Куинн, Пэт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Куинн.
Пэт Куинн

Пэт Куинн в 2012 году
Позиция

защитник

Рост

191 см

Вес

93 кг

Хват

левый

Гражданство

Канада Канада

Родился

29 января 1943(1943-01-29)
Гамильтон, Онтарио, Канада

Умер

23 ноября 2014(2014-11-23) (71 год)
Ванкувер, Канада

Драфт НХЛ

1970 — Ванкувер Кэнакс
1972 — Атланта Флэймз

В зале славы с 2016 года
Игровая карьера
Тренерская карьера
Международные медали
Государственные награды

Не следует путать с американским политиком Патом Куинном.

Джон Брайан Патрик (Пэт) Куинн (англ. John Brian Patrick 'Pat' Quinn; 29 января 1943, Гамильтон, Онтарио — 23 ноября 2014, Ванкувер) — канадский хоккеист, хоккейный тренер и спортивный администратор. Куинн, отыгравший почти десять лет в НХЛ на позиции защитника, известен тем не менее в основном как тренер. В этом качестве он дважды выводил свои команды в финал Кубка Стэнли, дважды удостаивался Приза Джека Адамса лучшему тренеру НХЛ, а со сборной Канады завоевал золотые медали Олимпийских игр в Солт-Лейк-Сити. Офицер ордена Канады, член Зала хоккейной славы (с 2016 года, посмертно).





Игровая карьера

Пэт Куинн, уроженец онтарийского города Гамильтон, начал регулярные хоккейные выступления в 1958 году в местной любительской команде «Гамильтон Тайгер Кабс», за два года заработав репутацию жёсткого, не боящегося драки защитника. В конце этого периода он как многообщещающий спортсмен получил стипендию на учёбу в Мичиганском технологическом университете[en], но его переход в студенческий хоккей не состоялся: именно в это время Национальная ассоциация студенческого спорта (NCAA) наложила запрет на участие в университетских командах спортсменов с профессиональными контрактами, а права на Куинна к этому времени уже приобрёл клуб с «Детройт Ред Уингз». В итоге Куинн отправился вместо Мичигана в Альберту, где провёл сезон в юношеской команде «Эдмонтон Ойл Кингз», завоевав с ней престижный Мемориальный кубок[1].

Завершив юношескую карьеру, Куинн подисал контракт с клубом Восточной хоккейной лиги[en] «Ноксвилл Найтс» и до 1968 года выступал в различных командах второстепенных профессиональных лиг Северной Америки, в том числе став с клубом «Талса Ойлерз[en]» чемпионом Центральной хоккейной лиги[en] в сезоне 1967/1968 годов. После этого он был приглашён в команду НХЛ «Торонто Мейпл Лифс», которая к этому времени получила на него права, переходившие перед этим от «Детройта» к «Монреаль Канадиенс», а оттуда к «Сент-Луис Блюз». За два сезона в «Торонто» Куинн запомнился публике главным образом крайне жёстким силовым приёмом в плей-офф 1969 года в серии против «Бостон Брюинз». Приём был проведён против лидера «Брюинз» Бобби Орра, которого унесли со льда без сознания, и заядлые болельщики бостонского клуба до сих пор винят Куинна в том, что после этого карьера Орра пошла на спад[1]. Куинн получил за этот приём пять минут штрафного времени, но сам он до конца жизни был убеждён, что никакого нарушения правил не было. Впоследствии Орр и Куинн стали друзьями[2].

В 1970 году в рамках драфта расширения НХЛ Куинн перешёл в «Ванкувер Кэнакс», а оттуда в 1972 году в рамках нового драфта расширения — в «Атланта Флэймз», где провёл весь остаток игровой карьеры до 1977 года, трижды пробившись с новой командой в плей-офф Кубка Стэнли. В «Атланте» Куинн считался краеугольным камнем защиты[1], но в нападении, как и в предыдущих клубах, никогда не блистал, за 606 игр в НХЛ забросив только 18 шайб и сделав 131 результативную передачу. Раннее окончание карьеры было связано с серьёзной травмой щиколотки, полученной им в свободное время[3].

