Линия Эносима (Одакю)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
     Линия Эносима (Одакю)
小田急江ノ島線
Odakyū Enoshima Line

Экспресс "Эносима" около станции Катасэ-Эносима
Общая информация
Расположение

Канагава

Тип

Железнодорожная линия

Конечные станции

Сагами-Оно
Катасэ-Эносима

Количество станций

17

Сайт

www.odakyu.jp/

Обслуживание
Дата открытия

1929

Подчинение

Odakyu Electric Railway

Технические данные
Протяжённость

27,4 км

Ширина колеи

1067 мм

Тип электрификации

1500 В DC

Скорость

110 км/ч

Линия Эносима (яп. 小田急江ノ島線 одакю: эносима сэн) — основная железнодорожная линия частного японского железнодорожного оператора Odakyu Electric Railway расположенная в восточной части префектуры Канагава. Линия ответвляется от линии Одавара на станции Сагами-Оно и тянется на 27,4 километра на юг до станций Фудзисава и Катасэ-Эносима. Первоначальная линия из 13-ти станций была открыта 1-го апреля 1927-го года.



Виды обслуживания

По линии ходят поезда под названиями "Эносима" и Homeway типа Limited Express(экспресс с ограниченным числом остановок). Для проезда в них требуется внести дополнительную плату. Так же по линии ходят скорые поезда, которые используют тот же тип вагонов что и местные составы, и не требуют дополнительной платы за проезд. Английские наименования официально используются на данной линии вместе с японскими. Русские наименования разработаны специально для данной статьи.

Limited Express(экспресс с ограниченным числом остановок) (яп. 特急 токкю:)
От Синдзюку до Катасэ-Эносима и обратно.
Rapid Express(Скорый Экспресс) (яп. 快速急行 кайсоку кю:ко:) (R)
От Синзюку до станции Фудзисава и обратно (два состава в день продолжают движение до/от станции Катасэ-Эносима).
Express(Экспресс) (яп. 急行 кю:ко:) (E)
От Синдзюку до Катасэ-Эносима и обратно (бывают исключения)
Local(Местный) (яп. 各駅停車 какуэки тэйся)
От станции Матида или Сагами-Оно (а также от Синдзюку) до станции Катасэ-Эносима и обратно.

Станции

Информация по поездам вида обслуживания Limited Express в статье Odakyu Electric Railway.

  • Все станции расположены в префектуре Канагава.
Легенда
  • ● : Останавливаются все поезда
  • ○ : Останавливаются некоторые поезда
  • │ : Все поезда проезжают
Станция Японское
название
Расстояние (км) Express Rapid Пересадки Расположение
Between
Между
станциями
Всего
(от Сагами-Оно)
Всего
(от Синдзюку)
Сагами-Оно 相模大野 - 0.0 32.2 Линия Одавара Сагамихара
Хигаси-Ринкан 東林間 1.5 1.5 33.8
Тюо-Ринкан 中央林間 1.5 3.0 35.3 Линия Дэнъэнтоси Ямато
Минами-Ринкан 南林間 1.5 4.5 36.8
Цурума 鶴間 0.6 5.1 37.4
Ямато 大和 2.5 7.6 39.9 Линия Сотэцу
Сакурагаока 桜ヶ丘 2.2 7.6 42.1
Кодза-Сибуя 高座渋谷 2.0 11.8 44.1
Тёго 長後 2.2 14.0 46.3 Фудзисава
Сёнандай 湘南台 1.8 15.8 48.1 Синяя линия метро Иокогамы
Линия Идзумино
Муцуай-Нитидаймаэ 六会日大前 1.5 17.3 49.6
Дзэнгё 善行 2.4 19.7 52.0
Фудзисава-Хоммати 藤沢本町 1.6 21.3 53.6
Фудзисава 藤沢 1.8 23.1 55.4 JR East: Линия Токайдо
Enoshima Electric Railway
Хон-Кугэнума 本鵠沼 1.5 24.6 56.9
Кугэнума-Кайган 鵠沼海岸 1.3 25.9 58.2
Катасэ-Эносима 片瀬江ノ島 1.7 27.6 59.9 Enoshima Electric Railway (Эносима)
Shonan Monorail : Линия Эносима (Станция Сёнан-Эносима)

Напишите отзыв о статье "Линия Эносима (Одакю)"

Ссылки

  • [www.odakyu.jp/english/ Официальный сайт]  (англ.)
  • [www.odakyu.jp/ Официальный сайт]  (яп.)
  • [www.odakyu.jp/english/route/railmap/index.html Карта маршрута]

Отрывок, характеризующий Линия Эносима (Одакю)

– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал: