Марсианские каналы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Марсианские каналы — объекты на поверхности Марса, существование которых предполагали астрономы с конца семидесятых годов XIX века до семидесятых годов XX века. Каналы описывались как длинные линии, образующие сложную сеть по всей планете между 60° северной широты и 60° южной широты. Впервые об открытии каналов объявил итальянский астроном Джованни Скиапарелли во время великого противостояния 1877 года; после него о наблюдении каналов сообщали и другие астрономы. В семидесятых годах XX века после получения снимков поверхности Марса космическими аппаратами было установлено, что большинство «каналов» являются оптической иллюзией.





История наблюдений

Тонкие длинные линии наблюдали в 1862 году Анджело Секки, У. Доус и Э.Голден.

Скиапарелли назвал обнаруженные линии итальянским словом «canali», которое обозначает любые протоки (как естественного так и искусственного происхождения), и может переводиться на английский как «channels», «canals» или «grooves». При переводе его работ на английский использовалось слово «canals», употребляемое в английском языке для обозначения каналов искусственного происхождения. Такой перевод (обратите внимание: неточный!) привёл к ряду спекулятивных сообщений о том, что Скиапарелли якобы заявил об открытии им искусственных сооружений на Марсе. Впрочем, сам он не делал попыток разъяснить, в каком смысле употреблял слово «canali», или опровергнуть эти сообщения, — Скиапарели просто констатировал факт наличия на Марсе объектов похожих на каналы. Скиаппарелли нанес на свою карту Марса около ста каналов и дал им названия: Oxus, Hiddekel, Euphrates, Ganges и т. д. В 1890 г. он опубликовал статью, где рассуждал о разумной жизни на Марсе. Скиапарелли завершил, в связи с ухудшением зрения, исследования Марса после противостояния 1890 года [1]. В 1895 году Скиапарелли не исключил возможности, что марсианские каналы являются искусственными сооружениями.

Американский астроном Персиваль Ловелл, несколько позже Скиапарелли также наблюдавший каналы и сделавший их зарисовки, поддерживал точку зрения об искусственном происхождении марсианских каналов. По его подсчётам, ширина каналов (вместе с поясом окружающей их растительности) достигала 100 км. Он полагал, что климат на планете весьма засушливый, и марсиане используют их для орошения земли водой из тающих полярных шапок. Ловелл посвятил несколько лет наблюдениям Марса в обсерватории, построенной им за собственный счёт. Ловелл нанёс на свою карту Марса около шестисот каналов. На основе своих наблюдений и выводов Ловелл в 1908 г. выпустил книгу «Марс как обитель жизни» (англ. Mars as the Abode of Life), где приводил множество доводов в пользу существования на Марсе развитой цивилизации. Книга стала бестселлером, теория Ловелла произвела широкий резонанс в обществе. Выступления Ловелла и его сторонников на публичных лекциях особенно подогрели интерес к марсианским каналам и во многом повлияли на то, что идея обитаемого Марса стала весьма популярной в массовом сознании в начале XX века.

Впрочем, тогда такое предположение не выглядело слишком неправдоподобным. Многие наблюдения того времени интерпретировались в пользу наличия жизни на Марсе. Астрономам было известно, что наклон оси Марса к эклиптике и период вращения вокруг своей оси близки к земным. Предполагалось, что Марс имеет достаточно плотную атмосферу. Наблюдения изменений площади полярных шапок и окраски экваториальных областей (на самом деле вызванное сезонными песчаными бурями) позволяли предполагать наличие жидкой воды и растительности на планете. Впрочем, в 1920-х годах уже было установлено, что Марс довольно сухой, а атмосферное давление на его поверхности гораздо ниже земного. (Правда насколько ниже тогда точно еще известно не было.)

Вторая половина XIX века были временем строительства крупных судоходных каналов: Суэцкий канал был завершён в 1869 году, а Панамский канал начал строиться в 1880. Строились крупные судоходные каналы и в первой половине XX века (Волго-Московский, Волго-Балтийский, Беломорско-Балтийский и Волго-Донской каналы). Внимание общественности было привлечено к этим проектам, поэтому интерпретация наблюдаемых на Марсе объектов как искусственных каналов выглядела вполне приемлемой.

