История китайской армии

История китайской армии может быть прослежена приблизительно с 2200 г. до н. э.. На её развитие значительное влияние оказали намады.

Ранние китайские вооружённые формирования использовали колесницы и бронзовое оружие. Они были незначительны по численности и отличались плохой боеспособностью. В период Сражающихся царств одновременно с образованием централизованного государства произошло значительное усиление армии, появление железного оружия, самострелов и кавалерии. Ханьская империя держала многочисленную армию, которая, однако, часто терпела поражения от кочевников. Её распад мотивировал военное усиление конкурировавших государств на китайской территории, как китайских, так и «варварских». Эп. Тан, состоявшая в многообразных контактах с некитайскими государствами, стала кульминацией военной мощи имперского Китая, однако эта мощь привела к распаду самой империи, её породившей. Как следствие, в период Сун армия была ослаблена из-за подозрительного отношения к ней государства, что способствовало быстрому завоеванию Китая монголами в XIII веке. С тех пор китайская армия оставалась ослабленной, хотя монгольская династия была в свою очередь свергнута в XIV веке. В XVII веке Китай был завоёван маньчжурами, основавшими династию Цин; военная организация некитайского происхождения стала организационным принципом всего административного уклада империи. Несмотря на это, «золотой век Цин» (долгий период стабильности) привел к потере военной мощи и технологическому застою. В XIX веке конфликты с европейскими государствами и модернизированной Японией стали одним из ключевых факторов распада Китайской империи.

История

Ранняя история (2100—479 г. до н. э.)

Ранние китайские армии были небольшими по численности. Они набирались из крестьян, зависимых от царя или феодала, и были довольно плохо снабжены. Ядро войск составляли боевые колесницы, а основную массу — пехота. Воины были вооружены бронзовым оружием, но плохо обучены. Не было и упорядоченного снабжения армии во время походов, поэтому нередко приходилось возвращать войска, отказываясь от завоеваний.

Несмотря на недостатки, эти армии позволили расширить границы Китая на севере, одержать ряд побед над дунху на востоке и юге и защитить западные границы от набегов сижунов. После распада династии Чжоу, в 771 г. до н. э. сижуны захватили столицу Китая Гаоцзин, и страна распалась на множество отдельных государств. Частые междоусобные войны привели к росту боеспособности их войск и появлению профессиональных армий.

Период Сражающихся царств (479—221 г. до н. э.)

Мелкие государства, на которые распался Китай, объединились, составив несколько крупных централизованных государств. Было уменьшено влияние аристократии, и командующие войсками стали назначаться с учётом их заслуг, а не происхождения. Получает распространение новое, железное оружие, и самострелы. Всё это привело к созданию многочисленных профессиональных постоянных армий и организации их снабжения. В результате возникла централизованная военная система, в которой армии находились под командованием профессиональных генералов, подотчётных царю.

В этот период в Китае появился новый род войск — конница. Первое упоминание о ней относится к битве при Малин (342 г. до н. э.), в которой вэйский генерал Пан Цзюань с отрядом конницы численностью до 5000 попал в засаду лучников Ци. В 307 г. до н. э. царь Улин-ван (Чжао) приказал использовать кочевническое снаряжение для обучения своих конных лучников.

Династии Цинь и Хань (221 г. до н. э. — 184 г. н. э.)

В 221 г. до н. э. Китай был объединён в империю Цинь, которая через 15 лет стала империей Хань. Китай столкнулся с новой угрозой — кочевниками хунну на севере, для защиты от которых была построена Великая Китайская стена. На юге же велась завоевательная политика, в результате которой площадь страны была увеличена почти вдвое.

Конница в этот период приобретает всё более важное значение, что было связано с влиянием кочевников. Император У-ди начал походы против хунну, сумел одержать над ними победу и завоевать многие северные земли. Китайские войска должны были охранять новые территории от вражеских вторжений и от восстаний покорённых народов — таких, как цян, сяньби и хунну.

Если в Цинь производились наборы людей на военную службу, то в Восточной Хань значительную часть армии составляли добровольцы и за определённую плату службы можно было избежать. Дававшие правительству запасы, коней или рабов также освобождались от службы.

Династии Вэй и Цзинь (304—184 г. н. э.)

