Линия Дзёбан
Поделись знанием:
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
Линия Дзёбан 常磐線 Jōban Line | |
 Электричка серии Е531 на линии Дзёбан между станциями Минами-Косива и Кита-Коганэ | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Расположение | |
| Тип |
Железнодорожная линия |
| Конечные станции | |
| Количество станций |
85 |
| Сайт |
www.jreast.co.jp/ |
| Обслуживание | |
| Дата открытия |
1889 |
| Подчинение | |
| Технические данные | |
| Протяжённость |
368 км |
| Ширина колеи | |
| Тип электрификации | |
| Скорость |
130 км/ч |
| Карта линии | |
|
| |
Линия Дзёбан (яп. 常磐線 дзё:бан сэн) — железнодорожная линия японского железнодорожного оператора East Japan Railway Company, протянувшаяся от станции Ниппори, расположенной в специальном районе Тайто, Токио до станции Иванума, расположенной в городе Иванума префектуры Мияги. В то же время большинство составов начинают движение на станции Уэно; так же многие составы продолжают движение далее от станции Иванума до станции Сендай. Название линии происходит от названий древних провинций Хитати (常陸) и Иваки (磐城).
Планируется соединить линию со станцией Токио с помощью строящейся линии Тохоку-Дзюкан.
Содержание
Основные данные
- Операторы, расстояния:
- East Japan Railway Company (JR East) (Пути и обслуживание)
- Ниппори — Хараномати — Иванума: 343,1 км
- Микавасима — Сумидагава — Минами-Сэндзю (Грузовая ветка Сумидагава): 5,7 км
- Микавасима — Табата (Грузовая ветка Табата): 1,6 км
- Japan Freight Railway Company (JR Freight) (Обслуживание)
- Микавасима — Хараномати — Иванума: 341,9 км
- Микавасима — Сумидагава — Минами-Сэндзю (Грузовая ветка Сумидагава): 5,7 км
- Микавасима — Табата (Грузовая ветка Табата): 1,6 км
- East Japan Railway Company (JR East) (Пути и обслуживание)
- Количество путей:
- Четырёхпутный участок: Аясэ — Торидэ
- Двухпутные участки: Ниппори — Аясэ, Торидэ — Ёцукура, Хироно — Кидо, Оно — Футаба
- Электрификация:
История
- 16 января, 1889: Начинает действовать ветка компании Mito Railway (Мито — Ояма).
- 26 ноября, 1890: Начинает действовать грузовая ветка компании Mito Railway (Мито — Накагава).
- 1 марта, 1892: Компания Mito Railway входит в состав компании Nippon Railway.
- 4 ноября, 1895: Начинает действовать ветка компании Nippon Railway Линия Цутиура (Цутиура — Томобэ).
- 1 декабря, 1895: Открывается станция Хатори.
- 25 декабря, 1896: Начинают действовать Линия Цутиура (Табата — Цутиура), Линия Сумадагава (Табата — Сумидагава).
- 25 февраля, 1897: Начинает действовать Линия Иваки (Мито — Тайра [ныне Иваки]).
- 17 мая, 1897: Открывается станция Камэари.
- 29 августа, 1897: Начинает действовать участок линии Иваки: Тайра — Кунохама.
- 10 ноября, 1897: Начинает действовать участок линии Иваки: Накамура [ныне Сома] — Иванума.
- 27 декабря, 1897: Открывается станция Канамати.
- Январь 1898: Открывается участок Китасэндзю — Сумадагава.
- 1 апреля, 1898: Открывается станция Исигами.
- 3 апреля, 1898: Начинает действовать участок линии Иваки: Хараномати — Накамура.
- 11 мая, 1898: Начинает действовать участок линии Иваки: Одака — Хараномати.
- 6 августа, 1898: Открывается станция Мабаси.
- 23 августа, 1898: Начинает действовать участок линии Иваки: Кунохама — Одака, Соединяя станции Табата и Иванума. Линия Цутиура, Линия Мито и Линия Иваки объединены под общим названием — Линия Кайган.
- 1 декабря, 1898: Станция Така перименована в Иваки-Ота.
- 4 августа, 1900: Открывается станция Сануки.
- 22 ноября, 1904: Открывается станция Оно.
- 1 апреля, 1905: С завершением строительства участка Микавасима — Ниппори, полностью проложен нынешний маршрут линии. Открываются станции Ниппори и Микавасима.
- 1 ноября, 1906: Компания Nippon Railway национализирована.
- 25 марта, 1909: Открывается станция Тацута.
