Корецкий, Владимир Михайлович

Владимир Михайлович Корецкий
Портрет В. М. Корецкого в Институте государства и права им. В. М. Корецкого НАН Украины
Место рождения:	Екатеринослав, Российская империя
Альма-матер:	Харьковский университет
Известные ученики:	И. И. Лукашук
Известен как:	первый советский ученый член Комиссии международного права ООН
Награды и премии:

Влади́мир Миха́йлович Коре́цкий (18 февраля 1890 года, Екатеринослав — 25 июля 1984 года, Киев) — советский юрист-международник, специалист в области международного частного права и всеобщей истории государства и права, академик АН УССР (1948).

В 1949—1951 годах член Комиссии международного права ООН. C 1949 года возглавлял образованный в Киеве Сектор государства и права АН УССР, а после преобразования в 1969 году Сектора в Институт государства и права АН УССР был директором Института до 1974 года. Входил в состав советских делегаций на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН в 1946, 1947 и 1949 годах от УССР; участвовал в работе ряда международных конференций и комиссий ООН. Был членом Постоянной палаты третейского суда (с 1957 года), в 1961—1970 годах член (в 1967—1970 годах вице-президент) Международного суда ООН. Удостоен звания Героя Социалистического Труда (1980). Награждён орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени.

Биография

В. М. Корецкий родился в семье служащего. Уже в детстве он обнаружил способности к гуманитарным наукам. В 1910 году с золотой медалью закончил Екатеринославскую гимназию и сразу поступил в Московский университет на юридический факультет. Однако через год, после рождения сына Юрия, переехал в Харьков, где обучался в Харьковском императорском университете, который окончил в 1916 году с дипломом первой степени. Корецкого оставили на кафедре гражданского права и судопроизводства для подготовки к получению профессорского звания.

Начало карьеры

Ещё с 1907 года и во время обучения В. Корецкий зарабатывал на жизнь частными уроками. В 1909 году он женился на 16-летней Анне Ананьевне Корецкой (девичья фамилия неизвестна). В 1916 году начал преподавать в начальной торговой школе, а с 1919 года, после сдачи магистерского экзамена по истории и догме римского права, — читать лекции по всемирной истории государства и права в Харьковском университете. В это же время В. М. Корецкий участвовал в организации Харьковского института народного хозяйства (ХИНХ), где со временем занял должность заместителя декана правового факультета. Здесь же он начал преподавать международное частное право.

Спустя 10 лет правовой факультет ХИНХа был выделен в самостоятельную институцию — Харьковский институт советского строительства и права. До начала Второй мировой войны институт ещё два раза сменил своё название: в 1933 году — на Всеукраинский коммунистический институт советского строительства и права, а в 1937 — на Харьковский юридический институт (сейчас Национальная юридическая академия им. Ярослава Мудрого). Все это время Владимир Михайлович занимал должности профессора и с 1937 года — руководителя кафедры истории государства и права. Кроме того, он параллельно работал заведующим правового подотдела Народного комиссариата иностранных дел УССР (1921—1922), затем заведующим юридического отдела Укоопсоюза с 1922 по 1924 год; заведующим юридического отдела Украинбанка (1924—1930), а затем — старшим консультантом Госарбитража при СНК УССР (1930—1935).

В 1939 году В. М. Корецкий получил степень доктора юридических наук, защитив диссертацию, посвященную вопросам англо-американской доктрины международного частного права. В самом начале Великой Отечественной войны его эвакуировали в Узбекистан, где в Ташкентском юридическом институте он преподавал всемирную историю государства и права. В 1941 году во время битвы за Киев в бою погиб его единственный сын Юрий.

По возвращении в Харьков в 1944 году Корецкий стал куратором курса международного права Харьковского юридического института, а в 1947 — заведующим кафедры международного права. Спустя год его избрали академиком АН УССР, а в 1949 году он создал в столице Украины Сектор государства и права АН УССР (с 1969 года — Институт), основной целью которого была разработка научного обоснования международной правосубъектности УССР. С 1949 по 1974 год В. М. Корецкий являлся руководителем этого учреждения.