В конце периода Хань произошли массовые крестьянские восстания, которые были подавлены местными правителями. Они воспользовались этим для создания собственных армий. В результате централизованная армия распалась на несколько отрядов, возглавляемых местными командующими, которые боролись друг с другом за власть до тех пор, пока под командованием Цао Цао не была объединена основная часть северного Китая, основавшего царство Вэй. Южный Китай был объединён в два царства — Шу и У. Поэтому данный период получил название Троецарствие.

По сравнению с периодом Хань, вооружённые силы царства Вэй претерпели сильные изменения. Профессия военного стала наследственной повинностью. После смерти солдата или командира должность наследовал его родственник. Провинциальные армии стали основной частью войск, а центральная армия играла роль резерва. Эта военная система сохранялась и в период Цзинь, ознаменовавшийся объединением Китая.

В эти периоды были введены некоторые новшества — например, появление стремян увеличило эффективность конницы.

Эпоха разделения (304—589 г.)

В 304 году в Китае шла гражданская война, ослабившая страну. Пользуясь этой возможностью, «варварские» народы вторглись и захватили Северный Китай, основав свои государства. К 316 году царство Цзинь потеряло все земли к северу от р. Хуанхэ. В дальнейшем вооружённые силы Северного и Южного Китая развивались своими путями.

Основной силой армии Северного Китая была конница кочевников-завоевателей. Китайцы составляли пехоту. Позднее многие государства, созданные кочевниками, были уничтожены Южным Китаем, возвратившем значительную часть территорий. Вторжение сяньби произошло в V веке, и к 468 году ими был завоёван весь Северный Китай. Они создали военную систему фубин 府兵, сформировав штабы. Каждый штаб командовал приблизительно тысячей крестьян-солдат, мобилизовывавшихся в военное время, а в мирное живших на самообеспечении на выданных им земельных участках.

В армии Южного Китая сохранялась наследственная служба. Однако там усиливалось влияние крупных феодалов, означавшее политическую нестабильность. Это не мешало одерживать южнокитайской армии крупные победы.

Династии Суй и Тан (589—907 г.)

В 581 году основатель династии Суй Ян Цзянь, свергнув правителя сяньби, становится правителем всего Северного Китая, а к 589 под своей властью объединяет Северный и Южный Китай. Армия была основана на системе фубин, введённой сяньби. Она позволила восстановить границы Китая в пределах периода Хань. В период Тан были сформированы крупные отряды тяжёлой пехоты. Основным родом войск оставалась конница. Важную роль продолжали играть арбалеты. Были основаны школы для подготовки командного состава.

Однако в период Тан государственные земли стали скупаться, и государство утратило возможность предоставлять земли крестьянам-воинам, таким образом, разрушилась система фубин. В VIII веке была предпринята попытка установить централизованную военную систему, однако она не удалась, а кризис усугубил мятеж Ань Лушаня. Он привёл к резкому усилению власти местных генералов, содержавших свои армии. В результате династия Тан пала, а местные генералы основали удельные царства.

Династия Сун (960—1279 г.)

Основатель династии Чжао Куанъинь сумел собрать крупных генералов под своё командование, централизовав государство и армию. В обмен на стабильность, они согласились принять чин генерал-губернаторов. Наследственный характер военной профессии был упразднён. Это позволило избежать восстаний. Однако это отрицательно сказалось на обороноспособности страны. Империя существовала под постоянной угрозой с Севера и Запада: эволюция некитайских племён привела к созданию крупных государств (киданьское г-во Ляо, тангутская империя Си Ся, чжурчжэньская Цзинь), вступивших в культурное и военное соперничество с Сун. Численность китайской армии для защиты от них была значительно увеличена и, по мнению некоторых историков, могла превзойти миллион человек. Некитайские государства с мощными кочевническими традициями обладали преимуществом в использовании кавалерии, однако Сун, опираясь на активно развивающуюся экономическую систему, стремилась поддерживать пограничный мир путём товарного обмена (данническая система чаогун) и дипломатии. Одновременно распространились новые военные технологии. К ним относилось пороховое оружие: «огненное копьё», чугунные бомбы и ракеты; был также создан постоянный военно-морской флот. Успех оборонной политики был только частичным: в 1127 империя Цзинь захватила сунскую столицу и пленила императора Хуэйцзуна. Тем не менее, династия устояла и смогла оказывать сопротивление вплоть до монгольской оккупации.

