Монреаль Канадиенс

Монреаль Канадиенс
Страна:	Канада Канада
Регион:	Квебек Квебек
Город:	Монреаль
Основан:	1909
Прежние названия:	«Монреаль Канадиенс» 1909—1917 (НХА) с 1917 года (НХЛ)
Домашняя арена:	Белл-центр (на 21 273)
Цвета:
Хоккейная лига:	НХЛ
Дивизион:	Атлантический
Конференция:	Восточная
Главный тренер:	Мишель Террьен
Владелец:	Джефф Молсон
Генеральный менеджер:	Марк Бержевен
Капитан:	Макс Пачиоретти
Фарм-клубы:	Сент-Джонс АйсКэпс (АХЛ) Брэмптон Бист (ECHL)
Трофеи:	1915 1916 1923 1924 1929 1930 1930 1931 1943 1944 1945 1946 1952 1953 1955 1956 1956 1957 1957 1958 1958 1959 1959 1960 1964 1965 1965 1966 1967 1968 1968 1969 1970 1971 1972 1973 1975 1976 1976 1977 1977 1978 1978 1979 1985 1986 1992 1993 1915 1916 1916 1917 1918 1919 1923 1924 1924 1925 1927 1928 1928 1929 1930 1931 1931 1932 1936 1937 1946 1947
Победы в конференции:	8 (1976, 1977, 1978, 1979, 1981, 1986, 1989, 1993)
Победы в дивизионе:	23: (1927—28, 1928—29, 1929—30, 1930—31, 1931—32, 1936—37, 1967—68, 1968—69, 1972—73, 1974—75, 1975—76, 1976—77, 1977—78, 1978—79, 1979—80, 1980—81, 1981—82, 1984—85, 1987—88, 1988—89, 1991—92, 2007—08, 2012—13, 2014—15)

К:Хоккейные клубы, основанные в 1909 году

«Монреаль Канадиенс» (фр. Les Canadiens de Montréal, англ. Montreal Canadiens) — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Представляет Атлантический дивизион Восточной конференции НХЛ, на протяжении всей истории базируется в городе канадской провинции Квебек Монреале. Является старейшим и самым титулованным клубом НХЛ, обладателем множества командных и личных рекордов лиги.

История команды

История выступлений команды в НХА

«Монреаль Канадиенс» были основаны 4 декабря 1909 года Эмброузом О’Брайеном, одним из создателей и руководителей Национальной хоккейной ассоциации. Членом этой лиги и являлись «Канадиенс» в первые годы своего существования. Команда при создании задумывалась как франкоканадская, в пику уже существовавшим тогда в городе англоканадским «Шэмрокс» и «Уондерерз».

Старт команды в первом сезоне НХА вышел неудачным — «канадцы» проиграли десять игр из двенадцати, заняв последнее место. О’Брайен был разочарован и продал клуб другому крупному хоккейному предпринимателю, Джорджу Кеннеди. Кеннеди провел ряд кадровых перестановок, и уже в следующем сезоне команда благодаря стараниям привлеченных Кеннеди в ряды «канадцев» нападающего Ньюси Лалонда и вратаря Жоржа Везина сумела прийти к финишу второй. Однако в те времена для участия в розыгрыше Кубка Стэнли этого все равно было недостаточно: его разыгрывали между собой победители НХА и ХАТП (Хоккейной ассоциации Тихоокеанского побережья, другой крупнейшей хоккейной североамериканской лиги до появления НХЛ).

Два следующих сезона сложились для «Монреаль Канадиенс» не очень удачно, четвёртое и пятое места, соответственно. Шанс выйти в финал Кубка Стэнли получили в марте 1914, когда были введены полуфиналы Кубка Стэнли. Ставшими вторыми в НХА монреальцы в первой игре с лидерами, «Торонто Блюшёртс» смогли одержать победу 2:0, но в следующей игре потерпели крупное поражение 0:6. Сезон 1915/16 «канадцы» провели неудачно, проиграв 14 матчей из 20 и заняв последнее место в ассоциации. Во многом этому поспособствовала продажа одного из ключевых монреальских форвардов Дональда Смита, а также нежелание играть лучшего игрока команды Лалонда из-за недовольства своей заработной платой. В конце концов, руководство НХА дисквалифицировало его до конца сезона.

В 1916 году, «Монреаль» уверенно выиграл Кубок О’Брайена, вручавшийся лучшей команде НХА по итогам сезона, а в поединках за Кубок Стэнли переиграли победителя ХАТП «Портленд Роузбадс» (0:2, 2:1, 6:3, 5:6, 2:1). Финальная серия была упорной: для выявления победителя потребовалось сыграть максимально возможно количество игр. Главными героями у «канадцев» в том сезоне стали вернувшийся в команду Лалонд (забросил 28 шайб) и Дидье Питр (забросил 24 шайбы и отдал 15 результативных передач партнерам). В воротах уверенно играл Жорж Везина. В последнем сезоне (1916/17) в истории НХА «Монреаль Канадиенс» вновь стали сильнейшими в ассоциации, этому не помешало даже то, что ряд сильных игроков команды (Говард Макнамара, Горли Проджерс, Амос Арбор и Скин Ронен) были призваны в канадскую армию, участвовавшую в Первой мировой войне. Однако в серии матчей за Кубок Стэнли, монреальцы были неожиданно обыграны победителем ХАТП «Сиэтл Метрополитенс» (8:4, 1:6, 1:4, 1:9). Нападающий «Сиэтла» Берни Моррисон установил тогда рекорд финальных серий за Кубок Стэнли, забросив «канадцам» в четырёх играх 14 шайб.

История выступления команды в ранней НХЛ

«Монреаль Канадиенс» вошли в НХЛ с момента её создания, став одними из основателей лиги наряду с «Оттавой Сенаторз», «Торонто» и «Монреаль Уондерерз» (последние из-за финансовых затруднений выбыли из НХЛ по ходу первого же сезона). Дебютное выступление в НХЛ вышло для «Монреаль Канадиенс» не очень удачным — команда не смогла стать лучшей в новообразованной лиге, несмотря даже на хорошую игру новичка клуба, нападающего Джо «Фантома» Мэлоуна, его предыдущая команда «Квебек Бульдогс» поначалу отказалась входить в НХЛ, имея к её руководству ряд претензий. В 20 играх Мэлоун забросил 44 шайбы, сделав семь хет-триков и забив пять голов в одной игре. Ещё один рекорд в том же сезоне установил Жорж Везина — 18 февраля 1918 года в поединке с «Торонто» (9:0) он стал первым вратарем в истории мирового хоккея, не пропустившим за матч ни одной шайбы, что при тогдашних хоккейных реалиях было практически невозможно.

В следующем сезоне Мэлоун продолжал показывать крайне результативную игру, не отставали от него и старожилы «канадцев». В итоге, команда уверенно первенствовала в НХЛ. В матчах за Кубок Стэнли монреальцев ждали, как и два года назад, «Сиэтл Метрополитенс», но на этот раз победителя выявить старым соперникам не удалось из-за неспортивных обстоятельств. Перед решающей, пятой игрой серии (перед ней счет в противостоянии был ничейный, 2-2) в начале апреля 1919 года сразу пять игроков «Монреаль Канадиенс» подхватили вирус свирепствовавшего в те годы испанского гриппа и были госпитализированы. Один из монреальских хоккеистов, защитник Джо Холл вскоре скончался. Игру решили не проводить, а Кубок Стэнли впервые в своей истории оказался неразыгранным.

Следующие три сезона для «Монреаль Канадиенс» оказались неудачными: команда, показывая результативную и зрелищную игру, неизменно уступала первенство в НХЛ «Оттаве Сенаторз». К тому же, в сезоне 1919/20 в НХЛ вошёл бывший клуб Джо Мэлоуна «Квебек Бульдогс», который вернул себе обратно этого нападающего. Другие же лидеры «канадцев», такие как Ньюси Лалонд, Дидье Питр и Луи Берлинкетт постепенно регрессировали. Настала необходимость кадровых перемен в команде, и главный менеджер «Монреаль Канадиенс» Лео Дандюран их проводит, он продает или обменивает в другие клубы ветеранов, приобретая на их места новых, молодых игроков. Ряды канадцев пополняют Хоуи Моренц, Орель Жолиа, Билли Буше, Спрэг Клеорн и Билли Кутюр.

Так, «Канадиенс» омолодили и существенно усилили состав команды, и в результате в 1924 году после восьмилетнего перерыва они становятся лучшим хоккейным коллективом Северной Америки, обыграв в матчах за Кубок О’Брайена «Оттаву» (1:0, 4:2), а в схватках за Кубок Стэнли — две лучшие команды лиг Тихоокеанского побережья «Ванкувер Марунз» и «Калгари Тайгерз». В 1925 монреальцы снова стали лучшей командой НХЛ, однако уступили Кубок Стэнли клубу ХАТП «Виктория Кугарз» (будущий «Детройт Ред Уингз») — 2:5, 1:3, 4:2, 1:6.

В Монреале назревал хоккейный бум. Город и раньше считался признанным хоккейным центром, а после новых успехов «Канадиенс», в Монреале было завершено строительство двух новых ледовых арен — «Монт-Ройял Арены» и «Форума». Последний, правда, предназначался не для «Канадиенс», а для нового члена НХЛ, «Монреаль Марунз», вступивших в лигу в сезоне 1924/25. Руководство «Марунз» сделало ставку на приобретение англоязычных игроков, что вызвало раздражение в у франкоязычного большинства населения Монреаля. Противостояние между «Марунз» и состоявшими из преимущественно франкоканадцев «Канадиенс» стало одним из самых принципиальных в лиге. Тем более, что «Марунз» сумели собрать крепкий коллектив, выигравший Кубок Стэнли уже во втором сезоне своего членства в НХЛ.

Для «Монреаль Канадиенс» же сезон 1925/26 выдался едва ли не самым худшим в истории. В ноябре 1925 года из-за туберкулеза в тяжелой форме был вынужден оставить хоккей Жорж Везина, бессменный вратарь команды, на протяжении 16 сезонов не пропустивший ни единой игры в составе «Канадиенс». 27 марта 1926 года он скончался. В память о великом вратаре был учрежден приз лучшему вратарю НХЛ. Смерть Везины стала шоком для его одноклубников. Они проиграли после его ухода из «Монреаль Канадиенс» двенадцать игр подряд, заняв по итогам сезона последнее место в НХЛ.

Однако к сезону 1926/27 монреальцы сумели найти замену Везине. Им стал Джордж Хэйнсуорт. Статистические показатели его первых трех сезонов были следующими: 1,47 пропущенной шайбы и 14 «сухих» игр в 44 матчах (1926/27); 1,05 и 13 «шатаутов» в 44 матчах (1927/28); 0,92 и 22 «шатаута» в 44 матчах (1928/29) (действующий поныне рекорд НХЛ).

Сезон 1926/27 стал для НХЛ историческим. К тому времени её лиги-конкуренты с Тихоокеанского побережья разорились и перестали существовать, а их команды, переехав в города на востоке США, вошли в НХЛ. Это привело к тому, что лигу решили разделить на Канадский и Американский дивизионы, в каждом из которых играло по пять команд. Таким образом, НХЛ стала сильнейшей хоккейной лигой Северной Америки, получив монопольное право на розыгрыш Кубка Стэнли.

В том сезоне «Монреаль Канадиенс» уверенно заняли второе место в Канадском дивизионе, уступив лишь «Оттаве». В четвертьфинале плей-офф «канадцы» переиграли земляков из «Марунз», но в полуфинале были остановлены все той же «Оттавой Сенаторз». В двух следующих сезонах монреальцы продолжали показывать яркую и успешную игру, так в сезоне 1927/28 Хоуи Моренц стал первым хоккеистом НХЛ, которому покорился рубеж в 50 очков. Однако в плей-офф монреальцам по-прежнему не очень везло (выход в финал в 1928 и выход в полуфинал в 1929).

Однако в сезоне 1929/30 «канадцы» все же смогли в третий раз в истории своего клуба выиграть Кубок Стэнли. Заняв в дивизионе второе место, в четвертьфинале и полуфинале «Канадиенс» в упорной борьбе смогли пройти «Чикаго Блэк Хокс» (1:0, 2:2) и «Нью-Йорк Рейнджерс» (1:0, 2:0). В финале же монреальцы победили действовавшего обладателя Кубка Стэнли и лучшую команду регулярного первенства «Бостон Брюинз» (3:0, 4:3). В следующем сезоне команда повторила успех. «Канадцы» уверенно первенствовали в регулярном сезоне благодаря Хоуи Моренцу, признанному лучшим игроком в сезоне. В плей-оффе монреальцы сумели сломить сначала сопротивление «Бостон Брюинз», а затем «Чикаго Блэк Хокс» (счет в обеих сериях 3-2). В сезоне 1931/32 «Монреаль Канадиенс» вновь стали первыми в своем дивизионе, но в полуфинале уступили «Нью-Йорк Рейнджерс» (1-3 по итогам серии). В следующем сезоне «канадцы» вновь остановились в розыгрыше Кубка Стэнли на той же отметке.

Великая депрессия заметно отразилась на развитии НХЛ, кризис пережили лишь 6 из 10 команд лиги. Сказался кризис и на «Монреаль Канадиенс» — доходы клуба падали, руководство было вынуждено продавать самых лучших игроков. В 1934 году был продан даже Хоуи Моренц, что вызвало небывалое недовольство среди болельщиков. Результаты команды падали — в 1934 и 1935 «канадцы» стали середняками лиги, вылетая из розыгрыша Кубка Стэнли уже на четвертьфинальной стадии.

Сезон 1935/36 выдался для «Монреаля» провальным — команда финишировала на последнем месте в Канадском дивизионе, выиграв лишь 11 из 48 игр. Руководство «Канадиенс» имело долги на огромную по тем временам сумму в $60 тысяч. Владельцы клуба Лео Дандюран и Джо Каттаринич уже собирались продать команду и перевезти её в американский Кливленд, однако монреальские предприниматели Морис Фогет и Эрнест Савар совместными вложениями сумели оставить команду в родном городе.

Вскоре финансовое положение «Монреаль Канадиенс» поправилось настолько, что команда позволила себе вернуть Хоуи Моренца. Правда, вернувшись, Моренц отыграл в Монреале меньше сезона. В январе 1937 года в одной из игр он получил тяжелую травму и 8 марта скончался в больнице от эмболии. Весь Монреаль в те дни погрузился в траур. Только на похороны прославленного нападающего пришло более 50 тысяч человек. В ноябре 1937 года состоялся матч памяти Хоуи Моренца между сборной звёзд НХЛ и «Монреаль Канадиенс», вся выручка от которого — 20 000 долларов — была перечислена семье Моренца. «Канадиенс» проиграли ту встречу со счётом 5:6.

Смерть Моренца означала и конец звёздного «Монреаля» 30-х. Новую команду победителей необходимо было создавать заново и первым камнем в её основании стал перешедший в «Канадиенс» в 1935 году левый крайний форвард только что выигравших Кубок Стэнли «Марунз» Гектор «Тоу» Блэйк. После смерти Моренца именно этот молодой уроженец провинции Онтарио, раскрывший в «Канадиенс» не только свои бомбардирские, но и лидерские качества, стал фактически первой звездой «Хабс»; однако, одного Блэйка для победы в чемпионате было мало. В 1940 году Савар и Фогет продали команду компании «Кэнэдиан Арена Компани». В том же 1940 году неожиданную помощь «Канадиенс» оказал владелец их заклятых соперников из Торонто, Конн Смайт, порекомендовавший на вакантный пост главного тренера бывшего тренера «Чикаго» и «Торонто» Дика Ирвина. Дик Ирвин, бывший форвард «Чикаго», к тому времени был уже признанным тренером, команды под его руководством 8 раз доходили до финалов Кубка Стэнли, хотя победой закончилась только одна серия — с «Торонто» в 1932 году.

Времена «Оригинальной Шестёрки»

Опытный тренер, Ирвин кропотливо собирал новую команду победителей. Пришедшие в команду в 1940 и 1942 годах соответственно Элмер Лак и Морис Ришар составили с Блэйком первую тройку «Монреаля», названную впоследствии «Ударное звено» (англ. Punch line). Благодаря генеральному менеджеру Томми Горману в «Канадиенс» вновь появился вратарь звёздного уровня; Биллу Дёрнану, замеченному в матче любительской лиги, шёл уже 28-й год, брать в команду возрастного голкипера, не имевшего опыта игр на профессиональном уровне, было риском, но «Хабс» рискнули. За 7 сезонов в «Канадиенс» Билл 6 раз выигрывал Везина Трофи, став первым вратарём-новичком, выигравшим этот трофей, и в дебютном же сезоне превзойдя по показателям всех своих коллег из других команд. Столпом обороны был Эмиль Бушар, за силовой стиль игры ещё в юниорские годы получивший прозвище «Буч» (от англ. Butcher — мясник). В финале Кубка Стэнли 1944 года, «Монреаль» «в сухую» обыграл «Чикаго». После 13 лет неудач Кубок вернулся в Монреаль.

В следующем сезоне «Монреалю» не было равных: команда уверенно выиграла регулярный чемпионат, а её лидеры в очередной раз переписали историю клубных рекордов. Игроки «Ударного звена» на троих набрали 220 очков (рекорд, продержавшийся до 60-х годов), Морис Ришар стал первым в истории НХЛ хоккеистом, забросившим 50 шайб в 50 матчах, а Элмер Лак с 54 результативными передачами, к которым прибавил 26 заброшенных шайб, получил Харт Трофи. Но, в плей-офф «Канадиенс» неожиданно уступили уже в первом раунде будущим обладателям Кубка, своим принципиальным соперникам — «Торонто Мейпл Лифс». В следующем сезоне, «Канадиенс» вернули себе Кубок в противостоянии с «Бостоном».

В 1946 году из «Канадиенс» ушёл генеральный менеджер Томми Горман. Новым менеджером стал бывший менеджер «Торонто» Фрэнк Дж. Селки. Первой же находкой Селки стал 15-летний юниор Жан Беливо, которого опытный специалист не выпускал из поля зрения вплоть до того момента, когда клуб смог подписать с молодым хоккеистом контракт. В 1947 году в команду пришёл защитник Дага Харви. В 1948 году травма оборвала карьеру Тоу Блэйка, разрушив «Ударное звено», главную атакующую силу «Хабс», Сезон 1949-50 стал последним для Билла Дёрнана и Кена Риардона. На смену уходящим звёздам стали появляться новые: помимо Беливо, в команде появились снайпер Дикки Мур, будущий постоянный партнёр Харви по паре защитников Том «Кот» Джонсон, пришедший из «Чикаго», мастер силовой борьбы и результативного паса Берт Олмстед, обладатель сильного «щелчка» Берни Жеффрион и голкипер Жак Плант. Команда три года подряд, с 1951 по 1953 выходит в финал. Две попытки были неудачными, на третий раз «Канадиенс» финале Кубка 1953 года обыграли «Бостон». Кубок Стэнли в 7-й раз отправился в Монреаль.