Дальнейшая карьера

Преждевременное окончание игровой карьеры заставило Куинна начать поиски новой профессии. Он получил академическую степень по экономике в Йоркском университете в Торонто в 1972 году и подумывал о продолжении образования в области юриспруденции, но крайний срок подачи документов в университеты был уже пропущен, и в итоге Куинн согласился на предложение от клуба «Филадельфия Флайерз» занять пост помощника тренера[3]. В середине сезона он был отправлен тренировать команду АХЛ «Мэн Мэринерз» — фарм-клуб «Флайерз», — а в следующем году вернулся в «Филадельфию» уже как главный тренер. На этом посту он провёл два удачных сезона, закончив их с «Филадельфией» соответственно на первом и втором местах в конференции Кэмпбелла. Под руководством Куинна «Флайерз» провели рекордную в истории НХЛ серию из 35 побед подряд[1] и дошли в сезоне 1979/1980 до финала Кубка Стэнли, а сам он по итогам сезона стал лауреатом Приза Джека Адамса, присуждаемого лучшему тренеру НХЛ[4]. Эти успехи позволили Куинну в 1981 году подписать с «Флайерз» контракт на пять лет. К удивлению болельщиков «Филадельфии», руководство команды уволило Куинна уже на втором году нового контракта, однако договор оставался в силе, и в итоге Куинн провёл остаток оговоренного времени изучая юриспруденцию за счёт «Флайерз»[1]. Он получил юридическую степень в Уайднерском университете[en] (Уилмингтон, Делавэр)[3].

Через два года Куинн стал главным тренером клуба НХЛ «Лос-Анджелес Кингз». В Лос-Анджелесе он провёл чуть больше двух лет, один раз пробившись с командой в плей-офф. Период с «Кингз», однако, завершился скандалом, когда выяснилось, что Куинн без ведома этого клуба договорился о переходе на должность президента и генерального менеджера «Ванкувер Кэнакс», получив от своей новой команды сто тысяч долларов в качестве бонуса. Контракт с «Кэнакс», вступавший в силу с 1 июня 1987 года, был подписан в декабре 1986 года, когда ещё действовал контракт Куинна с «Кингз». Президент НХЛ Джон Зиглер[en] назвал подобный конфликт интересов недопустимым и принял решение о запрете на тренерскую деятельность для Куинна до сезона 1990/1991. «Кэнакс» были оштрафованы на 310 тысяч долларов, а «Кингз» — на 130 тысяч за то, что не сразу предали действия Куинна огласке[5].

До сезона 1990/1991 Куинн, лишённый возможности тренировать, выполнял в «Ванкувере» обязанности генерального менеджера, но в 1991 году занял и пост главного тренера. За четыре сезона с «Кэнакс» он довёл команду, занимавшую места в конце турнирной таблицы, до финала Кубка Стэнли в сезоне 1993/1994, который она проиграла «Нью-Йорк Рейнджерс» в решающем, седьмом матче в Мэдисон-сквер-гардене[4]. По итогам сезона 1991/1992 он также получил свой второй Приз Джека Адамса[6]. После 1994 года Куинн снова вернулся к административным обязанностям, которые исполнял до ноября 1997 года, когда его уволил новый владелец «Кэнакс» Джон Макко. Увольнение Куинна было частью масштабных преобразований в команде, проблемы которой включали слабую защиту и дорогостоящие контракты с нападающими Буре, Могильным и Мессье и которая занимала последнее место в конференции к моменту увольнения генерального менеджера[7].

В сезоне 1998/1999 Пэт Куинн был приглашён тренировать «Торонто Мейпл Лифс», которые испытывали трудности в нападении в предыдущие несколько лет. В первый же год с командой своей молодости Куинн одержал рекордные для «Мейпл Лифс» 45 побед в регулярном сезоне и дошёл до финала Восточной конференции[1]. С Куинном «Мейпл Лифс» выходили в плей-офф шесть сезонов подряд[4]. В 2002 году Куинн был назначен главным тренером национальной сборной Канады и привёл её на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити к золотым медалям. Эта победа положила конец 50-летнему периоду, за который канадская сборная ни разу не становилась олимпийским чемпионом. Через два года, всё ещё в ранге главного тренера «Мейпл Лифс», Куинн снова возглавил сборную Канады — теперь на Кубке мира 2004 года — и снова завоевал с ней чемпионское звание. В третий раз его назначили главным тренером сборной на Олимпиаде 2006 года в Турине, но на этом череда его успехов с национальной командой прервалась: канадцы проиграли уже в четвертьфинале. Через несколько месяцев Куинн, второй сезон подряд не вышедший с «Мейпл Лифс» в плэй-офф, был уволен из торонтской команды[1].