Династия Юань (1279—1368 г.)

Китайская армия была разгромлена монголами, основавшими династию Юань. Многие китайцы помогали монголам в создании и обслуживании военно-морского флота, а также служили в монгольских войсках, помогав им в дальнейшем завоевании Китая и других государств. Завоеватели не только частично переняли военный опыт Китая, но и сами оказали на него влияние. Они стали использовать пороховое оружие; а в исламском мире познакомились с требушетами, которые применили в Китае.

Династия Мин (1368—1662 г.)

После периода повстанческих войн, к 1368 году монгольская династия Юань была свергнута. Новое правительство старалось создать регулярную армию, способную противостоять вражеским набегам. В царствие Юнлэ территория Китая расширилась за счёт новых завоеваний, также были совершены морские экспедиции в Юго-восточную Азию и Индийский океан. Особенное развитие получило пороховое, и, в частности, огнестрельное оружие (при поддержке католических миссионеров).

Была организованна новая военная система. Армия была разделена на множество подразделений «вэй», дислоцированных по границе Китая. Каждое подразделение жило на самообеспечении, занимаясь сельским хозяйством и военной подготовкой. Однако эта система оказалась неприспособленной к долговременному функционированию, к 1430-м годам от неё пришлось отказаться и вернуться к профессиональной добровольческой армии.

Китайская армия этого периода проявляла высокую боеспособность. Однако малый ледниковый период в XVII веке привёл к катастрофическому голоду, в результате которого значительная часть вооружённых сил распалась.

В 1620-х годах была составлена крупнейшая военная энциклопедия старого Китая «Убэй чжи».

Династия Цин (1662—1911 г.)

В 1645 году в Китае установилась маньчжурская династия Цин, а к 1683 завершается маньчжурское завоевание Китая. Военная система была построена по маньчжурскому образцу — Восьмизнамённой системе, в армию так же были включены китайские части, известные как войска Зелёного знамени, а также насильно зачислено большое число китайцев и корейцев. Огнестрельное оружие в Цинском Китае пришло в сильный упадок, а конница составила гораздо большую часть вооружённых сил, чем до этого.

Цинские войска успешно действовали в различных направлениях, позволили вновь присоединить большую часть Монголии и Синьцзяна, усилить контроль над Тибетом. Во второй половине XVII века они столкнулись с русскими отрядами в приграничных конфликтах. А в XIX веке произошло несколько войн с армиями европейских стран, которые показали, что цинская армия существенно проигрывает им в боеспособности. Это вынудило сформировать «новые армии» по европейским стандартам. Они состояли, преимущественно, из китайцев, и возглавлялись китайскими командирами, таким образом, их появление ослабило позиции маньчжуров. В 1911 году началась Синьхайская революция, которая привела к свержению династии Цин и образованию Китайской республики.

Философия

См. также: Китайские военные трактаты

Хотя согласно традиционной китайской философии лучшим решением конфликта является мирное урегулирование, в Китае сформировалась определённая философия войны. Было написано несколько трактатов, самым известным из которых является «Искусство войны» мыслителя Сунь-цзы. Другим известным трактатом является «Тридцать шесть стратагем». В Китае развитие получили боевые искусства.

Вооружение

Контактное оружие

Раннее оружие делалось из бронзы, в период Сражающихся царств оно начинает вытесняться железным оружием. В 1978 году в Чанше был найден железный меч, датируемый 500 годом до н. э., сделанный в период Весны и Осени.

Бронзовые кинжалы в Китае появились лишь в конце II тысячелетия и поначалу встречались редко. К середине I тысячелетия до н. э. они получают широкое распространение и разнообразие. К этому же времени удлинение клинка кинжалов привело к появлению мечей, большинство находок которых сосредоточено на территории царства Чу. Их длина составляла 60—80 см. В конце IV—III в. до н. э. длина мечей увеличивается, преимущественно на северо-востоке получают распространение железные мечи. Появляются двуручные рукояти.

