Национальная хоккейная лига

Запрос «НХЛ» перенаправляется сюда; о неходжкинских лимфомах см. Неходжкинские лимфомы.

Запрос «НХЛ» перенаправляется сюда; о Ночной хоккейной лиге см. Ночная хоккейная лига.

Национальная хоккейная лига (НХЛ)

National Hockey League Ligue nationale de hockey
НХЛ в сезоне 2016/2017
Хоккей с шайбой
Основан:	26 ноября 1917
Страна:	США (23) Канада (7)
Регион:	Северная Америка
Руководитель:	Гэри Беттмэн
Периодичность:	ежегодно
Количество команд:	30
Действующий победитель:	Питтсбург Пингвинз
Наибольшее число титулов:	Монреаль Канадиенс (25)
Официальный сайт:	[www.nhl.com NHL.com]

Национальная хоккейная лига (НХЛ) (англ. National Hockey League, NHL; фр. Ligue nationale de hockey, LNH) — профессиональная спортивная организация, объединяющая хоккейные клубы США и Канады. НХЛ стала одной из первых профессиональных хоккейных лиг в мире. НХЛ является одной из главных спортивных лиг Северной Америки, наряду с НФЛ, НБА, МЛБ и MLS. Лига была образована в 1917 году и объединяла в себе всего 4 команды. С сезона 2000—2001 играет 30 команд из 29 городов США и Канады, ежегодно борющихся за главный трофей лиги — Кубок Стэнли.

История

От начала и до «Оригинальной шестёрки»

История НХЛ

Национальная хоккейная лига
Основание	(1917—1942)
Оригинальная шестёрка	(1942—1967)
Расширение	(1967—1992)
Современная эра	(с 1992)
Портал:Хоккей

Национальная хоккейная лига была создана в 1917 году после возникновения разногласий в Национальной хоккейной ассоциации (НХА). Первый сезон НХЛ был проведён в 1917—18 годах и стартовал 19 декабря 1917 года в Монреале.

Первый конфликт в НХА был связан с владельцем «Торонто Блюширтс» Эдвардом Ливингстоуном (англ. Edward J. Livingstone). Он обвинялся участниками НХА в том, что часто использовал лазейки в инструкциях лиги для создания несправедливых преимуществ для своей команды. Особенно возмутило участников НХА то, что он объединил две команды из Торонто («Блюширтс» и «Онтариос») после того как те лишились своих лучших игроков. Также Ливингстоун был замечен в том, что предлагал игрокам других команд контракты, чтобы они не играли в хоккей. А в течение всех этих скандалов Ливингстоун неоднократно угрожал уйти из НХА и организовать в США новую лигу.

В свой заключительный сезон (1916—17) НХА состояла из шести команд: «Монреаль Канадиенс», «Монреаль Уондерерс», «Оттава Сенаторз», «Квебек Булдогз», «Торонто Блюширтс» и армейская команда 228-го батальона, базировавшегося в Торонто. 11 февраля 1917 владельцы команд встретились в Монреале, чтобы рассмотреть будущее лиги. За день до этого 228-й батальон и члены его команды (самой популярной команды НХА) был вызван для участия в боевых действиях Первой мировой войны. Ливингстоун, не посетивший встречу из-за болезни, был потрясён, когда узнал, что владельцы остальных команд лиги хотели исключить его «Блюширтс» из НХА.

После отставки президента НХА и союзника Ливингстоуна Франка Робинсона, Ливингстоун прекратил посещать заседания лиги и послал адвоката, чтобы тот представлял его интересы. Когда владельцы собрались 29 сентября 1917 года, они потребовали, чтобы Ливингстон продал «Блюширтс» в течение пяти дней. Тогда Ливингстоун договорился, чтобы «Блюширтс» под своё крыло взяла администрация торонтского стадиона «Мьючуэл Стрит Арена», в связи с чем «Блюширтс» были переименованы в «Торонто Аренас». Ливингстоун рассчитывал сохранить контроль над командой, если НХА продолжит работу. Однако, владельцы НХА встретились в Виндзор-Отеле Монреаля 26 ноября 1917 года и сформировали Национальную хоккейную лигу. В лигу вошли «Монреаль Канадиенс», «Монреаль Уондерерс», «Оттава Сенаторз», «Квебек Булдогз» и «Торонто Аренас».