Работа в ООН

В послевоенное время и почти до конца жизни Владимир Михайлович был одним из наиболее активных участников в работе новой международной организации ООН от Украинский Советской Социалистической Республики. Так, по инициативе министра иностранных дел УССР, академика Д. М. Мануильского, он входил в состав делегации УССР на I, II и IV сессиях Генеральной Ассамблеи ООН (соответственно, в 1946, 1947 и 1949 годах). Д. З. Мануильский высоко ценил В. М. Корецкого как талантливого ученого и высококвалифицированного специалиста в сфере международного права. В 1946 году учёный был советником Представителя СССР в Совете Безопасности ООН. В период с 1947 года по 1949 год являлся членом и первым заместителем председателя Комиссии по правам человека ООН, на которую в это время была возложена задача разработать проект Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году.

Признание международной юридической общественностью таланта В. М. Корецкого выразилось в избрании его членом Комитета ООН по прогрессивному развитию международного права 31 января 1947 года. Таким образом, Владимир Михайлович вошёл в историю как первый член Комиссии среди отечественных юристов-международников. Первая сессия Комиссии прошла с 12 апреля по 9 июня 1949 года; на ней В. М. Корецкий занимал должность первого вице-председателя.

Однако наибольшим достижением в карьере учёного является его избрание в 1960 году на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН и заседании Совета Безопасности ООН членом Международного Суда ООН в Гааге сроком на 9 лет с 1961 по 1970 год. В период с 1968 по 1970 он был избран вице-президентом Международного Суда.

Участие в значимых конференциях

Профессионализм Владимира Корецкого был очень необходим молодой республике УССР, которая после войны получила особый статус международной правосубъектности. Специалистов высокого уровня было недостаточно и, конечно, такая фигура в международно-правовой науке помогала УССР быть достойно представленной на различных международных конференциях и в международных организациях. В 1953 году как советник делегации УССР он принимал участие в Женевской международной конференции по выработке дополнительной конвенции об упразднении рабства и работорговли. В 1957 году был направлен на конференцию ЮНЕСКО по вопросам мирного сосуществования в Мюнхене, а в 1958 и 1960 годах возглавлял делегацию УССР на конференциях ООН по морскому праву.

В. М. Корецкий также принимал участие в работе 48-й сессии Ассоциации международного права в Нью-Йорке (1958 года) и XIV сессии ассамблеи Всемирной федерации ассоциации содействия ООН (1959) в качестве представителя советских общественных организаций. С 1957 года учёный являлся членом советской группы Постоянной палаты третейского суда в Гааге.

Несмотря преклонный возраст, В. М. Корецкий до последних дней сохранял работоспособность. Скончался учёный 25 июля 1984 года; похоронен на Лукьяновском кладбище в Киеве.

Научные взгляды и труды

В своей рецензии на книгу «В. М. Корецкий. Избранные труды» доктор юридических наук, профессор Ю. Я. Баскин называет «ученого одним из виднейших советских юристов», развивавшим молодую международно-правовую науку на протяжении практически всей истории советского государства. Наибольшая активность учёного приходится на 20-е годы. Его научное наследие охватывает исследования в различных областях юридической науки, таких как история государства и права западных стран, гражданского права Украины, международного частного и публичного права.

Весомым вкладом в международно-правовую науку стало его научное обоснование необходимости объединения международного хозяйственного и международного публичного права и создания специальной отрасли международного хозяйственного права, которая бы базировалась на объединении международно-правового и частноправового методов регулирования хозяйственной деятельности мировых хозяйственных процессов. Этот вклад был высоко оценен одним из учеников В. М. Корецкого, Игорем Ивановичем Лукашуком (членом Комиссии международного права в период с 1995—2001 год, который неоднократно писал о том, что с признательностью помнит Корецкого как своего научного руководителя.

В своей работе «Очерки международного хозяйственного права», которая была опубликована в 1928 году, учёный впервые в международно-правовой литературе доказал, что основой закономерностей развития права является его соответствие объективно существующим условиям сущности экономической жизни общества, то есть современной терминологией — соответствие закономерностям развития гражданского общества. Он словно предвидел нарастающую необходимость в подобном исследовании. Его идеи имели новаторский характер, особенно для развития международного экономического права. Как отмечает ещё один ученик Корецкого, профессор В. Н. Денисов, время доказало их высокий уровень значимости для развития международного права. Подобные идеи получили своё дальнейшее развитие во второй половине XX века в работах, посвященных транснациональному праву таких ученых, как Ф. Джессап, Дж. Кунц, Ч. Чако, П. Клайв и др. Значимой работой в области международного частного права является монография «Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права» (1948). В 1950 году эта работа была издана в Китае на китайском языке.