Боевой топор — один из древнейших видов оружия, каменные топоры использовались ещё со времён неолита. Бронзовые навершия топоров поначалу вставлялись в пропил в рукояти; со второй половины II — начала I тысячелетия до н. э. под степным влиянием в Китае появились навершия с проушиной. Типичные топоры имели трапецевидное полотно и скруглённое лезвие, с конца II тысячелетия до н. э. появляются топоры более сложных форм. Со степным влиянием связано боевое применение кельтов в первой половине I тысячелетия до н. э..

Каменные чеканы известны на территории Китая ещё в неолитическом и энеолитическом периодах. Бронзовые чеканы гэ с ланцетовидным клювом получают широкое распространение с середины II тысячелетия до н. э.. Длина их рукояти составляла от метра до высоты человеческого роста. Появление чеканов цюй в Китае с XIII—XI в. до н. э. связано с Центральной Азией. Они отличались листовидным клювом и трубчатым проухом. Гэ и цюй широко использовались и в течение I тысячелетия до н. э., но короткодревковые чеканы постепенно выходят из употребления.

Булавы с каменными навершиями были широко распространены в неолите и эпохе ранней бронзы, после чего быстро исчезают в связи с появлением новых видов оружия. Изредка встречались бронзовые булавы, X в. до н. э. датируется бронзовый шестопёр. На северо-востоке КНР и соседних территориях были найдены каменные и бронзовые навершия булав сплющенной, дисковидной и звёздчатой формы, что свидетельствует о их применении в этом регионе в течение I тысячелетия до н. э..

Копьё является более древним оружием, чем топор. В период Инь массивные копья применялись в пехоте, а в раннем Чжоу копья иногда применялись колесничными воинами.

Начиная с конца I — начала II тысячелетия до н. э. в Китае появляется нестандартное древковое оружие. Его первыми примерами были соединения чекана и копья, чекана и топора. Также встречались двойные чеканы. К середине I тысячелетия до н. э. сформировались: шу — копьё с булавой, и цзи — наконечник которого совмещал остриё копья и выступ чекана, или же копейный наконечник насаживался отдельно. К III в. до н. э. распространяются железные цзи, наконечники увеличиваются в длину и получают более сложные и разнообразные формы. В это же время отдельные варианты цзи были взяты на вооружение конницей.

Метательное оружие

В течение всего I тысячелетия до н. э. в Китае применялись сформировавшиеся на основе местных традиций сложносоставные рефлексивные луки, достигавшие 140 см. Они составлялись из разных пород дерева, бамбука, рога, волокн. Возможно, от китайских произошли скифские луки. Китайцы с древних времём стреляли из лука «монгольским» способом, о чём свидетельствуют различные источники, в том числе — нефритовые кольца для стрельбы.

Около середины I тысячелетия до н. э. в Китае (в землях царства Чу) был изобретён самострел. Он отличался бронзовым спусковым устройством — коробке, в которой располагались зацепные зубья, совмещённые с прицельным выступом, спусковым крючком и эксцентриковой планкой. Такая система без изменений применялась в течение тысячелетия. Деревянная ложа достигала в длину 75—85 см, луковища — 75—120 см, составлялись из слоёв дерева и бамбука и обматывались волокнами и сухожилиями. Тетиву натягивали руками, лёжа на спине и упираясь ногами в кибить.

Пороховое оружие

Порох был изобретён в X в. н. э. в результате смешивания селитры, серы и древесного угля и был назван «хояо» — огненное зелье. Вскоре он получил военное применение — первым свидетельством об этом является доклад «Об основах военного дела», переданный императору Жэньцзуну своим приближённым в 1044 году. В нём упоминается 3 рецепта пороха — два первых предназначались для создания зажигательных бомб, пригодных для метания осадными машинами, а третий — для дымовой бомбы. Эти рецепты были рассчитаны на горение, а не на взрыв, поэтому отличались низким содержанием селитры. К 1083 году массовым стало применение зажигательных стрел, снабжённых завёрнутым в бумагу комком пороха «размером с гранат», запечатанным сосновой смолой. Для метания из орудий использовались заполненные порохом металлические шары с отверстиями. В сентябре 1126 года пороховое оружие помогло китайцам, оборонявшим Кайфын от чжурчжэней. Кроме пороховых стрел, они применили «громовые бомбы», содержащие 1—2 кг слабого пороха. В результате взрыва этих «бомб» получался громкий хлопок и возникал дым, что оказывало психологическое воздействие на противника. В результате «множество их бежало, воя от страха». Однако чжурчжэни вскоре покорили Северный Китай и к 1150 году уже сами освоили производство селитры.