- 12 октября, 1909: Линия Кайган разделена и переименована: Линия Дзёбан (Ниппори — Иванума) и линия Сумадагава (Табата — Сумадагава). По линии Дзёбан осуществляется так же и грузовое сообщение.
- 16 февраля, 1910: Открывается станция Минами-Накаго.
- 18 марта, 1910: Открываются станции Кацута и Огицу.
- 1 мая, 1911: Открывается станция Кита-Коганэ.
- 5 мая, 1911: Линия Сумадагава включена в линию Дзёбан.
- 1 июня, 1915: Станция Ёсида переименована в Хамаёсида.
- 15 марта, 1921: Открывается станция Ёномори.
- 15 августа, 1922: Открывается станция Ниттаки.
- 2 февраля, 1925: Открывается станция Коэн-Симо, но работает только в сезон цветения сливы.
- 28 октября, 1925: Полностью завершён участок Ниппори — Тайра.
- 11 декабря, 1936: Электрифицирован участок Ниппори — Мацудо.
- 1 октября, 1939: Станция Симомаго переименована в Хитати-Тага.
- 20 октября, 1939: Станция Сукэгава переименована в Хитати.
- 15 февраля, 1944: Сигнальная станция Момоути построена между станциями Намиэ и Одака.
- 20 февраля, 1944: Сигнальная станция Суэцуги построена между станциями Кунохама и Хироно.
- 1 июня, 1947:Сигнальная станция Суэцуги становится полноценной станцией.
- 10 августа, 1948: Сигнальная станция Момоути становится полноценной станцией.
- 10 мая, 1949: Открывается станция Симояма.
- 1 июня, 1949: Электрифицирован участок Мацудо — Торидэ.
- 6 июля, 1949: Инцидент Симояма, президент компании JNR, Симояма Саданори, был найден мёртвым между станциями Кита-Сэндзю и Аясэ, через сутки после своего таинственного исчезновения..
- 10 мая, 1950: Станция Сэкимото переименована в Оцуко.
- 1 мая, 1952: Открывается станция Кита-Мацудо.
- 10 июля, 1952: Открывается станция Комагаминэ.
- 1 октября, 1953: Открывается станция Минами-Косива.
- 20 декабря, 1956: Станция Цудзура переименована в Утиго.
- 1 апреля, 1957: Станция Исигами переименована в Токай.
- 1 июня, 1958: По линии начинает ходить Semi-express Tokiwa.
- 10 октября, 1958: По линии начинает ходить Limited express Hatsukari (Уэно — Аомори). Он останавливается на станциях Уэно, Мито, Тайра и Сендай на лини Дзёбан.
- 1 октября, 1959: Станция Нагацука переименована в Футаба.
- 1 октября, 1960: Сигнальная станция Канаяма построена между станциями Тацута и Томиока. Сигнальная станция Окума построена между станциями Ватари и Иванума.
- 20 марта, 1961: Станция Накамура переименована в Сома.
- 1 июня, 1961: Электрифицирован участок Торидэ — Кацута.
- 3 мая, 1962: Крушение поездов у станции Микавасима. Два пассажирских и один грузовой состав столкнулись на участке между станциями Микавасима и Минами-Сэндзю. 160 человек погибло и 296 получили ранения.
- 1 октября, 1962: Электрифицирован участок Кацута — Такахаги.
- 1 мая, 1963: Электрифицирован участок Такахаги — Тайра.
- 20 апреля, 1963: Сигнальная станция Такахира построена между станциями Хараномати и Касима.
- 30 сентября, 1963: Электрифицирован участок Тайра — Кусано.
- 1 февраля, 1967: Станция Коэн-Симо переименована в Кайракуэн.
- 20 августа, 1967: Электрифицирован участок Кусано — Иванума, линия Дзёбан полностью электрифицирована.
- 1 октября, 1969: Станция Кайракуен приобретает статус сезонной. НО линии начинает ходить экспрессХитати.
- 10 апреля, 1970: Открывается грузовая станция Кита-Касива.
- 20 апреля, 1971: Завершено строительство участка Кита-Сэндзю — Абико, запущено сквозное сообщение с линией Тиёда. Станции Тэннодай и Кита-Касива становятся пассажирскими.
- 1 апреля, 1973: Открывается грузовая станция Син-Мацудо.
- 31 марта, 1978: Линия Тиёда продлена до станции Ёёги-Уэхара, Начала сквозного сообщение с линий Одавара через линию Тиёда.
- 15 ноября, 1982: Местная линии Дзёбан продлена от Абико до Торидэ.
- 1 февраля, 1984: Закрыт участок грузовой линии Мито — Накагава.
- 1 апреля, 1987: Линия Дзёбан входит в состав JR East.
