Каролина Харрикейнз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Каролина Харрикейнз
Страна: США США
Регион: Северная Каролина Северная Каролина
Город: Роли
Основан: 1972
Прежние названия: «Нью-Ингленд Уэйлерс» (ВХА)
1972-1979
«Хартфорд Уэйлерс» (НХЛ)
1979-1997
«Каролина Харрикейнз» (НХЛ)
с 1997 года
Домашняя арена: PNC-арена (на 18 730)
Цвета: красный, белый, чёрный
              
Хоккейная лига: НХЛ
Дивизион: Столичный

Конференция: Восточная
Главный тренер: Билл Питерс
Владелец: Питер Карманос
Генеральный менеджер: Рон Фрэнсис
Капитан: отсутствует
Фарм-клубы: Шарлотт Чекерс (АХЛ)
Флорида Эверблейдс (ECHL)
Трофеи:
Победы в конференции: 2: (2002, 2006)
Победы в дивизионе: 3: (1998-99, 2001-02, 2005-06)
К:Хоккейные клубы, основанные в 1972 году

«Каролина Харрикейнз» (англ. Carolina Hurricanes) — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге (НХЛ). Клуб базируется в городе Роли, штат Северная Каролина, США.

Изначально команда называлась «Нью-Ингленд Уэйлерс» и выступала во «Всемирной хоккейной ассоциации», где в 1973 году завоевала первый в истории Кубок АВКО (аналог Кубка Стэнли в НХЛ). После сезона 1978/1979 клуб приняли в НХЛ под названием «Хартфорд Уэйлерс». Под данным названием «Хартфорд» провел в ней 18 сезонов. После сезона 1996/1997, клуб был переведён в Роли и ныне существует под названием «Каролина Харрикейнз».

Наивысшего успеха команда добилась в сезоне 2005/2006, выиграв впервые в своей истории Кубок Стэнли.





История

Нью-Ингленд Уэйлерс

Команда «Нью-Ингленд Уэйлерс» была создана в ноябре 1971 года и вошла в состав новосозданной Всемирной хоккейной ассоциации. Владельцами клуба стали два молодых и богатых человека — Ховард Болдуин и Джон Кобурн. Пост генерального менеджера и главного тренера занял Джек Келли. Сезон ВХА 1972/1973 годов, ставший самым первым для этой лиги, «Уэйлерс» выиграли. Но из-за отсутствия других арен в Новой Англии, команда проводила свои домашние игры в Бостоне на стадионе «Бостон Брюинз». Посещаемость матчей, несмотря на успехи в ВХА, падала, и Болдуин стал искать новый дом своему клубу. Такой нашёлся в Хартфорде, но до открытия нового стадиона требовалось подождать ещё несколько месяцев, и поэтому концовку сезона 1973/1974 и начало 1974/1975 команда провела в Спрингфилде, штат Массачусетс.

Хартфорд Уэйлерс

11 января 1975 года «Уэйлерс» сыграли свою первую игру в Хартфорде на стадионе «Цивик центр колизеум». Команда быстро завоевала популярность среди болельщиков города. За исключением небольшого периода в конце 70-х, когда «Уэйлерс» играли в Спрингфилде из-за того, что их основной стадион находился на ремонте (из-за снега разрушилась часть крыши), команда в основном играла в Хартфорде.

В 1979 году ВХА распалась, а «Уэйлерс», как одна из самых стабильных команд лиги, вместе с «Эдмонтон Ойлерз», «Квебек Нордикс» и «Виннипег Джетс» вошла в состав Национальной хоккейной лиги, во многом благодаря Ховарду Болдуину, президенту ВХА и хозяину «Хартфорда», согласившемуся оставить свой пост.

В первом своём сезоне в НХЛ «Хартфорд» в 80 проведённых играх набрал 73 очка и вышел в плей-офф, где проиграл в первом раунде «Монреаль Канадиенс». Следующие пять сезонов команда числилась среди аутсайдеров лиги. Но благодаря лучшему праву выбора на драфте команда смогла укрепиться Роном Фрэнсисом. Появились защитник Джоэль Кенневилль, нападающие Торри Робертсон и Сильвен Тарджон. Произошли изменения и в руководстве — в 1983 году генеральным менеджером стал Эмили Фрэнсис, а на пост главного тренера пришёл Джек Эванс.

Изменения в составе привели к тому, что в сезоне 1985/1986, «Хартфорд», впервые в своей истории, имел положительный баланс побед и поражений. Выйдя в плей-офф команда в первом раунде не оставила шансов «Квебек Нордикс». Но в следующем круге «Уэйлерс» противостоял «Монреаль Канадиенс», и только лишь в решающей седьмой игре, в затянувшемся овертайме, «Канадиенс» смогли одаржать победу. Победа в серии над «Квебеком» стала первой и последней в истории клуба в плей-офф в XX веке.