К 1231 году, когда на Китай напали монголы, китайцы уже применяли порох, содержащий достаточное количество селитры, чтобы при возгорании произошёл мощный взрыв. «Потрясающие небеса громовые бомбы» имели железную оболочку. По словам современников, их взрыв накрывал площадь диаметром 35 м, осколки пробивали железные доспехи, а грохот было слышно за 50 км. Громовая бомба была использована при обороне города Кайфын уже от монголов, находящихся под навесами из воловьей кожи — по словам хрониста «нападающие были все разорваны в куски, так что даже и следа от них не осталось». Кроме бомб, китайцы применяли новый вид порохового оружия — «огненное копьё». Оно представляло собой копьё, за наконечником которого была закреплена трубка длиной около 60 см из бамбука или бумаги, обмотанная верёвкой и заполненная пороховой смесью. При поджигании из неё в течение 5 минут источалось пламя на расстояние около 1,8 м. Но это оружие не позволило противостоять захвату Северного Китая. В 1257 году чиновник из Южной Сун жаловался, что в арсеналах не хватает современного оружия, особенно железных бомб и огненных стрел. Монголы, вскоре покорившие и Южный Китай, переняли пороховое оружие и поощряли его развитие.

В XIII—XIV веках появилось множество разновидностей бомб. Вероятно, с середины XIII века стали использоваться ракеты. Ракета представляла собой трубку, заполненную порохом, при зажигании которого создавалась реактивная тяга и зажигательный снаряд доставлялся на значительное расстояние. Трубки «огненных копий» стали делать из железа, а также для увеличения эффективности заполнять осколками, вылетающими при воспламенении с большой скоростью. Это означало появление первых образцов огнестрельного оружия. «Побивающее врагов пронизывающее копье» имело железный ствол длиной почти 1 метр, закреплённый на древке около 60 см. Позднее размер подобных орудий ещё увеличился, они стали устанавливаться на деревянные рамы или повозки и получили название «извергатели». К концу XIII века они стали использоваться для стрельбы снарядами, таким образом появились первые пушки. Самая древняя из сохранившихся подобных пушек датируется приблизительно 1288 годом. Сохранилась китайская бронзовая ручница 1332 года длиной 30 см и массой 3,6 кг. В битве под Ханчжоу 1359 года между династиями Мин и Юань противники были хорошо оснащены огнестрельным оружием. При династии Мин оно продолжало развиваться. От середины XV века сохранились сотни артиллерийских орудий, которые могли стрелять каменными и металлическими ядрами. Существовали пушки, стреляющие свинцовой дробью. При династии Цин огнестрельное оружие приходит в упадок.

Защитное вооружение

В Древнем Китае были известны ламеллярные доспехи. Прямоугольные костяные пластины от них 7—10 на 1,5—3 см с четырьмя и более отверстиями при раскопках неолитических памятников второй половины III — первой половины II тысячелетия до н. э. севернее Янцзы встречаются весьма часто. Однако они могли не только сплетаться между собой, но и нашиваться на мягкую основу. В Шаньцунлине были найдены остатки ламелляра VIII—VII в. до н. э., костяные пластины которого аналогичны неолитическим. Тип покроя этих доспехов — «корсет-кираса», их нижний край доходил до пояса, а иногда, возможно, и до колен. Множество остатков ламелляров и их изображений, датируемых IV—V в. до н. э., происходят с территории царства Чу. Их покрой — в виде кафтана с высоким воротником и укороченными широкими нарукавьями. Эти доспехи плелись из прямоугольных пластин из твёрдой лакированной кожи, которые соединялись кожаной тесьмой. В письменных источниках до эпохи Хань упоминаются только роговые, костяные и кожаные (в частности — из кожи буйволов) доспехи, а лучшими называются доспехи из кожи носорога.