Критика

Тем не менее, многие астрономы отрицали возможность наличия на Марсе искусственных сооружений. Хотя было составлено множество карт марсианских каналов, они не совпадали друг с другом.

Многие известные астрономы не видели прямолинейных каналов. Среди них, например, Эдвард Барнард и Эжен Антониади, который производил наблюдения Марса во время великого противостояния в 1909 году в достаточно мощный телескоп. Эжен Антониади подводя итоги наблюдениям 1909 г. писал: «Гипотеза о возможном существовании геометрической сети получила окончательное опровержение… ибо самые сильные инструменты нашего времени не обнаружили и следа этой сети, между тем как детали, гораздо более тонкие, чем прямолинейные каналы, были постоянно видны»[2].

Ряд исследователей (в частности Винченцо Черулли) объясняли появление каналов на Марсе оптической иллюзией. Так в 1903 Эдвард Маундер поставил эксперимент, в ходе которого испытуемым с достаточно большого расстояния показывали диск с беспорядочным набором пятен, вместо которых многие из них видели «каналы». Проводились эксперименты с наблюдением тонкой проволоки на фоне диска с разных расстояний. Впрочем, сейчас известно, что на Марсе действительно есть некоторое количество протяжённых слабо изогнутых объектов (террасы, каньоны, линейные цепочки кратеров), которые при малом разрешении напоминают прямые каналы.

В 1907 году Альфред Рассел Уоллес опубликовал книгу «Обитаем ли Марс?», в которой показал, что температура на поверхности Марса намного ниже, чем считалось ранее, а атмосферное давление слишком мало для существования воды в жидком виде. К тому же спектральный анализ атмосферы не показал наличия в ней водяного пара. Отсюда он сделал вывод, что существование на Марсе высокоорганизованной жизни невозможно, не говоря уже о развитой цивилизации и искусственных сооружениях.

Фотографирование каналов

В первые три десятилетия XX века было предпринято множество попыток фотографирования каналов, многие из которых дали положительный результат. История этих исследований изложена в научно-популярной статье Ф. Ю. Зигеля (сторонника идеи о существовании марсианской цивилизации) в альманахе «Мир приключений» в 1957 году. Цитата из этой статьи:

«…в погоне за неулови­мыми каналами астрономы применили фото­графию. Это был настоящий научный подвиг, трудность которого плохо понятна неспециа­листу.

Приходилось ли вам наблюдать, как дви­жется воздух в жаркий летний день над крышами домов или над полотном железной дороги? В этих случаях очертания предмета становятся расплывчатыми, дрожащими, и рассмотреть его мелкие детали не всегда удается.

Для астрономов такая картина — постоян­ное явление. В любой, даже самый малень­кий телескоп всегда заметно движение воз­духа, причем чем большее увеличение мы применим, тем сильнее будет нам мешать атмосфера. Попробуйте-ка в таких условиях сфотографировать крошечный, непрерывно колеблющийся диск планеты! И, конечно, ещё несравненно труднее запечатлеть на фо­топластинке такие детали, как каналы.

Мы не будем описывать тех ухищрений, к которым прибегали астрономы, пытавшиеся фотографировать каналы. Скажем только од­но: научный подвиг был совершен — каналы сфотографировали.

Сначала это были такие плохие, такие мел­кие снимки, что отдельные каналы, запечат­левшиеся на негативе, удавалось рассмот­реть только в лупу или в небольшой микро­скоп. А затем, с ростом телескопов, с про­грессом фотографической техники, каналы стали выходить на фотографии все более и более отчетливыми.

В 1924 году Трюмплер на обсерватории Лика получил большую серию прекрасных снимков Марса. На оригинальных негативах удалось отчетливо различить около сотни ка­налов. На рисунке внизу изображена фотокарта Марса, составленная Трюмплером. На ней запечатлены многие из каналов, кото­рые ранее наблюдались простым глазом.

Фотопластинка решительно высказалась в пользу Ловелла и Скиапарелли.

На первой фотокарте каждый сможет уви­деть геометрически правильную сеть кана­лов, покрывающую поверхность Марса.

В своё время сторонники иллюзорности каналов считали одним из наиболее сильных своих аргументов рисунки двойных каналов, полученные Ловеллом и Скиапарелли. Они заявляли, что у защитников марсиан просто что-то двоится в глазах.