2 следующих сезона команда неизменно доходила до финалов Кубка Стэнли, но оба раза в уступала «Детройту», во главе с Горди Хоу. В 1955 году Дик Ирвин ушёл с поста главного тренера «Монреаля»; сменил его недавний капитан «Хабс» Тоу Блэйк. Перед началом сезона состав «Канадиенс» пополнили ещё 3 игрока: младший брат Мориса Ришара Анри, Клоду Прово, Жан-Ги Тальбо. В финале 1956 года «Канадиенс» взяли реванш у «Детройта», отдав «Красным крыльям» всего одну игру из пяти. 4:1 в серии и Кубок вновь достаётся хоккеистам «Канадиенс». Всего с 1956 по 1960 годы, «Монреаль» выиграл 5 Кубков Стэнли подряд, став «династией».

После победы в сезоне 1959-60 завершил карьеру Морис Ришар. Это был конец первой династии «Канадиенс»; в команде в очередной раз назрела смена поколений. Усилиями Фрэнка Селки в команде появлялись такие хоккеисты как нападающий Ральф Бэкстрём и защитник Жан-Клод Трамбле. В регулярном чемпионате «Канадиенс» показывали высокие результаты, но в плей-офф начали терпеть неудачу за неудачей. Новичкам «Хабс», таким, как форварды Жиль Трамбле и Клод Лароз, Бобби Руссо и защитник Жак Лаперрьер, не хватало опыта чтобы привести команду к успеху. С приходом Ивана Курнуайе в 1963 году команда стала стабильнее. В розыгрыше Кубка 1965 года «Канадиенс» сперва выбили действующих обладателей из «Торонто», а в финале в одолели «Чикаго». Это была уже 13-я победа «Канадиенс» в Кубке Стэнли. В следующем сезоне команда уверенно выиграв регулярный чемпионат, завоевала и Кубок Стэнли. В сезоне 1966-67 «Хабс» уступили в финале «Кленовым Листьям». Этот сезон стал первым для защитника Сержа Савара и вратаря Рогасьена «Роги» Вашона.

Эпоха расширения

В 1967 году НХЛ приняла в свои ряды 6 новых команд; новички составили Западный дивизион, с победителем которого предстояло встретиться победителю Восточного, состоявший из клубов «Оригинальной шестёрки». «Монреаль», выигравший первенство на Востоке, дошёл до финала, проиграв в 3 сериях всего 1 матч. В решающей серии «Канадиенс» встречались с «Сент-Луисом»; цвета «Блюз», возглавляемых уроженцем Монреаля Скотти Боумэном, защищали многие хоккеисты, ещё недавно выступавшие за «Монреаль»: Даг Харви, Дикки Мур, Жан-Ги Тальбо, Ред Беренсон. Но «Канадиенс» выиграли серию всухую — 4:0. В составе «Монреаля» в этом сезоне началась карьера центрфорварда Жака Лемэра. Следующий сезон вновь свёл в финале «Монреаль» и «Сент-Луис» и вновь «Канадиенс» не оставили своим соперникам, укрепившимся ещё одним игроком «Хабс», Жаком Плантом, никаких шансов. У руля «Монреаля», сменив ушедшего Блэйка, стоял молодой тренер Клод Рюэль. Но в следующем сезоне «Канадиенс» вообще не попали в плей-офф и Рюэль был уволен. На его место пришёл Эл Макнил. При Макниле «Канадиенс» серьёзно укрепились: в команде появились как опытные игроки, такие, как братья Маховлич, Фрэнк и Пит, так и новички — такие, как защитники Ги Лапуэнт и сын бывшего капитана «Хабс» Эмиля Бушара Пьер Бушар. «Монреаль» вновь вышел в финал, где ему предстояло встретиться со старыми соперниками из «Чикаго». Чтобы нейтрализовать главного бомбардира «Чёрных ястребов» Бобби Халла, его опека была поручена новобранцу Режану Улю, а в ворота вместо опытного Вашона, встал молодой Кен Драйден. В итоге победа осталась за «канадцами». Однако, несмотря на победу, руководство клуба отправило в отставку главного тренера Макнила, у которого сложились непростые отношения со многими звёздами «Канадиенс», в первую очередь — с Анри Ришаром. Его сменил Скотти Боумэн.

На драфте 1971 года «Монреаль» выбирал первым. В команду пришёл Ги Ляфлёр, а выбранный во втором круге защитник Лэрри Робинсон создал удачную связку с Саваром и Лапуэнтом, на долгие годы ставшую определяющей в защитной линии «Канадиенс». В плей-офф сезона 1971-72, «Канадиенс» не прошли дальше первого круга. На драфте 1972 года «Монреаль» выбрал форварда Стива Шатта. Впоследствии тройка Шатт — Лемэр — Ляфлёр стала ведущей силой нападения «Канадиенс». В финале сезона 1972-73 «Канадиенс» вновь сошлись с «Чикаго» и вновь праздновали триумф. Иван Курнуайе стал лучшим игроком серии, а для ветерана Анри Ришара этот Кубок Стэнли стал 11-м, что является рекордом по сей день. Для тренера Скотти Боумэна это был первый трофей.

Следующий сезон «Канадиенс» провели без Кена Драйдена — голкипер, рассорившись с генеральным менеджером Сэмом Поллоком по поводу нового контракта, на год вообще ушёл из хоккея и «Монреаль» не прошёл дальше первого круга плей-офф. В этом сезоне, в составе «Хабс»появился форвард Боб Гейни, будущий капитан, тренер и генеральный менеджер клуба. В сезоне 1974-75 лига, насчитывавшая уже 18 команд, была разбита на 4 дивизиона. «Монреаль», попавший в дивизион Норриса, выиграл его в упорном противоборстве с «Лос-Анджелес Кингз», и дошёл до полуфинала Кубка Стэнли, где был остановлен «Баффало Сейбрз». Это был последний сезон в карьере Анри Ришара; обладатель 11 Кубков Стэнли закончил карьеру в возрасте 39 лет.

