские жликрофи, приготовленные из теста и наполненные начинкой из картошки, составляют традиционное угощение праздничного стола, которое часто присутствует в меню государственных мероприятий. Обычно они подаются с бакалцой — «соусом», как говорят в Словении, или рагу (если говорить по-русски) из молодой баранины и свежих овощей. Другие типичные блюда — зельшевка, оцвирковца, смукавц и штрукли.

Спорт

Идрия предоставляет несколько возможностей для отдыха и развлечения. В летних месяцах очень популярная долина реки Идрийцы, где также возможно купаться. Регион подходящий для всех любителей охоты и рыбалки, а также грибников и собирателей трав.

Через Идрию проходит дорога веломарафона Франя. Уже несколько лет организованы гонки ралли, проходящие по улицам города и технически сложных скоростных этапах вокруг Идрии.

Архитектура

• Антониев ров:
  • самый старый вход в шахту в Идрии и один из старейших в Европе. Назван был в честь святого Антония Падуанского, защитника от стихийних бедств. С 1994 переустроен для туристических осмотров. Шахтёры начали копать штольню в 1500 году. 300-метровую штольню шахтёры использовали почти 500 лет для входа и выхода из шахты. В конце 18 века была в нём поставлена часовня Святой Троицы, а несколько лет позже были добавлены ещё изображения святой Варвары и святого Акакия, которые являлись покровителями идрийских шахтёров. В 1994 году Антониев ров был открыт для туристического осмотра. В штольне представлены ручное копание, нагрузка и транспорт руды. Представлен также рудничный гном Брекмандлц, который по легенде появлялся перед шахтёрами, помогал им а иногда и мешал.

• Замок Геверкенег — построен в 16 веке для администрации шахты и складирования ртути. Сегодня в нём находится городской музей, который в 1997 году был признан лучшим европейским музеем промышленного и технического наследия.

• Здание бывшей начальной школы было после возведения в 1876 году одно из самых больших школьных зданий на территории Словении. Сегодня в нём находится школа плетения кружева и постоянная экспозиция идрийского кружева.

• Первое словенское реальное училище, сегодня Гимназия имени Юрия Веги — первая средняя школа с обучением на словенском языке на территории сегодняшней Словении.
• Идрийская камшт (1790) — самое большое водяное колесо в Европе. Оно приводило в движение насос, вычерпывающий воду из шахты.
• Дом шахтёра из второй половины 18 века представляет типичное жилище бывших шахтёрских семей.
• Вход в штольню Франчишке- где теперь находится технический отдел городского музея Идрии и где выставлены шахтёрские станки и приборы с конца 19. века.
• «Магазин», построен в 1769 году, являлся шахтёрским складом, где хранили зерно и раздавали его шахтёрам.
• Здание театра, построенное в то же время что и «Магазин», известное как самое старое здание для театральной деятельности на территории Словении. В настоящее время оно перестроено в кинотеатр.
• Ратуша, построенная в стиле сецессиона в 1898 году. На 500-летие шахты и города местные художники украсили её преддверие и конференц-зал в технике сграффито.
• Церковь Святой Троицы, самая старая церковь в Идрии, построена в 1500 году на месте, где местный крестьянин в 1490 нашёл ртуть.

Юнеско

В 2012 году Комитет Всемирного наследия на конференции в Санкт-Петербурге добавил в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО номинацию Словении и Испании «Наследие ртути: Альмаден и Идрия». Это техническое наследие, связано с рудными месторождениями в двух шахтёрских городах в Альмадене и Идрии, где ещё недавно действовали две крупнейшие шахты ртути в мире.

Ртуть из этих шахт использовалась для амальгамации в южноамериканских шахтах серебра и золота.

В Список добавлено наследие из Идрии, которое включает в себя: Антониев ров, замок Геверкенегг, штольню Франчишке, камшт, плавильню, клавже, зернохранилище и театральное здание, дом шахтёра, старый городской центр.

Ссылки

• [idrija.si/ Официальный сайт]
• [www.geopark-idrija.si/en/ Геопарк Идрия (по-английски)]
• [www.idrija-turizem.si/en Туристический портал города] (по-английски)
• [www.festivalidrijskecipke.si/en/ Фестиваль идрийского кружева (по-английски)]
• [www.muzej-idrija-cerkno.si/index.php/en.html Городской музей Идрия (по-английски)]

Отрывок, характеризующий Идрия

Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.