В поздней Инь и раннем Чжоу — XIII—VIII в. до н. э. — в Китае применялись доспехи с кожаной основой, усиленной прикреплёнными к ней крупными бронзовыми пластинами. Найденные пластины периода Инь имеют длину 30—40 см, ширину 20—30 см и снабжены отверстиями для ремешков. Характерно то, что находки были отлиты в виде «личин» Тао-тье — такие доспехи использовались только воинами высшего ранга. Сохранился также нагрудник «корсета-кирасы» периода раннего Чжоу, состоящий из двух отлитых из бронзы половин — вероятно, боковые и задняя часть этого доспеха были кожаными, и к ним крепились эти половины, таким образом, доспех был распашной.

Боевые наголовья, как и доспехи, могли изготавляться из кожи. Бронзовые шлемы появились около XIII в. до н. э. (Шан-Инь), древнейшие найдены в одном царском погребении в Аньяне, а их около 140. По форме они близки к яйцеобразной с немного оттянутой назад макушкой, на которой — маленькая втулка для плюмажа, имеют подпрямоугольный вырез для лица, а на лобной части имеют декоративное изображения мифического получеловека-полуживотного, т. н. "Таоте" (饕餮). Сохранилась китайская бронзовая антропоморфная личина XIII—XII в. до н. э., являющаяся древнейшей в мире. Примерно с X века до н. э. в Китае получают распространение шлемы кубанского типа. IV—III в. до н. э. датируется бронзовый сфероконический шлем (без обратного изгиба), найденный в центре царства Шу. Самый древний китайский железный шлем датируется III в. до н. э. и был найден на городище Сяду северо-восточного царства Янь. Этот капюшоновидный шлем изготовлен из множества небольших подквадратных железных пластинок, а на макушке снабжён круглой, почти плоской пластиной.

Щиты в Китае фиксируются с XIII в. до н. э. по рисуночной письменности, а XII—XI в. до н. э. датируется каркас щита из погребения в Аньяне. Они имеют прямоугольную форму, каркас из рамы и перекрещенных в центре жердей либо одной вертикальной жерди, выходящей за пределы щита. Они затягивались циновкой и покрывались кожей, и могли усиливаться круглыми умбонами. К XI—VIII векам до н. э. эти щиты немного модифицируются. В середине I тысячелетия до н. э. верхний край щитов вместо прямоугольного приобретает сложные формы. Щиты делались как из обтянутого кожей дерева, так и из твёрдой кожи, и достигали 70 см в высоту.

См. также

• История Китая

Литература

• Bielenstein, Hans. (1980). The Bureaucracy of Han Times. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0521225108.
• de Crespigny, Rafe. (2007). A Biographical Dictionary of Later Han to the Three Kingdoms (23-220 AD). Leiden: Koninklijke Brill. ISBN 9004156054.
• Dreyer, Edward H. (1988), «Military origins of Ming China», in Twitchett, Denis and Mote, Frederick W. (eds.), The Ming Dynasty, part 1, The Cambridge History of China, 7, Cambridge: Cambridge University Press, pp. 58–107, ISBN 9780521243322
• Ebrey, Patricia Buckley (1999). The Cambridge Illustrated History of China. Cambridge: Cambridge University Press. ISBN 0-521-43519-6 (hardback); ISBN 0-521-66991-X (paperback).
• Ji, Jianghong et al. (2005). Encyclopedia of China History Vol 1. Beijing publishing house. ISBN 7-900321-54-3.
• Ji, Jianghong et al. (2005). Encyclopedia of China History Vol 2. Beijing publishing house. ISBN 7-900321-54-3.
• Ji, Jianghong et al. (2005). Encyclopedia of China History Vol 3. Beijing publishing house. ISBN 7-900321-54-3.
• Li, Bo and Zheng Yin. (Chinese) (2001). 5000 years of Chinese history. Inner Mongolian People’s publishing corp. ISBN 7-204-04420-7.
• Graff, Andrew David. (2002) Medieval Chinese Warfare: 200—900. Routledge.
• Sun, Tzu, The Art of War, Translated by Sam B. Griffith (2006), Blue Heron Books, ISBN 1-897035-35-7.

Отрывок, характеризующий История китайской армии

Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!