В следующем сезоне «Уэйлерс» добились своего лучшего результата в регулярных чемпионатах, заняв с 93 очками первое место в своём дивизионе, но уступили в первом раунде плей-офф «Квебеку». В последующие четыре сезона «Хартфорд» занимал места в середине таблицы НХЛ и постоянно выбывал из плей-офф уже на первом этапе.

В марте 1991 года «Уэйлерс» обменяли одних из лучших своих игроков — Рона Фрэнсиса и Ульфа Самуэльссона — в «Питтсбург Пингвинз». После этого они ещё дважды выходили в плей-офф, причём в 1993 году лишь в семи матчах уступили «Монреалю» в первом раунде. Начиная с сезона 1993/1994 «Хартфорд» всегда оказывался вне розыгрыша Кубка Стэнли.

В 1994 году клуб купил Питер Карманос. Весной 1997 года он объявил о том, что команда после сезона 1996/1997 переедет из Коннектикута в Северную Каролину. Однако ещё до этого, в 1995 году, в клубе путём обменов появились Брендан Шэнахэн, а затем и Пол Коффи и Кит Примо. Но и Коффи и Шэнахэн не захотели играть в слабой команде и был обменены в другие команды. Свой последний матч в городе Хартфорд команда провела 13 апреля 1997 года и обыграла «Тампу Бэй Лайтнинг» 2:1.

Каролина Харрикейнз

Команда, сменившая название на «Каролина Харрикейнз», в сезоне 1997/98 была вынуждена проводить домашние матчи в городе Гринсборо, так как их будущая арена в городе Роли была ещё не готова. Посещаемость матчей команды в Гринсборо была невысокой — от 6 до 8 тысяч человек. Команде пришлось обменять своих лидеров — нападающего Джефа Сандерсона и вратаря Шона Бурка. Карманос попытался получить Сергея Фёдорова из «Детройта», сделав предложение на общую сумму в 38 миллионов долларов, но «Ред Уингз» покрыли предложение «Каролины». «Харрикейнз» не смогли пробиться в плей-офф.

В сезоне-1998/99 раскрылся талант Примо. Поддерживаемый Сами Капаненом и Гарри Робертсом, а также вратарём Артуром Ирбе, Примо помог своему клубу выйти в плей-офф. В четвертьфинале Восточной конференции «Харрикейнз» встретились с «Бостоном», вели по ходу серии 2:1, но затем проиграли подряд 3 игры и выбыли из дальнейшей борьбы.

Рассчитывая подписать гораздо больший новый контракт, Примо начал забастовку в сезоне 1999/2000 и был обменян в «Филадельфию» на Рода Бриндамора. Сезон у «Харрикейнз» получился неровный, команде не хватило всего одного очка для выхода в плей-офф. Одним из лучших игроков в тот год стал вратарь Ирбе, выигравший 34 матча и установивший тем самым новый рекорд клуба.

Последствия возвращения в клуб в начале 2000-х годов Рона Фрэнсиса и умелый выбор молодых игроков на драфтах дали хорошие результаты в 2002 году. «Харрикейнз» средне провели регулярный чемпионат, однако в плей-офф обыграли по очереди «Нью-Джерси», «Монреаль», «Торонто» и вышли в финал, где уступили «Детройту». Этот успех помог команде завоевать определённое уважение в лиге и огромный интерес болельщиков в Северной Каролине. Однако «Харрикейнз» не сумели развить своего успеха, и в 2003 году неожиданно заняли последнее место в регулярном чемпионате.

Неудачный старт «Ураганов» в 2003/04 годах привел к увольнению старшего тренера Пола Мориса, проведшего на своем посту более 8 сезонов. Заменивший его Питер Лавиолетт мало чем смог помочь клубу, снова оказавшемуся в числе аутсайдеров лиги.

В сезоне 2005/2006 «Каролина» выиграла Кубок Стэнли. Заняв второе место в Восточной конференции после «Оттавы», команда начала плей-офф с двух подряд поражений на домашней площадке от «Монреаля» в первом раунде. Но благодаря замене вратаря на Кэма Уорда, получившего в итоге приз самого ценного игрока плей-офф (Конн Смайт Трофи), «Каролина» одержала четыре подряд победы и вышла в следующий раунд, где переиграла одного из главных фаворитов турнира «Нью-Джерси».

В финале Восточной конференции «Ураганы» играли с «Баффало». Для выяснения победителя понадобилось максимально возможное число матчей. «Клинки», несмотря на потерю из-за травм сразу четырёх основных защитников, вели в третьем периоде седьмого матча серии со счетом 2:1, но не смогли удержать лидерство до конца. Забив три гола, «Ураганы» одержали победу в серии и второй раз за четыре последних сезона вышли в финал розыгрыша Кубка Стэнли.

В финале «Харрикейнз» играли с «Эдмонтон Ойлерз». Первые два матча выиграла «Каролина», а основной вратарь «Эдмонтона» Дуэйн Ролосон получил травму по ходу серии; несмотря на это, «Эдмонтон» по итогам шести матчей сравнял счёт в серии. В решающем седьмом матче «Каролина» одержала победу.

