Odakyu Electric Railway
Поделись знанием:
К:Компании, основанные в 1948 году
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
| Odakyu Electric Railway Co., Ltd. 小田急電鉄株式会社 | |
 | |
| Тип | |
|---|---|
| Листинг на бирже |
TYO: [stocks.us.reuters.com/stocks/overview.asp?symbol=9007.T 9007] |
| Основание | |
| Прежние названия |
Odawara Express Railway Co., Ltd. |
| Расположение |
1-3-3, Ниси-Синдзюку, Синдзюку, Токио 160-8309, Япония |
| Ключевые фигуры |
Ёрихико Осуга, Президент и CEO |
| Отрасль | |
| Оборот |
¥159.465 миллиардов (2009) |
| Чистая прибыль |
¥7.930 миллиардов (2009) |
| Число сотрудников |
3,485 (2009) |
| Сайт |
[www.odakyu.jp/ Odakyu Electric Railway] |
Odakyu Electric Railway Co., Ltd. (яп. 小田急電鉄株式会社 одакю: дэнтэцу кабусики гайся) или OER — частный железнодорожный оператор в Токио, Япония, и центральная компания группы Odakyu Group (яп. 小田急グループ Одакю: Гуру:пу) которая вовлечена в общественный транспорт, торговлю недвижимостью, розничную торговлю и другие отрасли. Компания широко известна своей серией составов Romancecar курсирующих между Токио и пригородами Одавара, Эносима, Тама и Хаконэ.
Компания Odakyū Electric Railway входит в Холдинг Odakyū Group, который состоит из 106-ти компаний(на январь 2010-го года) и включает в себя так же компании Enoshima Electric Railway, Hakone Tozan Railway, Odakyu Bus, Odakyu Department Store и Hyatt Regency Tokyo.
Содержание
История
1-го апреля 1927-го года была открыта 83-х километровая линия от станции Синдзюку до станции Одавара. В отличие от других линий построенных до Второй Мировой Войны, линия была полностью электрифицированной и двухпутной с первого дня функционирования. Двумя годами позже, 1-го апреля 1929-го года была открыта Линия Эносима.
Первоначальное название компании было Odawara Express Railway Co., Ltd. (яп. 小田原急行鉄道株式会社 одавара кю:ко: тэцудо: кабусики гайся),[1], но его часто сокращали до Одавара Кюко (Экспресс Одавара). Аббревиатура Одакю стала популярна благодаря песни из фильма 1929-го года То: кё: Косинкёку и стала официальным названием компании 1-го марта 1941-го года.[2]
1-го мая 1942-го года Одакю вошла в состав компании Tokyo-Yokohama Electric Railway (ныне Tokyu Corporation), которая контролировала все частные железнодорожные перевозки в западном и южном Токио к концу Второй Мировой Войны. Компания снова стала независимой 1 ого июня 1948-го года, получив при этом большой пакет акций компании Hakone Tozan Railway, но при этом передав линию Инокасира в собственность Keio Corporation. В 1948-м году Одакю возобновила без остановочное движение экспрессов от Синдзюку до Одавары. С 1950-го года поезда Одакю доходят до станции Хаконэ-Юмото на линии Хаконэ-Тодзан. На линиях Одакю используется узкоколейные (1,067 мм) пути, а линия Хаконэ-Тодзан проходит по путям со стандартной колёй (1,435 мм), поэтому один путь на на участке от станции Одавара до станции Хаконэ-Юмото длинной 6,1 километра, был перестроен в двухколейный. В 1951-м году был пущен в эксплуатацию первый состав типа Romancecar (1710 series).
Во время периода экономического роста 1950-х 1960-х годов, компания столкнулась с проблемой роста населения вдоль своих основных маршрутов. Пассажирам приходилось ехать на работу в переполненных поездах, а также терпеть постоянные задержки, что вызывало множественные жалобы с их стороны. В ответ на это был реализован так называемый «Большой проект модернизации Синдзюку». Станция Синдзюку была перестроена и расширена до 5-ти путей и 10-ти платформа для местных и скорых поездов. Так же было организовано сквозное движение поездов Одакю через Линию Тиёда. В 1964 году жители района Сэтагая выразили протест против строительства дополнительных двух путей на участке линии проходящем через данный район. Начиная с 2000-го года, Компания добавляет пути в обоих направлениях от станции Идзуми-Тамагава, для того чтобы скорые поезда могли проходить по линии без задержек. Участок между станциями Сэтагая-Дайта и Хигаси-Китадзава всё ещё в процессе строительства, проблема этого узкого места должна быть решена в 2013-м году.
В 2007 году компания отметила своё восьмидесятилетие.