Одно из центральных мест в научном творчестве В. М. Корецкого стали его работы «Суверенитет» (1963) и «Международно-правовая правосубъектность Украинской ССР», (1965), в которых он смог привести научные доводы правовых оснований участия УССР в ООН в качестве полноправного члена этой международной организации. Также учёный развивал такие сферы международного публичного права, как континентальный шельф, вопросы кодификации международного права, истории международного права и др. Большинство этих трудов были опубликованы во второй половине XX века, а после его смерти были собраны в двухтомнике «Избранные труды».

Учёный также не оставил без внимания фундаментальные вопросы международного права, которые нашли своё отображение в таких трудах, как «Общие принципы права в международном праве» (1957), «Проблема „основных прав и обязанностей государств“ в международном праве» (1959), «Декларация прав и обязанностей государств» (1962).

Значительный вклад В. М. Корецкий внёс в науку истории государства и права. Одной из его известных работ является исследование проекта чешского короля Иржи Подебрада об организации мира и безопасности 1464 года, которая получила название «Проект Иржи Подебрада об организации мира и современность» (1966). Подробное исследование раннефеодального государства и права англосаксов соде́ржится в таких работах учёного, как «Саксонское зерцало» (1985), «Суд и судебный процесс во Франкском государстве» (1944), «Иммунитет во Франкском государстве» (1944), «Суд фемов» (1944), «Военный строй Франкского государства» (1947), «Англо-Саксонские правды» (1947) и др.

Международное признание

Имя В. М. Корецкого было и поныне остаётся широко известным юридической научной общественности иностранных государств. Так, он был избран почётным членом Индийского общества международного права (1960 год); членом-корреспондентом (1965 год), действительным (1977 год), а со временем (1983 год) почётным членом Института международного права; академиком Мексиканской академии международного права (1968 год); членом-корреспондентом Аргентинской ассоциации международного права (1971 год).

Известный польский юрист-международник М. Ляхс в своей книге по истории международного права относит В. М. Корецкого к наиболее известным в мире учителям этой науки.

Владимир Михайлович — единственный учёный-юрист в бывшем СССР, который был удостоен звания Героя Социалистического Труда (1980 год).

15 февраля 1990 года Совет министров УССР своим Постановлением № 36 присвоил Институту государства и права АН Украины имя В. М. Корецкого.

5 декабря 2007 года Координационным советом молодых юристов Украины при Министерстве юстиции Украины было принято решение об инициировании Международного юридического конкурса имени В. М. Корецкого по международному праву

Литература

• Владимир Михайлович Корецкий. К 70-летию со дня рождения. — М., 1960. — С. 7.
• Владимир Михайлович Корецкий (К 80-летию со дня рождения) // Советское государство и право. — М., 1970. — № 5. — С. 150.
• Владимир Михайлович Корецкий (К 90-летию со дня рождения) // Советское государство и право. — М., 1980. — № 2. — С. 139-141.
• Перетерский И. С. Рец. На кн.: В. М. Корецкий. Очерки международного хозяйственного права // Советское право. — М., 1929. — № 12. — С. 35.
• Денисов В. Н. Владимир Михайлович Корецкий (1890-1984) // Известия вузов. Правоведение. — М., 1986. — № 5. — С. 74.
• Денисов В. Н. Корецький Володимир Михайлович // Юридична енциклопедія. — К., 2001. — Т. 3.
• Денисов В. Н. Наукова спадщина академіка В. М. Корецького та сучасний розвиток науки міжнародного права // Держава і право: збірник наукових праць. Юридичні і політичні науки. Спецвипуск. — К.-Днепропетровськ, 2003.
• Владимир Михайлович Корецкий. — Киев, 1984. — С. 47.
• Lahs M. The Teacher in International Law. — Dordrecht, 1987.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Корецкий, Владимир Михайлович

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12990 Корецкий, Владимир Михайлович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Корецкий, Владимир Михайлович

В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?