Несмотря на неудачу в Турине, в декабре 2006 года Куинн снова стал главным тренером сборной Канады, теперь на Кубке Шпенглера, вышел с ней в финал, но там проиграл хозяевам льда — клубу «Давос». После этого он несколько лет добивался значительных успехов в молодёжном хоккее. Сначала в 2007 году юношеская команда «Ванкувер Джайентс[en]», совладельцем которой являлся Куинн, выиграла первый в своей истории Мемориальный кубок. В 2008 году Куинну было поручено возглавить юниорскую (до 18 лет) сборную Канады[en], и он выиграл с ней юниорский чемпионат мира после разгромной победы в финале над командой России. На следующий год заботам Куинна была поручена уже молодёжная сборная страны, с которой он тоже завоевал медали высшего достоинства на молодёжном чемпионате мира, проходившем в Оттаве[1]. Это было последнее чемпионское звание молодёжной сборной Канады перед шестилетним перерывом, закончившимся только в 2015 году[8]. Вслед за этими успехами Куинн был назначен главным тренером клуба «Эдмонтон Ойлерз», но после неудачного сезона, который команда закончила на последнем месте, был уволен[4].

В 2012 году Пэт Куинн был произведён в офицеры ордена Канады, а в 2013 году стал председателем правления Зала хоккейной славы. В последние годы жизни Пэт Куинн активно участвовал в работе Зала хоккейной славы, играя ключевую роль в комиссии по выбору новых лауреатов. В августе 2013 года Куинн возглавил правление Зала хоккейной славы[1][4]. Он скончался 23 ноября 2014 года в Ванкувере после долгой болезни в возрасте 71 года. 27 июня 2016 года было объявлено о посмертном включении имени Пэта Куинна в списки Зала хоккейной славы. Церемония включения пройдет 14 ноября 2016 года[9].

Достижения и титулы

Игровая карьера

Тренерская карьера

Напишите отзыв о статье "Куинн, Пэт"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.legendsofhockey.net/LegendsOfHockey/jsp/SearchPlayer.jsp?player=14066 Legends of Hockey: Pat Brian Patrick Quinn]. Hockey Hall of Fame. Проверено 13 января 2015.
  2. ↑ Allan Muir. [www.si.com/nhl/2014/11/24/former-coach-pat-quinn-dies-famous-hit-on-bobby-orr In memory of Pat Quinn: His take on his famous Bobby Orr hit]. Sports Illustrated (November 24, 2014). Проверено 13 января 2015.
  3. ↑ 1 2 3 [www.canada.com/calgaryherald/features/onlineextras/story.html?id=cb36a66f-a701-424d-bc36-178f8ae555aa Pat Quinn's retirement still in 'development' stage]. Saskatoon Star Phoenix (January 28, 2008). Проверено 13 января 2015.
  4. ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.nhl.com/ice/news.htm?id=740721#&navid=nhl-search Legendary NHL, international coach Quinn dies at 71]. NHL (November 24, 2014). Проверено 13 января 2015.
  5. ↑ [www.nytimes.com/1987/10/10/sports/sports-people-intolerable-position.html Sports People; 'Intolerable Position']. The New York Times (October 10, 1987). Проверено 13 января 2015.
  6. ↑ Lachlan MacIntosh. [www.vancitybuzz.com/2014/11/canucks-vs-devils-game-day-report-nov-25/ Canucks vs Devils Game Day Report: Pat Quinn Tribute Night]. VanCityBuzz (November 25, 2014). Проверено 13 января 2015.
  7. ↑ Frank Brown. [www.nydailynews.com/archives/sports/quinn-top-canuckle-head-article-1.771705 Quinn top Canuckle-head]. New York Daily News (November 9, 1997). Проверено 13 января 2015.
  8. ↑ Tom Mayenknecht. [www.vancouversun.com/sports/Sports+Bulls+Bears+World+Juniors+ratings+social+media+smash/10716884/story.html Sports Bulls & Bears: World Juniors a ratings, social media smash for TSN]. Vancouver Sun (January 9, 2015). Проверено 13 января 2015.
  9. ↑ [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=887593&navid=DL Макаров, Линдрос, Вашон и Куинн в Зале славы]. НХЛ (27 июня 2016). Проверено 28 июня 2016.
  10. ↑ Jason La Rose. [www.hockeycanada.ca/en-ca/news/quinn-elected-to-olympic-hall Pat Quinn to be inducted into Canadian Olympic Hall of Fame]. Hockey Canada (April 4, 2014). Проверено 13 января 2015.