Сезон 1975-76 годов был примечателен для «Канадиенс» участием в Суперсерии между хоккейными клубами СССР и Северной Америки. «Монреаль» ещё не встречался с советскими командами на клубном уровне, но представление о силе советской школы хоккея у хоккеистов «Канадиенс» уже было: в сборной звёзд НХЛ во время первой Суперсерии было 6 игроков «Монреаля». 31 декабря 1975 года, в предновогодний вечер, на домашней арене «Монреаль Форум» «Канадиенс» принимали чемпионов СССР клуб ЦСКА. Матч прошёл в упорной борьбе и закончился боевой ничьей — 3:3, причём «Канадиенс» вели 3:1, но москвичи сумели забросить 2 ответные шайбы и, благодаря игре голкипера Владислава Третьяка, свести матч к ничьей. «Канадиенс», в составе которых в последние 2 сезона раскрылась целая плеяда молодых талантливых хоккеистов: Ивон Ламбер, Дуг Райзбро, Даг Джарвис, Марио Трамбле, были на взлёте, что и доказали в розыгрыше Кубка Стэнли, где уступили в трёх сериях всего 1 матч, причём действующий чемпион «Филадельфия» в финальной серии был обыгран со счётом 4:0 в пользу «Канадиенс». В следующем сезоне «Канадиенс» выиграли регулярный чемпионат, а в Кубке Стэнли «Монреалю» также не нашлось равных соперников: финальную серию «Канадиенс», как и в прошлом году, выиграли всухую, только на сей раз им противостоял «Бостон». Клубы встретились в финале и через год, и вновь победа была за «Канадиенс». В 1979 году соперником «Монреаля» в финале стал «Нью-Йорк Рейнджерс». «Канадиенс» выиграли серию, завоевав свой 22-й Кубок Стэнли, но это был финал второй «династии» «Монреаля».

Переходный период

В 1978 году команду покинул Сэм Поллок; в 1979 году из команды ушли Кен Драйден, Жак Лемэр и Иван Курнуайе и главный тренер Скотти Боумэн. Драфт 1979 года был для «Монреаля» успешным — команда выбрала Ги Карбонно. Сменивший Боумэна на посту тренера Берни Жеффрион был уволен через полсезона, а вновь пришедшему в «Монреаль» Жаку Рюэлю не удалось повторить успех своего дебютного сезона: команда вылетела из Кубка Стэнли в четвертьфинале. «Канадиенс» выбыли из Кубка Стэнли уже на первом этапе, что стоило Клоду Рюэлю места на тренерском мостике.

Рюэля сменил бывший игрок «Лос-Анджелеса» Боб Берри. На драфте 1981 года самым ценным приобретением «Монреаля» стал защитник Крис Челиос. «Монреаль», переехавший в 1981 году в дивизион Адамса, вновь вылетел из плей-офф на ранней стадии — дорогу «Канадиенс» перешли их принципиальные соперники «Квебек Нордикс». Провал в следующем сезоне, стоил места генерального менеджера Ирвингу Грандмэну, которого сменил только что закончивший карьеру недавний игрок «Канадиенс» Серж Савар. В следующем сезоне помимо Челиоса ярко дебютировал и ещё один игрок — Клод Лемьё, у «Миннесоты» был приобретён выбранный некогда на драфте под номером 1 Бобби Смит, но результаты команды не устраивали руководство клуба и Боб Берри по ходу сезона был заменён на ещё одного бывшего игрока «Хабс» — Жака Лемэра. «Канадиенс» дошли до финала конференции, где были остановлены «Нью-Йорк Айлендерс».

На драфте 1984 года команду пополнили форварды Шейн Корсон и Стефан Рише, защитник Петр Свобода и 19-летний голкипер Патрик Руа. После поражения в четвертьфинале Кубка Стэнли от «Квебек Нордикс» Лемер был уволен со своего поста; его сменил помощник, бывший тренер олимпийской сборной Жан Перрон. В сезоне 1985-86 «Канадиенс» вышли в плей-офф, где в финальной серии сошлись с «Калгари» и уступил всего в одной игре из пяти. «Канадиенс» завоевали очередной Кубок Стэнли, а их молодой вратарь Патрик Руа получил Конн Смайт Трофи.

В сезоне 1986-87 «Монреаль» уступил в финале Восточной конференции «Филадельфии». Драфт 1987 года команду пополнили такие игроки, как Джон Леклер, Эрик Дежарден, Мэтью Шнайдер. Наряду с выбранным годом ранее Бенуа Брюне и незадрафтованным ни одной командой НХЛ Майком Кином это было серьёзное усиление. Но последовало поражение в 1/4 финала Кубка Стенли от «Бостон Брюинз» 4-2 в пользу американской команды. Ушедшего в отставку Жана Перрона сменил на тренерском мостике тренер фарм-клуба Пэт Бёрнс. Первый же сезон под руководством Бёрнса вселил надежду на возрождение победных традиций «Канадиенс»: «Монреаль» уверенно выиграл первенство в Восточной конференции и дошёл до финала Кубка, где вновь, как и в 1986 году, сошёлся с «Калгари». На сей раз удача была на стороне «Флэймз». Пэт Бёрнс получил приз лучшему тренеру сезона.

3 следующих сезона, «Монреаль» занимал высокие места, выходил в плей-офф, где неизменно останавливался в четвертьфинале. Приходившие в команду талантливые хоккеисты (Стефан Лебо, Брайан Скрудланд, Сильвен Лефевр, Лайл Оделайн, Брент Гилкрист, Дени Савар, Кирк Мюллер, Патрис Бризбуа) не вносили в игру кардинальных изменений к лучшему и, после очередного провала в плей-офф, Пэт Бёрнс был уволен. У руля «Канадиенс» встал бывший наставник «Квебека», «Сент-Луиса» и «Детройта» Жак Демер. В межсезонье команда получила в результате обменов форвардов Брайана Беллоуза и Венсана Дамфусса, а также защитника Кевина Халлера. Удачно проведя регулярный сезон, «Монреаль» уверенно вышел в плей-офф, обыграв в первой же серии принципиальных соперников — «Квебек Нордикс». В финале Кубка «Монреаль» сошёлся в борьбе за трофей с ведомыми Уэйном Гретцки «Лос-Анджелес Кингз». Выиграв серию 4:1, «Монреаль Канадиенс» завоевал 24-й Кубок Стэнли в своей истории.

В первом же раунде плей-офф следующего сезона дорогу канадцам перешли «Бостон Брюинз». Сезон 1994-95 был укороченным из-за локаута и оказался для клуба неудачным. Впервые за 25 лет «Канадиенс» вообще не попали в плей-офф.