- 2 августа, 1988: Сигнальная станция Окума становится полноценной станцией.
- 1 февраля, 1993: Закрыта сигнальная станция Канаяма.
- 10 февраля, 1993: Закрыта сигнальная станция Такахира.
- 3 декабря, 1994: Станция Тайра переименована в Иваки.
- 14 марта, 1998: Открывается станция Хитатино-Усику.
- 3 марта, 2002: Представлены новые вагоны серии E231 series.
- 13 марта, 2004: Станция Кавадзири переименована в Дзюо.
- 9 июля, 2005: Представлены новые вагоны серии E531 series.
- 17 марта, 2006: Отменены все составы типа Commuter Rapid.
- 15 мая, 2006: Появление на линии женских вагонов.
- 6 января, 2007: Двухэтажные Зелёные Вагоны с местами повышенной комфортности включены в составы.
- 15 марта, 2008: Зона использования карт Suica продлена на участок Хитати — Такахаги.
- 14 марта, 2009: Зона использования карт Suica продлена на участки Такахаги — Иваки и Хараномати — Ямасита.
- 11 марта, 2011: Во время землетрясения вертолёт компании NHK обнаружил состав, смытый с путей цунами около станции Синти. Позже было выяснено, что пассажиров успели эвакуировать до того, как цунами достигла путей.
Станции
- Легенда
- Поезда останавливаются на станциях, помеченных символом «●», и проезжают станции, помеченные символом «｜».
- Станции, помеченные «∥», двухпутные; помеченные «◇» — однопутные.
| Название линии |
Станция | Японское название |
Расстояние (км) | Local | Rapid | Special Rapid | Пересадки | Кол-во путей |
Расположение | |||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Между станциями |
Всего (от Ниппори) | Дзёбан Канко | Остальные (средние расстояния) | |||||||||
| Линия Тохоку | Уэно | 上野 | - | 2.2 | на Линию Тиёда[* 1] | ● | ● | ● | Тохоку-синкансэн, Ямагата-синкансэн, Акита-синкансэн, Дзёэцу-синкансэн, Нагано-синкансэн, Линия Яманотэ, Линия Кэйхин-Тохоку, Линия Такасаки, Линия Тохоку (Линия Уцуномия) Линия Гиндза (G-16), Линия Хибия (H-17) Линия Кэйсэй (Кэйсэй-Уэно) |
2 | Тайто | Токио |
| Ниппори | 日暮里 | 2.2 | 0.0 | ● | ● | ● | Линия Яманотэ, Линия Кэйхин-Тохоку Линия Кэйсэй Nippori-Toneri Liner (01) |
Аракава | ||||
| Линия Дзёбан | ||||||||||||
| Микавасима | 三河島 | 1.2 | 1.2 | ● | ● | ｜ | ||||||
| Минами-Сэндзю | 南千住 | 2.2 | 3.4 | ● | ● | ｜ | Линия Хибия (H-20) Tsukuba Express (04) | |||||
| Кита-Сэндзю | 北千住 | 1.8 | 5.2 | ● | ● | ● | ● | Линия Тиёда (C-18), Линия Хибия (H-21) Линия Исэсаки Tsukuba Express (05) |
Адати | |||
| Аясэ | 綾瀬 | 2.5 | 7.7 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Линия Тиёда (C-19, Ветка Кита-Аясэ) | ||||
| Камэари | 亀有 | 2.2 | 9.9 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Кацусика | ||||
| Канамати | 金町 | 1.9 | 11.8 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Линия Канамати | 4 | |||
| Мацудо | 松戸 | 3.9 | 15.7 | ● | ● | ● | ● | Линия Син-Кэйсэй | Мацудо | Тиба | ||
| Кита-Мацудо | 北松戸 | 2.1 | 17.8 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | |||||
| Мабаси | 馬橋 | 1.3 | 19.1 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Линия Нагарэяма | ||||