Ссылки

  • [www.nhl.com/ice/ru/player.htm?id=8448240 Куинн, Пэт] — профиль на сайте НХЛ
  • [www.legendsofhockey.net/LegendsOfHockey/jsp/SearchPlayer.jsp?player=14066 Legends of Hockey: Pat Brian Patrick Quinn]. Hockey Hall of Fame. Проверено 13 января 2015.
Предшественник:
Эл Эрбор 		Приз Джека Адамса
1980 		Преемник:
Ред Беренсон
Предшественник:
Брайан Саттер 		Приз Джека Адамса
1992 		Преемник:
Пэт Бёрнс
</tr></tr></table></td></tr></table>

2 Макиннис • 3 Брюэр • 4 Блэйк • 9 Кария • 11 Нолан • 12 Игинла • 14 Шэнахэн • 19 Айзерман • 20 Бельфор (в) • 21 Ганье • 25 Нуиндайк • 27 Нидермайер • 30 Бродёр (в) • 31 Джозеф (в) • 37 Пека • 44 Пронгер • 52 Фут • 55 Жовановски • 66 Лемье (к) • 74 Флёри • 88 Линдрос • 91 Сакик • 94 Смит • Тренер: Пэт Куинн

</tr></tr></table></td></tr></table>

1 Луонго (в) • 2 Брюэр • 3 Боумистер • 4 Лекавалье • 6 Редден • 9 Доан • 10 Морроу • 12 Игинла • 15 Хитли • 18 Молтби • 21 Ганье • 22 Марло • 23 Хэннан • 26 Сан-Луи • 27 Нидермайер • 28 Регир • 30 Бродёр (в) • 33 Дрэйпер • 39 Ричардс • 52 Фут • 55 Жовановски • 60 Теодор (в) • 66 Лемье (к) • 91 Сакик • 94 Смит • 97 Торнтон • Тренер: Пэт Куинн

</tr></tr></table></td></tr></table>

2 Тюберт • 3 Майерс • 4 Хики (к) • 5 Суббан • 7 Эспозито • 8 Эллис • 10 Пьетранджело • 11 Бойчак • 12 Сонне • 14 Эберле • 15 Делла Ровер • 17 Голубеф • 18 Ходжсон • 19 Таварес • 22 Эннис • 24 Бенн • 25 Ди Доменико • 28 Кормье • 29 Кейн • 30 Токарски (в) • 31 Пикар (в) • 32 Оли • Тренер: Пэт Куинн

Мужчины

1920 Сигурьонсон • 1924 Рэнкин • 1928 Смайт • 1932 Хьюз • 1936 Никлин • 1948 Бушер • 1952 Холмс • 1956 Чернышёв • 1960 Райли • 1964 Чернышёв • 1968 Чернышёв • 1972 Чернышёв • 1976 Кулагин • 1980 Брукс • 1984 Тихонов • 1988 Тихонов • 1992 Тихонов • 1994 Лундмарк • 1998 Глинка • 2002 Куинн • 2006 Густафссон • 2010 Бэбкок • 2014 Бэбкок

</span>
Женщины

1998 Матч • 2002 Соважо • 2006 Дэвидсон • 2010 Дэвидсон • 2014 Дайнин

</span>

Отрывок, характеризующий Куинн, Пэт

Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.


Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Куинн,_Пэт&oldid=79241830»