Провальное начало сезона 1995-96 стоило мест Жаку Демеру и генеральному менеджеру Сержу Савару (их заменили бывшие игроки «Монреаля» Марио Трамбле и Режан Уль), а 2 месяца спустя «Монреаль» лишился 2 главных звёзд: потребовал обмена Патрик Руа; голкипера вместе с капитаном Майком Кином обменяли в «Колорадо». Новички «Канадиенс» — Валерий Буре, Саку Койву, Стефан Кинталь, Брайан Саваж, Мартин Ручински, Андрей Коваленко, Жослен Тибо, Жозе Теодор помогли команде выйти в плей-офф, где «Монреаль» уступил в первом же раунде «Нью-Йорк Рейнджерс». 11 марта «Монреаль Канадиенс» сыграл последний матч в легендарном «Монреаль-Форуме»; новой ареной клуба стал «Молсон-Центр».

Следующий сезон был ещё менее удачным. Команду пополнили Скотт Торнтон и Крейг Риве, но усилий команды хватило только на то, чтобы выйти в плей-офф — с последнего, 8-го места — где они, как и в прошлом сезоне, уступили в первом же раунде. Новым тренером клуба вместо уволенного Трамбле стал Ален Виньо. Первый сезон под руководством молодого тренера был достаточно успешным на фоне последних неудач, — «Канадиенс» смогли дойти до второго раунда плей-офф — но следующие 2 оказались неудачными: команда даже не доходила до плей-офф. В ноябре 2000 года, после очередного поражения, поставившего «Монреаль» на последнее место в таблице, руководство клуба уволило Режана Улье вместе с Аленом Виньо. Их сменили Андре Савар и Мишель Террьен.

Новое тысячелетие

Новому руководству не удалось сразу выправить положение; сезон 2000-01 впервые за долгие годы стал третьим подряд сезоном без игр плей-офф. Перед началом сезона 2001-02 «Канадиенс» пошли на серьёзные изменения в составе, команду укрепили Даг Гилмор, Яник Перро, Андреас Дакелль, Рихард Зедник, Жо Жюно, Дональд Одетт, а также выбранный на драфте 2001 года Майк Комисарек. Обновлённому «Монреалю» удалось — несмотря на отсутствие из-за болезни капитана Саку Койву — выйти в плей-офф, во многом благодаря игре вратаря Жозе Теодора, по итогам сезона завоевавшего сразу 2 трофея: Харт Трофи и Везина Трофи. В плей-офф «Монреаль» взял реванш у «Бостона», выбив «Брюинз», считавшихся фаворитами Восточной конференции, из розыгрыша, но уже в следующем раунде команда не смогла одолеть «Каролину».

Сезон 2002-03 команда начала неубедительно, что привело к отставке тренера Мишеля Террьена, заменённого на Клода Жюльена. «Канадиенс» опять не попали в плей-офф, и в межсезонье Андре Савара сменил на посту генерального менеджера бывший капитан клуба Боб Гейни. В плей-офф сезона 2003-04 «Канадцы» опять оставили вне игры «Бостон», но уже в следующем раунде всухую уступили «Тампе». Сезон 2005-06 ознаменовался очередной тренерской отставкой: уже в январе Боб Гейни, недовольный результатами команды, отправил в отставку Клода Жюльена, сам заняв вакантный пост. В плей-офф «Монреаль» уже в первом раунде уступил «Каролине».

Новым главным тренером был назначен ещё один бывший капитан клуба — Ги Карбонно. Команде не хватило всего 2 очков, чтобы попасть в плей-офф. Следующий сезон команда впервые за десятилетие закончила на первом месте не только в дивизионе, но и во всей Восточной конференции, однако в плей-офф последовало поражение в четвертьфинале Кубка Стэнли от «Филадельфии».

Сезон 2008-09 был юбилейным, сотым в истории команды, на драфте «Монреаль» пополнила целая группа одарённых молодых хоккеистов: Макс Пачиоретти, Пи Кей Суббан, Янник Вебер; болельщики рассчитывали, что в год своего столетия «Монреаль» сможет показать выдающийся результат, но ещё до окончания сезона стало ясно, что на это рассчитывать не стоит. Уже в январе лишился своего поста тренер Ги Карбонно, сменивший его Боб Гейни смог вывести команду в плей-офф, где «Монреаль» уступил уже в первом раунде, причём всухую, своим заклятым соперникам из «Бостона». Впервые в своей истории «Канадиенс», прежде завоёвывавшие Кубок Стенли хотя бы раз в десятилетие, нарушили собственную традицию, оставшись без трофея. Сезон 2009-10 команда начала без капитана: после 10 лет капитанства Саку Койву ушёл из «Монреаля», перейдя в «Анахайм». Несмотря на отличную игру в плей-офф вратаря Ярослава Галака, команда уступила в финале Восточной конференции «Филадельфии». В сезоне 2010-11 «Канадиенс» уступили в первом раунде плей-офф, а в сезоне 2011-12 они не только не попали в плей-офф, но и вообще закончили сезон на последнем месте на Востоке. Тренер Жак Мартен был уволен ещё в декабре, а в марте лишился своего места и сменивший Гейни генеральный менеджер Пьер Готье.

Сезон 2012-13, сокращённый из-за очередного локаута, клуб начал с новым руководством: на пост тренера вернулся Мишель Террьен, а новым генеральным менеджером стал Марк Бержевен. Команда уверенно выиграла первенство дивизиона, но в играх плей-офф команда оступилась уже в первом раунде, проиграв «Оттаве». Сезон 2013-14 «Канадиенс» провели гораздо увереннее, задолго до окончания обеспечив себе участие в играх плей-офф. В плей-офф «Монреаль» сперва без особых усилий одолел «Тампу», а затем, в упорном 7-матчевом противостоянии оказался сильнее «Бостона», выйдя в финал конференции, где уступил «Нью-Йорк Рейнджерс». В первом же матче серии с «Рейнджерс», «Канадцы» лишились основного вратаря: чемпион Олимпиады-2014 Кэри Прайс получил травму, а усилий его молодого сменщика Дастина Токарски — как и всей команды, оказалось недостаточно, чтобы одержать победу в серии.

По итогам регулярного чемпионата «Монреаль» стал победителем Атлантического дивизиона и в первом раунде плей-офф встретился с «Оттавой», которая была повержена в 6 матчах. В полуфинале конференции «Монреаль» столкнулся со своими прошлогодними соперниками из Тампы. «Молнии», в составе которых блистало звено Джонсон-Палат-Кучеров, а также голкипер Бен Бишоп, взяли реванш у канадцев со счетом 4-2. По итогам регулярного чемпионата голкипер Кэри Прайс стал обладателем сразу четырёх трофеев: Везина Трофи, Тед Линдсей Эворд, Харт Трофи и Уильям М. Дженнингс Трофи. Летом 2015 года «Канадиенс» подписали проведшего крайне неудачный сезон в «Каролине» сроком на 1 год Александра Сёмина.