Национальная хоккейная лига начала свой первый сезон в 1917 году. Команда «Квебек Булдогз» по финансовым причинам не принимала участие в первых двух сезонах. 2 января 1918 года Вестмаунт-Арена в Монреале, домашняя для «Уондерерс» и «Канадиенс», была разрушена при пожаре. Из-за этого «Уондерерс» пришлось прекратить существование. Таким образом, в первых двух сезонах в лиге принимало участие только три команды (в первом сезоне «Уондерерс» сыграли всего 6 игр, из которых выиграли только одну, а остальные проиграли). Несмотря на то, что Ливингстоун был изгнан из лиги, одна из его идей, предложенных для НХА — разбиение регулярного сезона на две части — была принята на вооружение и интегрирована с системой плей-офф. «Торонто Аренас» стали первой командой НХЛ, завоевавшей Кубок Стэнли. Разъярённый Ливингстоун тем временем, потерпев неудачу в попытке получить долю прибыли от «Аренас», предъявил иск команде и НХЛ.

Несмотря на то, что лига в первое десятилетие своего существования много сил тратила на то, чтобы остаться хотя бы просто в бизнесе, команды НХЛ были очень успешными на льду — они выигрывали Кубок Стэнли семь раз из первых девяти розыгрышей (в сезоне 1918-19 розыгрыш был отменён из-за эпидемии Испанского гриппа). В то время Кубок Стэнли разыгрывался между победителем НХЛ и победителем Ассоциации хоккея тихоокеанского побережья. В 1926 году НХЛ подняла зарплаты своих игроков до уровня, который не могли позволить себе другие североамериканские хоккейные лиги, и стала единолично разыгрывать Кубок Стэнли. Лига расширилась — в 1924 году к ней присоединились «Бостон Брюинз», в 1925 — «Нью-Йорк Американс» и «Питтсбург Пайрэтс», в 1926 — «Нью-Йорк Рейнджерс», «Детройт Кугарс» (позже ставшие «Детройт Ред Уингз») и «Чикаго Блэк Хокс». К концу сезона 1930-31 в НХЛ играли в общей сложности 10 команд. Однако, Великая депрессия нанесла чувствительный удар лиге: «Пайрэтс» и «Американс» расформировались и даже «Сенаторз» были вынуждены свернуться из-за финансовых трудностей после переезда в 1934 году в Сент-Луис. С началом Второй мировой войны НХЛ была уменьшена до шести команд. Эти команды, игравшие в лиге в течение 25 лет с 1942 года, известны как «Оригинальная шестёрка» (англ. Original Six): «Монреаль Канадиенс», «Торонто Мейпл Лифс», «Детройт Ред Уингз», «Бостон Брюинз», «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Чикаго Блэк Хокс». Вторая мировая война дала многим игрокам шанс попробовать свои силы в профессиональном хоккее, но по её окончании им пришлось перейти в низшие лиги.

Расширение: 1967 и позже

В середине 1960-х в младших лигах, особенно с запада США, стали появляться команды, способные составить конкуренцию командам НХЛ. Усиление Западной хоккейной лиги, которой специалисты предрекали трансформацию в лигу равную по силам НХЛ, а также финансовые соображения побудили НХЛ в 1967 году предпринять первое расширение со времен 1920-х годов. В лигу были приняты ещё шесть команд, которые образовали новый дивизион. Это были «Филадельфия Флайерз», «Сент-Луис Блюз», «Миннесота Норт Старз», «Лос-Анджелес Кингз», «Окленд Силз» и «Питтсбург Пингвинз». Через три года в лигу влились «Ванкувер Кэнакс» и «Баффало Сейбрз».