| Син-мацудо | 新松戸 | 1.6 | 20.7 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Линия Мусасино Линия Нагарэяма (Коя) | ||||
| Кита-Коганэ | 北小金 | 1.3 | 22.0 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | |||||
| Минами-Касива | 南柏 | 2.5 | 24.5 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | Касива | ||||
| Касива | 柏 | 2.4 | 26.9 | ● | ● | ● | ● | Tōbu: Линия Нода | ||||
| Кита-Касива | 北柏 | 2.3 | 29.2 | ● | ｜ | ｜ | ｜ | |||||
| Абико | 我孫子 | 2.2 | 31.3 | ● | ● | ●[* 2] | ｜ | Линия Нарита (Ветка Абико) | Абико | |||
| Тэннодай | 天王台 | 2.7 | 34.0 | ● | ● | ● | ｜ | |||||
| Торидэ | 取手 | 3.4 | 37.4 | ○[* 3] | ● | ● | ● | Линия Дзёсо | Ториде | Ibaraki | ||
| Фудзисиро | 藤代 | 6.0 | 43.4 | ● | ● | 2 | ||||||
| Сануки | 佐貫 | 2.1 | 45.5 | ● | ● | Линия Рюгасаки | Рюгасаки | |||||
| Усику | 牛久 | 5.1 | 50.6 | ● | ● | Усику | ||||||
| Хитатино-Усику | ひたち野うしく | 3.9 | 54.5 | ● | ● | |||||||
| Аракаваоки | 荒川沖 | 2.7 | 57.2 | ● | ● | Цутиура | ||||||
| Цутиура | 土浦 | 6.6 | 63.8 | ● | ● | |||||||
| Кандацу | 神立 | 6.1 | 69.9 | ● | ||||||||
| Такахама | 高浜 | 6.5 | 76.4 | ● | Исиока | |||||||
| Исиока | 石岡 | 3.6 | 80.0 | ● | ||||||||
| Хатори | 羽鳥 | 6.5 | 86.5 | ● | Омитама | |||||||
| Ивама | 岩間 | 5.4 | 91.9 | ● | Касама | |||||||
| Томобэ | 友部 | 6.9 | 98.8 | ● | Линия Мито (сквозное сообщение) | |||||||
| Утихара | 内原 | 4.7 | 103.5 | ● | Мито | |||||||
| Акацука | 赤塚 | 5.8 | 109.3 | ● | ||||||||
| Кайракуэн | 偕楽園 | - | - | ●[* 4] | ||||||||
| Мито | 水戸 | 6.0 | 115.3 | ● | Линия Суйгун Линия Оарай Касима | |||||||
| Кацута | 勝田 | 5.8 | 121.1 | ● | Линия Минато | Хитатинака | ||||||
| Сава | 佐和 | 4.2 | 125.3 | ● | ||||||||
| Токай | 東海 | 4.7 | 130.0 | ● | Токай | |||||||
| Омика | 大甕 | 7.4 | 137.4 | ● | Хитати | |||||||
| Хитати-Тага | 常陸多賀 | 4.6 | 142.0 | ● | ||||||||
| Хитати | 日立 | 4.9 | 146.9 | ● | ||||||||
| Огицу | 小木津 | 5.5 | 152.4 | ● | ||||||||
| Дзюо | 十王 | 4.2 | 156.6 | ● | ||||||||
| Такахаги | 高萩 | 5.9 | 162.5 | ● | Такахаги | |||||||
| Минами-Накаго | 南中郷 | 4.5 | 167.0 | ● | Китаибараки | |||||||
| Исохара | 磯原 | 4.6 | 171.6 | ● | ||||||||
| Оцуко | 大津港 | 7.1 | 178.7 | ● | ||||||||
| Накосо | 勿来 | 4.5 | 183.2 | ● | Иваки | Фукусима | ||||||
| Уэда | 植田 | 4.6 | 187.8 | ● | ||||||||
| Идзуми | 泉 | 7.2 | 195.0 | ● | ||||||||
| Юмото | 湯本 | 6.5 | 201.5 | ● | ||||||||
| Утиго | 内郷 | 3.5 | 205.0 | ● | ||||||||
| Иваки | いわき | 4.4 | 209.4 | ● | Восточная линия Банъэцу | ∥ | ||||||
| Кусано | 草野 | 5.4 | 214.8 | ● | ∥ | |||||||
| Ёцукура | 四ツ倉 | 4.4 | 219.2 | ● | v | |||||||
| Хисанохама | 久ノ浜 | 4.8 | 224.0 | ● | ◇ | |||||||
| Суэцуги | 末続 | 3.6 | 227.6 | ● | ◇ | |||||||
| Хироно (станция, Фукусима)Хироно | 広野 | 4.8 | 232.4 | ● | ^ | Хироно | ||||||
| Кидо | 木戸 | 5.4 | 237.8 | ● | v | Нараха | ||||||
| Тацута | 竜田 | 3.1 | 240.9 | ● | ◇ | |||||||
| Томиока | 富岡 | 6.9 | 247.8 | ● | ◇ | Томиока | ||||||
| Ёномори | 夜ノ森 | 5.2 | 253.0 | ● | ◇ | |||||||
| Оно | 大野 | 4.9 | 257.9 | ● | ^ | Окума | ||||||
| Футаба | 双葉 | 5.8 | 263.7 | ● | v | Футаба | ||||||
| Намиэ | 浪江 | 4.9 | 268.6 | ● | ◇ | Намиэ | ||||||
| Момоути | 桃内 | 4.9 | 273.5 | ● | ◇ | Минамисома | ||||||