Принципиальные соперники

«Торонто Мейпл Лифс»

Противостояние «Канадцев» и «Кленовых Листьев» уходит корнями во времена «Оригинальной Шестёрки», когда клубы были единственными канадскими командами НХЛ. Кроме спортивного, соперничество имело и национальный характер: «Монреаль» с момента основания позиционировал себя как команда франкоканадская, «Торонто» же поддерживали канадцы английского происхождения. В период с 1944 по 1978 год команды 15 раз встречались в плэй-офф, из них 5 раз — в финале Кубка Стэнли.

В 1981-98 годах «Торонто» выступал в Западной конференции и накал соперничества стал ослабевать, тем более, что к тому времени в лиге появились и другие канадские клубы, вступившие в борьбу с грандами канадского хоккея за симпатии болельщиков.

«Квебек Нордикс»

«Северяне» выступали в НХЛ с 1979 по 1995 годы и все эти годы боролись с «Канадцами» за право считаться главной командой провинции Квебек. (Это противостояние получило в тогдашней спортивной прессе название «Битва за Квебек»). За это время команды 5 раз встречались в плэй-офф («Канадиенс» выигрывали трижды). Встреча команд 20 апреля 1984 года вошла в историю канадского хоккея как «Резня в Страстную Пятницу»: матч плэй-офф между «Квебеком» и «Монреалем» ознаменовался грандиозной дракой, по итогам которой команды в сумме набрали 252 штрафных минуты. В 1995 году «Нордикс» переехали в Колорадо; на этом противостояние фактически закончилось.

«Бостон Брюинз»

Из американских команд самым принципиальным соперником «Канадцев» являются бостонские «Медведи». Начиная с сезона 1928-29, команды 33 раза (больше, чем любая другая пара команд) встречались в играх плэй-офф. Безоговорочное преимущество в этих встречах принадлежит «Монреалю»: из 33 серий канадцы выиграли 24.

Статистика выступлений

• И — количество игр
• В — количество выигранных матчей
• ПО — количество проигранных матчей в овертайме и по буллитам
• П — количество проигранных матчей
• Ш — разница заброшенных и пропущенных шайб
• О — количество набранных очков
• В КС — выступление в розыгрыше Кубка Стэнли

Сезон	И	В	ПО	П	Ш	О	В КС
2011/12	82	31	16	35	212-226	78	не прошли
2012/13	48	29	5	14	149-126	63	выход в 1/8 финала
2013/14	82	46	8	28	215-204	100	выход в 1/2 финала
2014/15	82	50	10	22	221-189	110	выход в 1/4 финала
2015/16	82	38	6	38	221-236	82	не прошли

Текущий состав

Вратари
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
31		Кэри Прайс	16 августа 1987
35		Эл Монтойя	13 февраля 1985
39		Майк Кондон	27 апреля 1990
Защитники
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
6		Ши Уэбер	14 августа, 1985
8		Грег Патерин	20 июня 1990
22		Зак Редмонд	26 июля 1988
26		Джефф Питри	9 декабря 1987
28		Натан Больё	5 декабря 1992
45		Марк Барберио	23 марта 1990
74		Алексей Емелин	25 апреля 1986
79		Андрей Марков	20 декабря 1978
Нападающие
Номер	Страна	Имя	Дата рождения
11		Брендан Галлахер	6 мая 1992
14		Томаш Плеканец	31 октября 1982
17		Торри Митчелл	30 января 1985
25		Якоб де ла Роз	20 мая 1995
27		Алекс Гальченюк	12 февраля 1994
32		Брайан Флинн	26 июля 1988
41		Пол Байрон	27 апреля 1989
42		Свен Андригетто	21 марта 1993
43		Даниэль Карр	1 ноября 1991
47		Александр Радулов	5 июля 1986
51		Давид Деарне	14 сентября 1986
65		Эндрю Шоу	20 июля, 1991
67		Макс Пачиоретти	20 ноября 1988

Неиспользуемые номера

• 1 — Жак Плант, вратарь (1952—1963). Выведен из обращения 7 октября 1995 года.
• 2 — Даг Харви, защитник (1947—1961). Выведен из обращения 26 октября 1985 года.
• 3 — Эмиль Бушар, защитник, (1941—1956). Выведен из обращения 4 декабря 2009 года.
• 4 — Жан Беливо, центральный нападающий (1953—1971). Выведен из обращения 9 октября 1971 года.
• 5 — Берни Жеффрион, крайний нападающий (1950—1964). Выведен из обращения 11 марта 2006 года.
• 5 — Ги Лапуэнт, защитник (1968—1982). Выведен из обращения 8 ноября 2014 года.
• 7 — Хоуи Моренц, центральный нападающий (1923—1934, 1936—1937). Выведен из обращения 2 ноября 1937 года.
• 9 — Морис Ришар, крайний нападающий (1942—1960). Выведен из обращения 6 октября 1960 года.
• 10 — Ги Лафлёр, крайний нападающий (1971—1985). Выведен из обращения 16 февраля 1985 года.
• 12 — Дикки Мур, крайний нападающий (1951—1963), и Иван Курнуайе, крайний нападающий (1963—1979). Выведен из обращения 12 ноября 2005 года.
• 16 — Анри Ришар, центральный нападающий (1955—1975). Выведен из обращения 10 декабря 1975 года.
• 16 — Элмер Лак, центральный нападающий (1940—1954). Выведен из обращения 4 декабря 2009 года.
• 18 — Серж Савар, защитник (1966—1981). Выведен из обращения 18 ноября 2006 года.
• 19 — Ларри Робинсон, защитник (1972—1989). Выведен из обращения 19 ноября 2007 года
• 23 — Боб Гейни, крайний нападающий (1973—1989). Выведен из обращения 23 февраля 2008 года.
• 29 — Кен Драйден, вратарь (1970—1979). Выведен из обращения 29 января 2007 года.
• 33 — Патрик Руа, вратарь (1984—1995). Выведен из обращения 22 ноября 2008 года.
• 99 — Уэйн Гретцки, центральный нападающий (1975—1999). Выведен из обращения во всей НХЛ 6 февраля 2000 года.