В 1972 году была сформирована Всемирная хоккейная ассоциация (ВХА). Хотя ВХА никогда не вносила предложение НХЛ по поводу совместного розыгрыша Кубка Стэнли, но все признавали силу этой лиги и считали её достойным конкурентом НХЛ. В связи с этим НХЛ решила срочно продолжить политику расширения и присоединила к лиге «Нью-Йорк Айлендерс» и «Атланта Флэймз» в 1972 году, а «Канзас-Сити Скаутс» и «Вашингтон Кэпиталз» — два года спустя. Однако, увеличение количества команд лиги вызвало снижение общего уровня игры. Эти лиги боролись за сильных хоккеистов вплоть до свертывания ВХА в 1979 году. Четыре команды ВХА влились в НХЛ: «Хартфорд Уэйлерс», «Квебек Нордикс», «Эдмонтон Ойлерз» и «Виннипег Джетс». На 2011 год «Эдмонтон Ойлерз» является последней командой из ВХА, которая продолжает базироваться в том же городе, где базировалась и ранее. «Квебек Нордикс», «Виннипег Джетс» и «Хартфорд Уэйлерз» сейчас изменили название и переехали в другие города.

НХЛ продолжала расширяться, и за два десятилетия количество команд в лиге увеличилось до своего сегодняшнего максимума — 30 команд с 2001 года. Хотя хоккей остается очень популярным в Канаде, в США, особенно в их южной части, его популярность гораздо ниже бейсбола, баскетбола и американского футбола.

24 июня 2015 года Национальная хоккейная лига объявила о планах по расширению лиги. В лигу официально было подано две заявки на создание команды, от канадского города Квебек и американского Лас-Вегаса. 7 июня 2016 года комитет владельцев клубов рекомендовал совету директоров НХЛ принять в лигу клуб из Лас-Вегаса. 22 июня 2016 года, комиссар НХЛ Гэри Беттмэн, объявил о расширении лиги и включении в неё команды из Лас-Вегаса. Новая команда начнёт свои выступления в НХЛ с сезона 2017/2018, а перед этим, в июне 2017 года, лига проведёт драфт расширения, для комплектования состава нового клуба. Одновременно с этим решением, лига отложила рассмотрение заявки от города Квебека.

Забастовки и локауты

В истории НХЛ была одна забастовка игроков и три локаута. Первой была забастовка в апреле 1992 года, инициированная профсоюзом игроков НХЛ — НХЛПА. Забастовка была начата ближе к концу сезона и продлилась всего 10 дней. Пропущенные игры были перенесены.

Локаут в сезоне 1994/95 был более продолжительным — 3 месяца. Из-за этого пришлось сократить количество игр для каждой команды с 84 до 48 игр. В течение сокращенного сезона команды играли игры только внутри своих конференций. Договор между профсоюзом и лигой был заключен до 1998 года, но позже был продлен до 15 сентября 2004 года.

Переговоры по новому соглашению, начатые в 2004 году, превратились в один из самых острых споров между работодателями и игроками в истории профессионального спорта. Лига предлагала установить для клубов общий «потолок зарплат». Профсоюз всеми силами противился этому. Без принятия нового соглашения комиссар лиги Гэри Бэттман вынужден был отменить сезон 2004/05. В результате НХЛ стала первой профессиональной спортивной лигой Северной Америки, которая потеряла целый игровой сезон из-за трудового спора. В июле 2005 года соглашение было подписано на условиях лиги — «потолок зарплат» был все-таки установлен. Игры НХЛ возобновились в октябре 2005 года.

Третий локаут был объявлен 16 сентября 2012 года, после того как лига и профсоюз не смогли договориться по новому коллективному соглашению. Камнем преткновения являлось разделение возможного дохода между лигой и профсоюзом. Официально локаут завершился 12 января 2013 года.

Матч всех звёзд

Матч всех звёзд НХЛ ежегодно проводится с 1947 года. Ранее, как правило, со сборной звёзд лиги встречался обладатель Кубка Стэнли. С 1969 года в подобных матчах принимали участие сборные Восточного и Западного дивизионов, а с 1975 по 1993 год сборная группы Кларенса Кэмпбелла играла со сборной группы Принца Уэльского. Начиная с 1994 года, в связи с переорганизицией лиги, матчи проводились уже среди команд Восточной и Западной конференции. В 1998 году лигой было принято решение о проведение матчей среди сборных Северной Америки и Остального мира. Данное разделение просуществовало до 2002 года, когда НХЛ вернулся к старой схеме команд — Запад и Восток. С сезона 2010/11 по 2014/15 матч звёзд проводился в формате «Сборных капитанов», когда выбранные лигой два капитана набирают себе в команду игроков. В сезоне 2015/2016 был предложен новый формат, в виде противостояния дивизионов в формате 3 на 3.

Матч всех звёзд за 60 лет своей истории не проводился восемь раз. В 1979 и 1987 годах из-за проведения матчей с советскими клубами, в 1995, 2005 и 2013 из-за локаута, а в 2006, 2010 и 2014 годах по причине занятости лучших хоккеистов лиги в составах своих национальных сборных на Олимпийских играх. Лучшим бомбардиром матчей всех звёзд является Уэйн Гретцки, на счету которого 25 очков в 17 проведённых поединках. У Марио Лемье сыграно столько же игр, но на два результативных очка меньше.

Драфт

Драфт НХЛ (англ. NHL Entry Draft) — ежегодное пополнение клубами своих рядов лучшими канадскими, американскими и европейскими юниорами и хоккеистами более старшего возраста. Впервые любительский драфт был проведён в 1963 году. В клубы было разрешено включать юниоров не моложе 17 лет. В сезоне 1968/1969 можно было выбирать уже хоккеистов со всего мира. Через 11 лет минимальный возраст для драфта юниоров стал равен 18 годам.

Право выбирать первым имеет слабейшая команда НХЛ по итогам прошедшего регулярного сезона, затем предпоследняя команда и т. д. После того как все клубы выберут по одному игроку, в той же последовательности начинается второй раунд набора, затем третий и т. д. Однако чтобы клубы, которые потеряли все шансы на попадание в плей-офф, умышленно не проигрывали оставшиеся матчи в надежде на получение права выбирать первым, НХЛ ввела так называемую драфт-лотерею, в которой команда, занявшая последнее место, имеет наибольшие шансы (25 %) выиграть право первого выбора, а команда занявшая 17-е место имеет шанс 0,5 % на выигрыш права первого выбора. До 2013 года в драфт-лотерее принимали участие только 5 команд, занявших последние места по итогам прошедшего регулярного сезона.

NHLPA

Ассоциация игроков НХЛ (англ. The National Hockey League Players' Association (NHLPA)) — это профсоюз, членами которого являются игроки НХЛ и чьи интересы он представляет в НХЛ. Ассоциация была создана в июне 1967 года. Первым президентом стал Боб Палфорд, а её руководителем — Алан Иглсон. Штаб-квартира располагается в Торонто.

С НХЛПА связаны все три локаута в НХЛ. После второго, который сократил сезон 1994-95 до 48 матчей, NHLPA в 1995 году подписало коллективное соглашение об условиях труда, которое продлилось до 15 сентября 2004 года. О новых условиях договора НХЛ и НХЛПА договориться не смогли, вследствие чего сезон 2004/2005 был полностью отменён. Через два месяца после начала «локаута» профсоюз начал выплату «пособий по безработице» своим членам — 10 000 долларов в месяц. Эти деньги хоккеисты откладывали сами в специальный фонд профсоюза на протяжении нескольких последних лет.

Структура сезона

Регулярный сезон

В регулярном сезоне каждая команда играет 82 игры — 41 дома и 41 в гостях. До сезона 2013/2014 каждая команда играла 24 игры с командами своего дивизиона (по 6 игр против каждой), 40 игр — против команд своей конференции, но не своего дивизиона (по 4 игры против каждой), 18 игр — против команд из другой конференции (по 2 игры с тремя из них и по 1 игре с 12 оставшимися командами).

С сезона 2005/06 правила изменились — на протяжении трёх сезонов было увеличено количество игр внутри дивизиона: каждая команда играла 32 игры против команд своего дивизиона (по 8 против каждой), 40 игр — против команд других дивизионов своей конференции (по 4 игры против каждой), и лишь 10 игр — против команд из другой конференции (таким образом, в течение одного сезона не все команды встречались друг с другом). Перед сезоном 2008/09 лига вернулась к прежнему формату календаря — теперь каждая команда, как и до локаута 2004/05, в течение сезона играет как минимум одну игру с каждой другой командой лиги.

С сезона 2013/2014 поменялась структура календаря. Команды западной конференции проводят 29 матчей с соперниками своего дивизиона (5 матчей с пятью соперниками, с двумя из них 3 дома и 2 на выезде, с тремя — 2 дома и 3 на выезде, плюс 4 матча с одной командой в формате 2 дома и 2 в гостях), 21 матч против команд другого дивизиона западной конференции (3 игры с каждой из команд, 2 дома и 1 в гостях против четырех соперников, 1 дома и 2 в гостях — против трех других). По два матча (один дома и один на выезде) с каждой из команд восточной конференции (всего 32 матча).

Команды восточной конференции проводят 30 матчей внутри своего дивизиона (по 5 матчей с двумя командами, с одной — 3 дома и 2 в гостях, с другой — 2 дома и 3 в гостях, плюс по 4 матча с пятью другими, 2 дома и 2 в гостях), 24 матча против команд другого дивизиона восточной конференции (3 матча с каждым из соперников, 2 дома и 1 в гостях против четырех команд, 1 дома и 2 в гостях — против четырех других). По два матча (один дома и один на выезде) с каждой из команд западной конференции (всего 28 матчей).

Количество матчей, проводимых с конкретным соперником, определяется по принципу ежегодной ротации.

В сезонах 1994/95 и 2012/13, укороченных из-за локаутов, команды из разных конференций не играли друг с другом.

За победу команда получает два очка, одно очко команда получает за проигрыш в овертайме или по буллитам, и ни одного — за проигрыш в основное время. Данная система начисления очков действует, начиная с сезона 2005/06 (ранее команды получали по одному очку за ничью, если в овертайме не было заброшено шайб; начиная с сезона 1999/2000 одно очко также получает команда, проигравшая в овертайме). По окончании регулярного сезона команда, набравшая больше всех очков в своём дивизионе, становится чемпионом дивизиона (учитываются очки от игр со всеми командами, а не только с командами своего дивизиона), а команда, набравшая больше всех очков в регулярном сезоне среди всех клубов Лиги выигрывает Президентский Кубок. Три первые команды из каждого дивизиона плюс ещё 4 лучшие команды по очкам (по две из каждой конференции) попадают в плей-офф и разыгрывают Кубок Стэнли.

Плей-офф Кубка Стэнли

Плей-офф Кубка Стэнли — турнир на выбывание, в котором команды играют серии матчей до четырёх побед. В случае если основное время матча заканчивается вничью, играется овертайм до первой заброшенной шайбы. Овертаймы в плей-офф Кубка Стэнли играются как полноценные двадцатиминутные периоды, в которых играют 5 на 5 полевых игроков, в отличие от овертаймов регулярного сезона, которые играются пять минут 3 на 3 полевых игрока. Овертаймы плей-офф, кроме того, не заканчиваются серией штрафных бросков, как в регулярном сезоне, а продолжаются до тех пор, пока одна из команд не забьёт шайбу. Команда, занявшая более высокое место в регулярном сезоне, имеет преимущество — играет на одну игру больше на домашнем льду. Первая, вторая и, если нужно, пятая и седьмая игры играются на льду этой команды, а остальные — на льду команды, занявшей более низкое место в регулярном сезоне.