Линии
Одакю напрямую владеет тремя железнодорожными линиями, а также ещё тремя через свои подразделения. Так же имеется сквозное сообщение с линиями: Тиёда, Дзёбан и Готэмба.
| Линия | Участок | Длина (км) | Кол-во станций |
Дата открытия |
|---|---|---|---|---|
| Линия Одавара | Синдзюку — Одавара | 82.5 | 47 | 1 апреля, 1927 |
| Линия Эносима | Сагами-Оно — Катасэ-Эносима | 27.4 | 17 | 1 апреля, 1929 |
| Линия Тама | Син-Юригаока — Каракида | 10.6 | 8 | 1 июня, 1974 (частично) 27 марта, 1990 (полностью) |
| Всего | 3 линии | 120.5 | 80 |
- Не включая ветку между линией Одавара и линией Готэмба около станции Син-Мацуда.
- Многие поезда линии Тама (а также некоторые поезда линии Одавара идущие от станции Хон-Ацуги) продолжают движение по линиям Тиёда и Дзёбан до станции Аясэ, Торидэ и Абико. От станции Хон-Ацуги до станции Абико составы начали ходить в 1978-м году.
- Некоторые поезда линии Одавара продолжают движение по линии Хаконэ-Тодзан до станции Хаконэ-Юмото.
- Поезда типа Limited express(экспресс с ограниченным числом остановок) Асагири ходят от станции Синдзюку, через линию JR Central Готэмба компании JR Central до станции Нумадзу восемь раз в день.
Классификация поездов
(на 15 марта 2008 года)
| Цвет | Классификация | Название на японском |
Маршрут | Линии |
|---|---|---|---|---|
| Limited Express (Экспресс с ограниченным числом остановок) |
特急 (токкю) |
Синдзюку, Кита-Сэндзю и Син-Киба до Хаконэ-Юмото, Катасэ-Эносима, Каракида или Нумадзу | Линии Одавара, Эносима, Тама; Хаконэ-Тодзан; Готэмба; и линии Tokyo Metro Тиёда и Юракутё | |
| Rapid Express (Скорый Экспресс) |
快速急行 (кайсоку кю: ко) |
Синдзюку до Фудзисива (по будням до Катасэ-Эносима) или Одавара | Линии Одавара и Эносима | |
| Express (Экспресс) |
急行 (кю: ко) |
Синдзюку до Одавара, Катасэ-Эносима или Каракида | Линии Одавара, Эносима, Тама | |
| Tama Express (Экспресс Тама) |
多摩急行 (тама кю: ко) |
Торидэ, Абико или Аясэ до Каракида через станцию Ёёги-Уэхара | Линии Одавара, Тама; линия Tokyo Metro Тиёда; линия JR East Дзёбан | |
| Semi Express (Полу-экспресс) |
準急 (дзюнкю) |
Синдзюку до Хон-Ацуги (Одавара) | Линия Одавара | |
| Sectional Semi Express (Секционный полу-экспресс) |
区間準急 (кукан дзюнкю) |
Синдзюку до Каракида, Мукогаока-Юэн или Хон-Ацуги | Линии Одавара, Тама | |
| Local (Местный) |
各駅停車 (каку эки тэйся) |
на всех участках, включая участок от станции Хаконэ-Юмото на линии Хаконэ-Тодзан | Линии Одавара, Эносима, Тама, Хаконэ-Тодзан |
Limited express(Экспресс с ограниченным числом остановок)
Маршруты станции Синдзюку
| Станция | Название на японском |
Расстояние (км) | Супер Хаконэ | Хаконэ | Сагами | Асагири | Эносима | Homeway | Линия |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Синдзюку | 新宿 | - | ● | ● | ● | ● | ● | ● | Линия Одавара |
| Мукогаока-Юэн | 向ヶ丘遊園 | 15.8 | ｜ | ■ | ■ | ｜ | ｜ | ｜ | |
| Син-Юригаока | 新百合ヶ丘 | 21.5 | ｜ | ■ | ■ | ｜ | ● | ■ | |
| Матида | 町田 | 30.8 | ｜ | ● | ● | ● | ｜ | ■ | |
| Сагами-Оно | 相模大野 | 32.3 | ｜ | ■ | ■ | ｜ | ● | ■ | |
| Хон-Ацуги | 本厚木 | 45.4 | ｜ | ■ | ● | ● | ∥ | ● | |
| Хадано | 秦野 | 61.7 | ｜ | ■ | ■ | ｜ | ∥ | ● | |
| Син-Мацуда | 新松田 | 71.8 | ｜ | ■ | ■ | ∥ | ∥ | ｜ | |
| Одавара | 小田原 | 82.5 | ● | ● | ● | ∥ | ∥ | ● | |
| Хаконэ-Юмото | 箱根湯本 | 88.6 | ● | ● | ∥ | ∥ | ● | Линия Хаконэ-Тодзан | |
| Ямато | 大和 | 39.9 | ∥ | ● | ● | Линия Эносима | |||
| Фудзисава | 藤沢 | 55.4 | ∥ | ● | ● | ||||
| Катасэ-Эносима | 片瀬江ノ島 | 59.9 | ∥ | ● | ● | ||||
| Одакю-Нагаяма | 小田急永山 | 28.3 | ∥ | ● | Линия Тама | ||||
| Одакю-Тама-Центр | 小田急多摩センター | 30.6 | ∥ | ● | |||||
| Каракида | 唐木田 | 32.1 | ∥ | ● | |||||
| Мацуда | 松田 | 71.8 | ● | JR Central Линия Готэмба | |||||
| Суруга-Ояма | 駿河小山 | 86.2 | ■ | ||||||
| Готэмба | 御殿場 | 97.1 | ● | ||||||
| Сусоно | 裾野 | 112.3 | ● | ||||||
| Нумадзу | 沼津 | 121.8 | ● |
- Экспресс Асагири идёт через ветку перед станцией Син-Мацуда и останавливается на станции Мацуда расположенной на линии Готэмба.