| Одака | 小高 | 4.0 | 277.5 | ● | ◇ | |||||||
| Иваки-Ота | 磐城太田 | 4.9 | 282.4 | ● | ◇ | |||||||
| Хараномати | 原ノ町 | 4.5 | 286.9 | ● | ◇ | |||||||
| Касима | 鹿島 | 7.5 | 294.4 | ● | ◇ | |||||||
| Ниттаки | 日立木 | 6.7 | 301.1 | ● | ◇ | Сома | ||||||
| Сома | 相馬 | 5.9 | 307.0 | ● | ◇ | |||||||
| Комагаминэ | 駒ヶ嶺 | 4.4 | 311.4 | ● | ◇ | Синти | ||||||
| Синти | 新地 | 4.4 | 315.8 | ● | ◇ | |||||||
| Сакамото | 坂元 | 5.4 | 321.2 | ● | ◇ | Ямамото | Мияги | |||||
| Ямасита | 山下 | 4.5 | 325.7 | ● | ◇ | |||||||
| Хамаёсида | 浜吉田 | 3.9 | 329.6 | ● | ◇ | Ватари | ||||||
| Ватари | 亘理 | 5.0 | 334.6 | ● | ◇ | |||||||
| Окума | 逢隈 | 3.2 | 337.8 | ● | ◇ | |||||||
| Иванума | 岩沼 | 5.3 | 343.1 | ● | Линия Тохоку (до Фукусима) | ^ | Иванума | |||||
| Линия Тохоку | ||||||||||||
| Татэкоси | 館腰 | 3.7 | 346.8 | ● | Two | Натори | ||||||
| Натори | 名取 | 3.5 | 350.3 | ● | Линия Сендай Аэропорт | |||||||
| Минами-Сендай | 南仙台 | 2.7 | 353.0 | ● | Сендай | |||||||
| Тайсидо | 太子堂 | 2.2 | 355.2 | ● | ||||||||
| Нагамати | 長町 | 1.0 | 356.2 | ● | Линия Нанбоку | |||||||
| Сендай | 仙台 | 4.5 | 360.7 | ● | Тохоку-синкансэн, Акита-синкансэн, Линия Тохоку (до Итиносэки и Рифу), Линия Сэндзан, Линия Сэнсэки Линия Нанбоку |
Сендай | ||||||
- ↑ Все составы от/до станции Ёёги-Уэхара; некоторые продолжают движение по линии Одавара от/до станции Хон-Ацуги и по линии Тама от/до станции Каракида
- ↑ Некоторые скорые составы ходят от станции Уэно до станции Нарита через Абико
- ↑ Only mornings and evenings between Abiko and Toride
- ↑ В дневное время составы, направляющиеся в сторону Мито, останавливются на станции только в сезон цветения сливы.
Подвижной состав
Ныне используемый
Пригородные составы
- 203 series 10-вагонные электрички (Электрички линии Тиёда) (с 1982)
- 209-1000 series 10-вагонные электрички (с декабря 1999)
- E231 series 10+5-вагонные электрички (с марта 2002)
- E501 series 10+5-вагонные электрички (с декабря 1995)
- E233-2000 series 10-вагонные электрички (Электрички линии Тиёда) (с сентября 2009)
Не городские составы
- 415-1500 series 4-вагонные электрички (с 1986)
- E531 series 10+5-вагонные электрички (с июля 2005)
Экспрессы
- 651 series 7+4-вагонные электрички (Super Hitachi) (с марта 1989)
- E653 series 7+4-вагонные электрички (Fresh Hitachi) (с октября 1997)
Использованный в прошлом
- 207-900 series 10-вагонные электрички (Электрички линии Тиёда) (с 1986 по декабрь 2009)
- 403 series/415 series 7+4+4-вагонные электрички (с 1965 по март 2007)
- 103 series 10+5-вагонные электрички (с декабря 1967 по март 2006)
- 401 series электрички (с июня 1961 до 1987)
- 485 series электрички (Hitachi) (с октября 1972 по декабрь 1998)
- 80 series Дизельный локомотив (Hitachi) (с октября 1969 по октябрь 1972)
Напишите отзыв о статье "Линия Дзёбан"
Ссылки
- [www.jreast.co.jp/estation/result.aspx?mode=2&rosen=34=1=%E5%B8%B8%E7%A3%90%E7%B7%9A Станции линии Дзёбан] (JR East) (яп.)
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Линия Дзёбан
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