Трофеи и награды

Национальная хоккейная лига ежегодно вручает несколько трофеев. Самый престижный клубный приз — это Кубок Стэнли, которым награждается победитель плей-офф Кубка Стэнли. Команда, набравшая по итогам регулярного сезона наибольшее количество очков, награждается Президентским кубком. Есть также трофеи, которые вручаются, основываясь на статистических показателях игроков и вратарей. Среди них: «Арт Росс Трофи», вручаемый лучшему бомбардиру сезона (голы + передачи), «Морис Ришар Трофи», которым награждается лучший снайпер лиги и «Уильям М. Дженнингс Трофи» вратарю, пропустившему наименьшее число голов в среднем за игру по итогам регулярного сезона.

Лауреаты других индивидуальных призов определяются голосованием представительств Ассоциации журналистов НХЛ в каждом из городов, где есть клубы НХЛ, или главными тренерами команд. Самым престижным индивидуальным трофеем, голосование по которому происходит среди журналистов, является «Харт Трофи», вручаемый самому ценному игроку сезона. «Везина Трофи» вручается самому лучшему голкиперу сезона, а голосование идёт среди главных тренеров команд НХЛ. «Джеймс Норрис Трофи» награждается лучший защитник сезона, наградой «Колдер Трофи» лучший новичок сезона. Причём новичком лиги может считаться игрок, сыгравший до этого в НХЛ не более 25 игр. «Леди Бинг Трофи» присуждается игроку, продемонстрировавшему образец честной спортивной борьбы и джентльменского поведения в сочетании с высоким игровым мастерством. Все эти три награды присуждаются по результатам голосования представительств Ассоциации журналистов НХЛ.

В дополнение к наградам регулярного сезона, существуют также призы, вручаемые по итогам игр плей-офф Кубка Стэнли. «Конн Смайт Трофи» присуждается самому ценному игроку плей-офф. Лучший, по мнению Ассоциацией журналистов НХЛ, тренер сезона получает «Джек Адамс Эворд». Национальная хоккейная лига публикует имена трёх претендентов на каждый приз, а затем называет победителей на специальной церемонии награждения.

Зал хоккейной славы

Игроки, тренеры и официальные лица, чья карьера была успешной, могут быть выбраны в «Зал хоккейной славы». Игрок не может быть выбран в течение трёх лет после окончания хоккейной карьеры. Если же заслуги игрока считаются достаточно существенными, то возможно введение в «Зал славы» и до окончания этого трёхлетнего срока. Уэйн Гретцки в 1999 году стал последним игроком, которого допустили в «Зал славы» до окончания этого срока.

Зал хоккейной славы, находящийся в канадском городе Торонто в здании «BCE Place», был основан в 1943 году. Первых 12 игроков ввели уже в 1945 году. За более чем 70 прошедших лет в Зал было введено более 300 игроков, тренеров, функционеров и журналистов.

Телевидение

Игры Национальной хоккейной лиги в Северной Америке следующие телеканалы: в США — каналы сети NBC и в Канаде — Sportsnet, CBC, TVA, TVA Sports (последние два на французском языке), а также в обеих странах NHL Network. В середине 2005 года, после локаута 2004-05, американский кабельный телеканал ESPN решил не продлевать контракт с НХЛ на следующий сезон. Лига потеряла из-за этого 60 миллионов долларов, которые она могла заработать за продажу прав на телетрансляции. Ещё раньше выбыл из игры телеканал ABC, место которого на значительно менее выгодных для НХЛ условиях занял NBC. По завершении сезона 2010/11 заканчивался договор между НХЛ и NBC. Канал ESPN изъявил желание возобновить показ матчей, однако НХЛ подписала новое соглашение с NBC сроком на 10 лет. С сезона 2014/2015 права на трансляции матчей в Канаде принадлежат компании Rogers Communications. Контракт подписан на 12 лет, на сумму 5,232 миллиарда канадских долларов.