- ЭкспрессHomeway отходит каждый вечер от станции Синдзюку в 18:00. В сторону Синдзюку данный экспресс не ходит.
Маршруты Tokyo Metro
| Станция | Название на японском |
Расстояние (км) | Metro Homeway | Metro Hakone | Metro Sagami | Bay Resort | Линия |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Син-Киба | 新木場 | ● | Линия Юракутё | ||||
| Тоёсу | 豊洲 | ● | |||||
| Кита-Сэндзю | 北千住 | 0.0 | ● | ● | ● | ∥ | Линия Тиёда |
| Отэмати | 大手町 | 9.9 | ● | ● | ● | ∥ | |
| Касумигасэки | 霞ヶ関 | 12.1 | ● | ● | ● | ● | |
| Омотэсандо | 表参道 | 16.2 | ● | ● | ● | ● | |
| Ёёги-Уэхара | 代々木上原 | 19.3 | * | * | * | * | |
| Линия Одавара | |||||||
| Сэйдзёгакуэн-маэ | 成城学園前 | 27.4 | ■ | ｜ | ■ | ● | |
| Син-Юригаока | 新百合ヶ丘 | 37.3 | ■ | ｜ | ■ | ● | |
| Матида | 町田 | 46.6 | ● | ● | ● | ||
| Хон-Ацуги | 本厚木 | 61.2 | ｜ | ● | ● | ||
| Одавара | 小田原 | 98.3 | ∥ | ● | |||
| Линия Хаконэ-Тодзан | |||||||
| Хаконэ-Юмото | 箱根湯本 | 104.4 | ∥ | ● | |||
| Одакю-Нагаяма | 小田急永山 | 44.1 | ● | Линия Тама | |||
| Одакю-Тама-Центр | 小田急多摩センター | 46.4 | ● | ||||
| Каракида | 唐木田 | 47.9 | ● |
- Все поезда останавливаются на станции Ёёги-Уэхара, но не для того чтобы выпустить пассажиров, на данной станции меняются машинисты.
- По будним дням с утра, экспресс Metro Sagami совершает один рейс от станции Хон-Ацуги до станции Кита-Сэндзю.
- По будним дням с вечером, экспресс Metro Sagami совершает два рейса от станции Хон-Ацуги до станции Кита-Сэндзю и один рейс от станции Отэмати до станции Хон-Ацуги.
- По выходным и праздникам, экспресс Metro Hakone совершает четыре рейса от станции Кита-Сэндзю до станции Хаконэ-Юмото; экспрессы Metro Sagami (один раз утром) и Metro Homeway (один раз вечером) ходят между станциями Кита-Сэндзю и Хон-Ацуги.
- Несколько раз в месяц, ходит экспресс Bay Resort, от станции Син-Киба до станции Хон-Ацуги.
Легенда
| Символ | Значение |
|---|---|
| ● | останавливаются все поезда |
| ■ | некоторые поезда останавливаются |
| ｜ | все поезда не останавливаются |
| ∥ | поезда не проходят через данную станцию |
Подвижной состав
Romancecar
- 7000 series «LSE»
- 10000 series «HiSE»
- 20000 series «RSE»
- 30000 series «EXE»
- 50000 series «VSE»
- 60000 series «MSE»
Электрички
Odakyū Electric Railway медиа продукции
Линии Одакю включены в несколько программ симуляторов управления поездом на японском языке, а также в программу Microsoft Train Simulator. Дополнения в виде маршрутов линии Одакю, так же доступны для программы BVE Train Simulator, бесплатного симулятора управления поездом для платформы Microsoft Windows.
Напишите отзыв о статье "Odakyu Electric Railway"
Примечания
- ↑ Убуката, Ёсио и Морокава, Хисаси. Odakyu – Color Books No. 768. — Осака: Хойкуся, 1988. — P. 148.
- ↑ Сэйдэнстикер, Эдуард (1990). Tokyo Rising : the city since the great earthquake. Нью-Йорк: Альфред A. Кнопф, Инк. ISBN 0-394-54360-2
Ссылки
- [www.odakyu.jp/ Официальный сайт] (яп.)
- [www.odakyu.jp/english/ Официальный сайт] (англ.)
- [www.shimochika-navi.com Описание процесса строительства нового участка линии от станции Сэтагая-Дайта до станции Хигаси-Китадзава] (яп.)
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Odakyu Electric Railway
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
