Антоний Падуанский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антоний Падуанский

Анто́ний Падуа́нский (лат. Antonius Patavinus, итал. Sant'Antonio di Padova, порт. Santo António de Lisboa; 15 августа 1195, Лиссабон — 13 июня 1231, Падуя) Фернандо де Буйон (Фернанду де Бульойньш, порт. Fernando de Bulhões) — католический святой, проповедник, один из самых знаменитых францисканцев.





Биография

Будущий великий святой родился в 1195 году в семье знатного лиссабонского рыцаря Мартина де Буйона. При крещении мальчик получил имя Фернандо. Мальчик рос живым и непоседливым, и отец не сомневался, что он пойдёт по его стопам и выберет рыцарскую стезю. Но в юном возрасте Фернандо принял решение стать монахом и поступил в лиссабонский монастырь святого Викентия, принадлежавший ордену регулярных каноников (ветвь августинцев).

Через несколько лет молодой монах разочаровался в затворнической монастырской жизни. Гибель его отца в битве с маврами при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 году, а также мученическая смерть в Марокко пятерых францисканцев, с которыми Фернандо познакомился, когда они проезжали через Лиссабон, вызвали в нём горячее желание проповедовать Евангелие. В глубине души он мечтал о мученическом венце, полагая, что не может быть прекраснее смерти, чем смерть за веру.

В 1220 году Фернандо покинул орден регулярных каноников и стал францисканцем, приняв монашеское имя Антоний.

В том же году он предпринял попытку осуществить свою мечту и в сопровождении францисканца по имени Филипп отправился в Марокко чтобы проповедовать христианство мусульманам. Однако тяжёлая болезнь, настигшая Антония в Африке, заставила их отказаться от своих планов и вернуться в Европу. Во время возвращения корабль попал в жестокий шторм, и был, в конце концов, прибит к берегам Сицилии. Антоний увидел в этом Божью волю и решил остаться в Италии. До самой смерти он больше не увидел родины.

Из Сицилии Антоний направился на генеральный капитул ордена францисканцев, где познакомился с основателем ордена святым Франциском Ассизским. После капитула Антоний по его просьбе был отправлен в удалённый монастырь Монте-Паоло неподалеку от города Форли, где он вёл ничем не примечательную тихую жизнь, как наконец однажды на празднике в Форли он, к удивлению всех и к своему собственному изумлению, победил в дружеском соревновании всех выдающихся ораторов, как своего ордена, так и доминиканского.

Вскоре его послали учиться к знаменитому богослову Фоме Галлону, а после окончания занятий Антоний сам стал преподавать богословие в университете Болоньи.

На очередном капитуле ордена Франциск Ассизский поручил Антонию проповедовать в городах северной Италии, охваченной ересью катаров.

Антоний отправился прямо в Римини, город, где у катаров было больше всего сторонников. Пламенные проповеди Антония и совершённые им чудеса быстро возвратили город в лоно Церкви, после чего святой продолжил свою проповедническую деятельность среди еретиков уже на юге Франции. Проповедь св. Антония была успешной даже в Тулузе, городе, принадлежавшему лидеру альбигойцев Раймону Тулузскому.

В 1224 году Антоний стал настоятелем францисканского монастыря около города Ле-Пюи. Слава о его проповеди, чудесах и добродетельной жизни становилась всё шире, его называли «Светоч ордена». На очередном капитуле Антоний был избран провинциалом южной Франции, затем он посетил Сицилию, где основал несколько новых монастырей, а затем его избрали провинциалом Северной Италии, где было неспокойно — гвельфы боролись с гибеллинами, князья-самодуры воевали друг с другом или разбойничали на дорогах.

Понадобилась вся сила ораторского таланта св. Антония и кропотливая работа его собратьев, чтобы привести людей к миру. Самый кровавый тиран Италии Эццелино да Романо был настолько потрясён смелостью святого, который в одиночку пришёл к нему в замок, что отпустил пленников, заключённых в замке.

Папа Григорий IX предложил Антонию почётный пост в Римской курии, но святой отказался. Его последние годы жизни прошли в Падуе.

После смерти

Святой Антоний был канонизирован почти сразу после смерти — в 1232 году.

В 1263 году его мощи были перенесены в великолепную базилику Святого Антония, которую жители Падуи построили в честь святого. При этом оказалось, что язык и голосовые связки великого проповедника остались в целости и сохранности.

16 января 1946 года папа Пий XII провозгласил святого Антония Падуанского Учителем Церкви.

13 июня 2014 года ученые из университета Падуанского музея антропологии, Антонианского Центра исследований, а также группа 3D-технологов представили воссозданный образ головы св. Антония Падуанского[1].

Почитание

Святой Антоний считается покровителем Лиссабона и Падуи. В его честь назван город Сан-Антонио в США. Также он считается покровителем бедных и путешествующих. К святому Антонию обращаются как к помощнику в обретении утраченных ценностей. С конца XIX века распространился обычай называть пожертвования на бедных, собранные в церкви — «хлеб святого Антония».

Святого Антония считали своим покровителем многочисленные церковные братства. Существует небольшая монашеская женская конгрегация — «сёстры святого Антония», занимающаяся благотворительной деятельностью.

Память святого Антония в Католической церкви — 13 июня.

Иконография

Картины, посвященные святому Антонию, как правило, отражают события его жизни, главным образом, совершённые им чудеса: проповедь рыбам (Веронезе), явление младенца Иисуса (Мурильо и Ван Дейк), чудо с ослом, вставшим на колени перед Святыми Дарами («Чудо св. Антония», неизвестный фламандский художник XVI века), Джотто изобразил св. Антония во время проповеди. Картины о святом Антонии есть также у Сурбарана, Тициана и других великих художников.

См. также

Напишите отзыв о статье "Антоний Падуанский"

Ссылки

Примечания

  1. [katolik.ru/mir/119381-uchenye-s-pomoshchyu-3d-tekhnologij-vossozdali-golovu-sv-antoniya-paduanskogo-video.html Ученые с помощью 3D-технологий воссоздали голову св. Антония Падуанского (ВИДЕО)]

Отрывок, характеризующий Антоний Падуанский

Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.