В сезонах 2006/2007 и 2007/2008 «Харрикейнз» не выходили в плей-офф.

В сезоне 2008/2009 команда вышла в плей-офф и прошла там два раунда, обыграв «Нью-Джерси» и «Бостон», а затем уступив «Питтсбургу».

С сезона 2009/2010, на протяжении 7 лет «Харрикейнз» не может попасть в плей-офф.

Посезонная статистика

Сезон Игр В П ПО Очк ШЗ ШП Регулярный чемпионат Плей-офф
2011-2012 82 33 33 16 82 213 243 5 в Юго-восточном в дивизионе Не вышла в плей-офф
2012-2013 48 19 25 4 42 128 140 3 в Юго-восточном в дивизионе Не вышла в плей-офф
2013-2014 82 36 35 11 83 207 230 7 в Столичном дивизионе Не вышла в плей-офф
2014-2015 82 30 41 11 71 188 226 8 в Столичном дивизионе Не вышла в плей-офф
2015-2016 82 35 31 16 86 198 226 6 в Столичном дивизионе Не вышла в плей-офф

Индивидуальные рекорды

  • Наибольшее количество голов в регулярном сезоне: Эрик Стаал (2005-06) — 45
  • Наибольшее количество передач в регулярном сезоне: Род Бриндамор (2006-07) — 56
  • Наибольшее количество очков в регулярном сезоне: Эрик Стаал (2005-06) — 100 (45+55)
  • Наибольшее количество очков, набранных в регулярном сезоне защитником: Йони Питканен (2009-10) — 46 (6+40)
  • Наибольшее количество штрафных минут в регулярном сезоне: Стю Гримсон (1997-98) — 204
  • Наибольшее количество минут, проведенных на поле в регулярном сезоне, среди вратарей: Артур Ирбе (2000-01) — 4405 мин 39 сек
  • Наибольшее количество «сухих» матчей в регулярном сезоне: Артур Ирбе (1998-99 и 2000-01), Кевин Уикз (2003-04) и Кэм Уорд (2008-09) — по 6
  • Наибольшее количество «сухих» матчей в регулярных чемпионатах: Кэм Уорд (2005-16) — 23
  • Наибольшее количество вратарских побед в регулярном сезоне: Кэм Уорд (2008-09) — 39
  • Наибольшее количество сыгранных игр среди вратарей в регулярном чемпионате: Кэм Уорд (2005-16) — 564

Текущий состав

Вратари
Номер Страна Имя Дата рождения
30 Кэм Уорд 29 февраля, 1984
31 Эдди Лэк 5 января, 1988
Защитники
Номер Страна Имя Дата рождения
5 Ноа Ханифин 25 января, 1997
27 Джастин Фолк 20 марта, 1992
47 Михал Йордан 17 июля, 1990
54 Бретт Пеше 15 ноября, 1994
65 Рон Хэйнси 24 марта, 1981
74 Джейккоб Славин 1 мая, 1994
Нападающие
Номер Страна Имя Дата рождения
11 Джордан Стаал 10 сентября, 1988
15 Андрей Нестрашил 22 февраля, 1991
16 Элиас Линдхольм 2 декабря, 1994
18 Джей Макклемент 2 марта, 1983
21 Ли Стемпняк 4 февраля, 1983
25 Виктор Стольберг 17 января, 1986
29 Брайан Бикелл 9 марта, 1986
34 Филипп ди Гьюсепп 9 октября, 1993
42 Юаким Нордстрём 25 февраля, 1992
49 Виктор Раск 1 марта, 1993
53 Джефф Скиннер 16 мая, 1992
86 Теуво Терявяйнен 11 сентября, 1994

Капитаны

Члены Зала хоккейной славы

Зарезервированные (выведенные из обращения номера)

ранее в «Хартфорде»

Первые номера драфтов


Награды и трофеи НХЛ

Командные

Кубок Стэнли

Принц Уэльский Трофи — Победитель плей-офф Восточной конференции

Победитель юго-восточного дивизиона

Личные

Конн Смайт Трофи — самый ценный игрок плей-офф

Фрэнк Дж. Селки Трофи — лучший форвард оборонительного плана

Кинг Клэнси Мемориал Трофи — за лидерство и человеческий вклад

Леди Бинг Мемориал Трофи — за спортивное мастерство и джентльменское поведение

Лестер Патрик Трофи — хоккейному деятелю за вклад в развитие хоккея с шайбой в США

Колдер Трофи — лучший новичок регулярного чемпионата НХЛ

Напишите отзыв о статье "Каролина Харрикейнз"

Ссылки

  • [www.carolinahurricanes.com Официальный сайт]  (англ.)
  • [nhl.ru/index.php?action=team&op=show&id=6 Каролина Харрикейнз на NHL.ru]

</div> </div>

Отрывок, характеризующий Каролина Харрикейнз

– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.