Маладняк
| Маладняк | |
| Всебелорусское литературно-художественное объединение «Маладняк» | |
| Объединение: | |
|---|---|
| Тип организации: |
Литературное объединение |
| Официальные языки: | |
| Руководители | |
| Председатель Центрального Бюро |
|
| Основание | |
«Маладняк» — молодёжное литературное объединение в Белорусской ССР. Творчество маладняковцев положило начало пролетарскому течению в белорусской литературе, стало одним из наиболее ярких явлений в советской белорусской литературе первых десятилетий.
Деятельность
Инициаторами создания группы в 1923 году явились А. Александрович, А. Бабареко, А. Вольный, А. Дудар, Я. Пуща, М. Чарот. Вскоре к ним присоединились В. Дубовка, М. Зарецкий, К. Крапива, П. Трус, К. Чёрный, писатели старшего поколения З. Бядуля, А. Гурло[1].
На протяжении 1924—1925 годов членами объединения было издано около 50 сборников стихотворений и прозы, вышло более 20 номеров журнала «Маладняк». Получили известность писатели-маладняковцы М. Зарецкий, А. Александрович, З. Астапенко, А. Дудар, П. Головач.
Кроме литературной деятельности «Маладняк» проводил и большую общественно-воспитательную и просветительскую работу. Отделения объединения были открыты не только на территории Белорусской ССР, но и в Петрограде и Москве, а также за рубежом (Прага, Рига, Ковно).[2]
В ноябре 1928 года объединение реорганизовано в Белорусскую ассоциацию пролетарских писателей (белор. Беларуская асацыяцыя пралетарскіх пісьменьнікаў). В 1930-е годы большинство «маладняковцев» были репрессированы[3].
Полоцкий филиал
В разные годы членами Полоцкого филиала «Маладняка» были: А. Дудар, А. Александрович, П. Бровка, А. Звонак, В. Моряков, Э. Самуйлёнок, Я. Скрыган, С. Семашко, П. Шукайло, Т. Хадкевич, С. Хурсик, А. Брестская, И. Козик, М. Гращенко, П. Кривицкий, С. Милевич, Я. Подобед, К. Пчелков, Р. Хвойка (Пугач) и многие другие.
После отъезда из Полоцка А. Дудара, руководителем Полоцкого филиала «Маладняка» стал А. Звонак. В 1926 году во главе полоцких маладняковцев стал С. Семашко, затем — С. Хурсик, а с марта 1928 года и до ликвидации «Маладняка» (1928) филиал возглавлял Т. Хадкевич.
Полоцкие члены объединения выпустили три литературные альманаха: «Наддвинье» (1926), «Процветание» (1927) и «Зарница» (1928). Полочане широко публиковались в газете «Красная Полаччына» и центральных белорусских изданиях[4].
См. также
Напишите отзыв о статье "Маладняк"
Примечания
- ↑ Вл. Наумович. [www.sb.by/post/162914/ А где Кирилл и Мефодий?] // Беларусь сегодня. — Мн.. — № 77.
- ↑ [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le1/le1-4081.htm Литературная энциклопедия. Белорусская литература]
- ↑ Хромчанка, К. Р. Маладняк / К. Р. Хромчанка // Энцыклапедыя літаратуры і мастацтва Беларусі. У 5 т. / Рэд. I. П. Шамякiн (гал. рэд.) і інш. — Т. 3 : Карчма — Найгрыш. — Мінск : БелЭн імя П. Броўкі, 1986. — С. 410—411.
- ↑ [www.webcitation.org/6G0nPTcOK Жыбуль, В. Футурыст Пятрусь Броўка]
Литература
- [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke4/ke4-9331.htm Перкин Н. С. «Молодняк» («Маладняк»)// Краткая литературная энциклопедия. Т. 4. — М.: Советская энциклопедия, 1967. — С. 933.]
- История советской многонациональной литературы. Т. 1. — М.: Наука, 1970. — С. 174—185.
- Хрестоматия по истории БССР. Ч. 2. — Минск: Народная асвета, 1976. — С. 190.
- Литературный энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1987. — С. 48.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Маладняк
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