Тренеры

• Джозеф Каттаринич / Жан-Батист «Джек» Лавиолетт 1909—10
• Адольф Лекур 1911
• Наполеон Дорваль 1911—13
• Джимми Гарднер 1913—15
• Эдуар «Ньюси» Лалонд 1915—21
• Лео Дандюран 1921—26
• Сесил Харт 1926—32
• Ньюси Лалонд 1932—34
• Ньюси Лалонд / Лео Дандюран 1934—35
• Сильвио Манта 1935—36
• Сесил Харт 1936—38
• Сесил Харт / Жюль Дугаль 1938—39
• Альберт «Бейб» Сиберт 1939
• Альфред «Пит» Лепен 1939—40
• Дик Ирвин 1940—55
• Гектор «Тоу» Блэйк 1955—68
• Клод Рюэль 1968—70
• Эл Макнил 1970—71

• Скотти Боумэн 1971—79
• Берни Жеффрион 1979
• Клод Рюэль 1979—1981
• Боб Берри 1981—84
• Жак Лемэр 1984—85
• Жан Перрон 1985—88
• Пэт Бёрнс 1988—92
• Жак Демер 1992—95
• Марио Трамбле 1995—97
• Ален Виньо 1997—2000
• Мишель Террьен 2000—03
• Клод Жюльен 2003—06
• Боб Гейни 2006 (исполняющий обязанности)
• Ги Карбонно 2006—09
• Боб Гейни 2009 (исполняющий обязанности)
• Жак Мартен 2009—11
• Рэнди Канниуорт 2011—12 (исполняющий обязанности)
• Мишель Террьен 2012—н.в.

Капитаны команды

• Жан-Батист «Джек» Лавиолетт 1909—10
• Эдуар «Ньюси» Лалонд 1910—11
• Джек Лавиолетт 1911—12
• Ньюси Лалонд 1912—13
• Джимми Гарднер 1913—15
• Ховард Макнамара 1915—16
• Ньюси Лалонд 1916—22
• Спрэг Клегхорн 1922—25
• Билли Куту 1925—26
• Сильвио Манта 1926—32
• Джордж Хэйнсуорт 1932—33
• Сильвио Манта 1933—36
• Альберт «Бейб» Сиберт 1936—39
• Уолтер Басуэлл 1939—40
• Гектор «Тоу» Блэйк 1940—48
• Билл Дёрнан 1948 (январь—апрель)

• Эмиль Бушар 1948—56
• Морис Ришар 1956—60
• Даг Харви 1960—61
• Жан Беливо 1961—71
• Анри Ришар 1971—75
• Иван Курнуайе 1975—79
• Серж Савар 1979—81
• Боб Гейни 1981—89
• Ги Карбонно/Крис Челиос (сокапитаны) 1989 — 90
• Ги Карбонно 1990—94
• Керк Мюллер 1994—95
• Майк Кин 1995 (апрель—декабрь)
• Пьер Тарджон 1995—96
• Венсан Дамфусс 1996—99
• Саку Койву 1999—2009
• Брайан Джионта 2010—2014
• Макс Пачиоретти c сентября 2015

Члены Зала хоккейной славы

51 хоккеист, в разное время выступавший за «Монреаль Канадиенс», включён в Зал хоккейной славы. Первыми были Хоуи Моренц и Жорж Везина в 1945 году, последним — на текущий момент — Крис Челиос в 2013-м.

Список игроков «Монреаля»-членов Зала хоккейной славы

Игрок	Страна	Поз.	Год вкл.
Хоуи Моренц		Ц	1945
Жорж Везина		В	1945
Орель Жолиа		ЛК	1947
Ньюси Лалонд		Ц	1950
Джо Мэлоун		Ц	1950
Спрэг Клегхорн		З	1958
Херб Гардинер		ЛК	1958
Сильвио Манта		З	1960
Морис Ришар		ПК	1961
Джо Холл		З	1961
Джордж Хэйнсуорт		В	1961
Гарри Кэмерон		З	1962
Джек Лавиолетт		З	1962
Джимми Гарднер		ЛК	1962
Дидье Питр		ПК	1962
Альберт Сиберт		ЛК	1964
Билл Дёрнан		В	1964
Марти Бэрри		Ц	1965
Кен Риэрдон		З	1966
Гектор Блэйк		ЛК	1966
Эмиль Бушар		З	1966
Элмер Лак		Ц	1966
Том Джонсон		З	1970
Жан Беливо		Ц	1972
Берни Жеффрион		ПК	1972
Даг Харви		З	1973
Дикки Мур		ЛК	1974
Горд Дрийон		ПК	1975
Жак Плант		В	1978
Анри Ришар		Ц	1979
Лорн Уорсли		В	1980
Фрэнк Маховлич		ЛК	1981
Иван Курнуайе		ПК	1982
Кен Драйден		В	1983
Жак Лемер		Ц	1984
Берт Олмстэд		ПК	1985
Серж Савар		З	1986
Жак Лаперрьер		З	1987
Ги Лафлёр		ПК	1988
Тони Эспозито		В	1988
Герберт O’Коннор		ПК	1988
Боб Гейни		ЛК	1992
Ги Лапуэнт		З	1993
Стив Шатт		ЛК	1993
Лэрри Робинсон		З	1995
Дени Савар		Ц	2000
Род Лэнгуэй		З	2002
Патрик Руа		В	2006
Дик Дафф		ЛК	2006
Даг Гилмор		Ц	2011
Крис Челиос		З	2013

Индивидуальные рекорды

• Наибольшее количество очков за сезон: Ги Лефлер — 136 (56+80 в 1976-77)
• Наибольшее количество заброшенных шайб за сезон: Стив Шатт — 60 (1976-77) и Ги Лефлер — 60 (1977-78)
• Наибольшее количество результативных передач за сезон: Пит Маховлич — 82 (1974-75)
• Наибольшее количество штрафных минут за сезон: Крис Найлан — 358 (1984-85)
• Наибольшее количество очков, набранных защитником за один сезон: Лэрри Робинсон 85 (19+66 в 1976-77)
• Наибольшее количество «сухих» игр: Джордж Хэйнсуорт — 22 (1928-29)

Ссылки

• [www.canadiens.com/ Официальный сайт]  (англ.)  (фр.)
• [tricolore.ca/ Tricolore.ca — Сайт для любителей Canadiens de Montreal]  (фр.)

</div> </div>

Отрывок, характеризующий Монреаль Канадиенс

– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.