В России права на показы матчей регулярного сезона и плей-офф Кубка Стэнли до сезона 2011/2012 принадлежали телекомпаниям «НТВ-плюс» и Viasat Sport, последняя транслировала матчи по договорённости с каналом ESPN America. В сезоне 2011/2012 права на трансляции приобрела ВГТРК, матчи показывали каналы Россия-2 и Спорт-1. С сезона 2012/2013 трансляции матчей НХЛ в России не осущетвлялись. В 2016 году телеканал Матч ТВ приобрёл права на показ матчей плей-офф Кубка Стэнли 2016. С сезона 2016/2017 матчи НХЛ в России показывают телеканалы Eurosport 1 и Eurosport 2. Права были приобретены сроком на 3 года.

Команды

Девилз

Айлендерс

Рейнджерс

Флайерз

Пингвинз

Брюинз

Сейбрз

Канадиенс

Сенаторз

Мейпл Лифс

Джетс

Харрикейнз

Пантерз

Лайтнинг

Кэпиталз

Блэкхокс

Блю Джекетс

Ред Уингз

Предаторз

Блюз

Флэймз

Эвеланш

Ойлерз

Уайлд

Кэнакс

Дакс

Старз

Кингз

Койотис

Шаркс

5 декабря 2011 года совет директоров НХЛ утвердил новое распределение команд. Вместо шести дивизионов команды разделены на четыре конференции, по семь и по восемь команд. Каждая команда должна была сыграть внутри своих конференций по 36 (в конференциях по семь команд) или 38 (в конференциях по 8 команд) матчей и по две игры (дома и на выезд) с командами из других конференций. Изменения должны были вступить в силу с сезона 2012/2013, однако план не был поддержан профсоюзом игроков.

В феврале 2013 года, НХЛ предложила новую структуру дивизионов. Были сохранены конференции, однако сократилось общее количество дивизионов с шести до четырёх (по два в каждой конференции). Профсоюз игроков одобрил этот план. Изменения вступили в силу с сезона 2013/2014. В плей-офф выходят по три лучшие команды из каждого дивизиона плюс еще две из каждой конференции добираются по очкам.

Эдмонтон Ойлерз, Хартфорд Уэйлерз (ныне Каролина Харрикейнз), Квебек Нордикс (ныне Колорадо Эвеланш) и оригинальный Виннипег Джетс (ныне Аризона Койотис) вступили в НХЛ в 1979 как часть ВХА после объединения с НХЛ.

* — отмечены команды, совершившие переезд.

Маскоты

Практически все команды лиги (кроме трех) имеют своих маскотов (талисманов).

См. также

• Классика наследия НХЛ
• Зимняя классика НХЛ
• Список спортивных арен Национальной хоккейной лиги
• Список хоккеистов-обладателей Кубка Стэнли
• Список команд-обладателей Кубка Стэнли
• Список хоккеистов НХЛ, набравших 1000 и более очков
• Список хоккеистов НХЛ, сыгравших 1000 и более матчей
• Список 100 лучших игроков НХЛ по версии журнала The Hockey News
• Список маскотов команд НХЛ
• Список лучших российских бомбардиров в истории НХЛ
• Неиспользуемые номера НХЛ
• Командные рекорды НХЛ
• Исчезнувшие клубы НХЛ
• Список вратарей НХЛ, одержавших более 300 побед
• Список вратарей, забивших гол в НХЛ
• Кубок мира по хоккею с шайбой

Ссылки

• [www.nhl.com Официальный сайт НХЛ]  (англ.)  (фр.)  (рус.)  (фин.)  (швед.)  (чешск.)  (слов.)  (нем.)
• [www.nhl.com/ru/index.html Русскоязычная версия официального сайта НХЛ]
• [www.nhl.ru Русскоязычный сайт о НХЛ]
• [www.nhlfa.com Сайт ассоциации болельщиков НХЛ]  (англ.)
• [www.nhlpa.com Сайт ассоциации игроков НХЛ]  (англ.)

  NHL (команды, арены) [maps.google.com/?q=googis.info/load/0-0-0-681-20 Google Maps]  [googis.info/load/0-0-0-681-20 KMZ] (файл меток KMZ для Google Earth)

Команды НХЛ

Отрывок, характеризующий Национальная хоккейная лига

– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.