В 1926 году на шестидесятидюймовом реф­лекторе Маунт-Вильсоновской обсерватории были впервые сфотографированы двойные каналы, а на современных снимках Марса их видно множество.

Особенно успешно фотографировался Марс в великое противостояние 1939 года.

На снимках, полученных Слайфером, вы­шло свыше пятисот каналов, причем как раз в тех местах, где их раньше различали просто глазом. Больше того, фотопластинка зафик­сировала сезонные изменения в каналах в полном соответствии с выводами Ловелла.»

Советский астроном В. А. Бронштэн неднократно наблюдал и фотографировал (в том числе в 1956 году — великое противостояние) каналы Марса. Каналы не казались ему геометрически правильными прямыми [2].

Природа каналов

При изучении Марса классическими методами астрономии с помощью телескопов специалисты предложили три гипотезы о природе каналов:

  1. каналы — искусственные сооружения марсиан.
  2. каналы — естественные геологические объекты: долины рек, покрытые растительностью, разломы, трещины в коре Марса, горные хребты, полосы вулканического пепла. (До полета Маринера-4 астрономы полагали что атмосферное давление на Марсе около 85 миллибар и марсианская атмосфера состоит в основном из азота. Многие учёные, например Г. А. Тихов, считали наличие на Марсе низших растений вполне возможным).
  3. каналы — оптическая иллюзия.

Окончательную точку в проблеме каналов поставил искусственный спутник Марса «Маринер-9», который в 1971—1972 годах провёл фотосъёмку 85% поверхности планеты с разрешением от 1 до 2 км (2% поверхности сфотографированы с разрешением от 100 до 300 метров).

Американские астрономы К. Саган и П. Фокс в 1975 г. сравнили каналы Ловелла с реальными структурами рельефа а также границами материков и морей. Только меньшая доля классических каналов связана с разломами, горными хребтами, линейными цепочками кратеров и другими реально существующими образованиями. Все каналы, которые выходили на фотографиях, связаны с такими образованиями. Большинство классических каналов оказалось оптической иллюзией[2].

Марсианские каналы представляются следствием какого-то странного сбоя в совместной работе рук, глаз и мозга, проявляющегося у людей в сложных условиях наблюдения (по крайней мере, у некоторых людей; многие астрономы, располагая такими же, как у Лоуэлла, инструментами и условиями для наблюдения, заявляли, что никаких каналов нет). Но и это объяснение весьма далеко от удовлетворительного, и меня продолжают мучить сомнения, что какая-то существенная деталь в проблеме марсианских каналов остается нераскрытой. Лоуэлл всегда говорил, что правильная форма каналов является безошибочным признаком их разумного происхождения. Безусловно, это верно. Единственный нерешенный вопрос — с какой стороны телескопа находился этот разум.

— К. Саган. Космос / Пер. А. Сергеева. — СПб., 2006. — С. 174—175.

Марсианские каналы в фантастической литературе

См. также

Напишите отзыв о статье "Марсианские каналы"

Примечания

  1. [www.gutenberg.org/files/47015/47015-h/47015-h.htm#i_028fp_1 Percival Lowell Mars and its Canals]. (англ.)
  2. 1 2 3 Бронштэн В. А. Планета Марс. — М.: Наука, 1977.

Литература

  • Wallace, A. R. (1907) Is Mars habitable? A critical examination of Professor Percival Lowell’s book «Mars and its canals», with an alternative explanation, by Alfred Russel Wallace, F.R.S., etc. London, Macmillan and co.
  • Antoniadi, E. M. (1910) Sur la nature des «canaux» de Mars
  • Батюшкова И. В. Как появилась легенда о каналах на Марсе? Земля и Вселенная, 1983, № 2, стр. 55-58.
  • Марс: Великое противостояние / Ред.-сост. В. Г. Сурдин. — М.: Физматлит, 2004. — 224 с (Переиздание трудов по ареографии, изданных с 1862 по 1956 гг.)
  • [www.youtube.com/watch?v=dvwrbU2xTZw Лекция «Удивительный Марс» 23.01.2013], лектор Сурдин В. Г. (видео, лекция в Московском планетарии)


Отрывок, характеризующий Марсианские каналы

Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.