Млава Красная

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Млава Красная
Автор:

Ник Перумов
Вера Камша

Жанр:

Альтернативная история

Язык оригинала:

русский

Оригинал издан:

2012

Издатель:

Эксмо

Выпуск:

2012

Страниц:

448

ISBN:

978-5-699-54030-3

Следующая:

«Чёрная метель»

«Млава Красная» — роман российских фантастов Веры Камши и Ника Перумова в жанре альтернативной истории.





Сюжет

26 июля 1824 года возле саксонского городка Зульбург вновь коронованный император Франции Буонапарте даёт бой войскам Прусского королевства и Российской державы, в рядах которых плечом к плечу сражаются наследники прусского и российского престолов Иоганн и Севастьян, барон Александер фон Шуленберг, Герберт фон Пламмет, полковники Булашевич и Орлов, штабс-ротмистр Тауберт и многие другие офицеры. В решающий момент им совместными усилиями удаётся отбить атаку императорской гвардии, и Буонапарте отступает к Рейну. Когда англо-свейская армия высаживается во Франции и захватывает Париж, император оказывается окончательно разбит в бою за столицу и кончает жизнь самоубийством.

2 сентября 1849 года в Анассеополе (аналог Санкт-Петербурга, стоящий, однако, не в устье Невы, а у её истока из Ладожского озера; Москва в романе ни разу не упоминается, а предыдущей столицей называется Владимир) василевс Арсений Кронидович зачитывает манифест-ультиматум, угрожая войной герцогу находящейся под прусским протекторатом Ливонии, если тот не прекратит притеснения вернославных (аналог православия). Несмотря на возражения ставших военным министром и шефом жандармов Орлова и Тауберта, василевс отправляет к русско-ливонской границе, проходящей по берегу реки Млава (в романе), Второй армейский корпус под командованием генерала Шаховского, в который входят, помимо прочих, Югорский стрелковый батальон подполковника Сажнева и лейб-гвардии гренадерский полк полковника Росского. Прусский посол в Анассеополе, граф фон Шуленберг, подозревает англичан в стравливании Державы и Пруссии и безуспешно пытается убедить Берлин, что в планы русских не входит военный захват Ливонии.

Второй корпус выходит к Млаве 29 октября. Сажнев лично отправляется в разведку на другой берег, нарушив прямой приказ Шаховского, и обнаруживает там знаменитую наёмную бригаду отставного прусского генерала фон Пламмета, которая, по данным разведки, должна была воевать в Испании. Сажнев докладывает о неприятеле Шаховскому, но тот и его начальник штаба князь Ломинадзев возмущены нарушением приказа и не желают его слушать, и только вмешательство Росского заставляет штаб воспринять его слова всерьёз. Тем не менее, когда фон Пламмет в ту же ночь внезапно форсирует реку и атакует, единственной частью, которой удаётся оказать ему значительное сопротивление, оказываются стрелки самого Сажнева. Задержав фон Пламмета, они дают Росскому время собрать остатки Второго корпуса возле селения Заячьи Уши, в то время как Шаховской со штабом уходят в Кёхтельберг. Росский берёт на себя командование импровизированной «Млавской сводной бригадой» и на следующее утро отбивает атаку фон Пламмета, заставив его отступить обратно за Млаву. Во время боя отличается гусар граф Богунов, захватив несколько прусских пушек и получив ранение руки. Росский отправляет его в Анассеополь с докладом для Орлова, а сам, тем временем, вопреки прибывшим приказам Шаховского, переправляется через Млаву и преследует фон Пламмета.

Английская и прусская разведки докладывают своим послам в Анассеополе о разгроме Второго корпуса, утверждая, что русские первыми пересекли Млаву. Вскоре прибывает и доклад Шаховского, который валит вину за поражение на югорцев и лично Сажнева, сначала самовольно перешедших Млаву, а потом якобы бежавших, бросив знамя. Василевс Арсений Кронидович убит новостями о бегстве одного из своих любимых стрелковых батальонов и посылает к Млаве подкрепления под командованием генерала Булашевича, горячего поклонника методов Суворова. Однако вскоре до Анассеополя добирается и раненый гусар Богунов, которого Тауберт и Орлов немедленно доставляют к василевсу. Благодаря докладу очевидца становится известным истинное положение дел, честь югорцев и их командира восстановлена, а последнего вместе с Росским василевс представляет к орденам.

Тем временем Росский преследует фон Пламмета, отступающего к городу Анксальт. Хотя местные жители не препятствуют, но и не приветствуют русских (даже «вернославные»), оставленные фон Пламметом засады ведут против них партизанские действия — здесь приходится кстати боевой опыт, полученный югорцами на Капказе. В Анксальте фон Пламмет останавливается, а сам город оказывается окруженным сооруженными заранее укреплениями, поэтому Росский решает тянуть время до подхода остальных войск. После одной из стычек он отправляет своего начальника штаба Вяземского парламентёром договариваться об обмене ранеными, но тот погибает при подозрительных обстоятельствах. Росский удерживает своих офицеров от расправы над немецким парламентёром, привезшим тело Вяземского, но даёт баварцу слово сделать всё, чтобы уничтожить фон Пламмета вместе со всей его бригадой. Вскоре прибывает Булашевич и немедленно отстраняет также прибывшего Ломинадзева от командования. Росскому удаётся отговорить генерала от лобовой атаки на Анксальт и предложить свой план штурма.

В Анассеполе Тауберт и Орлов обсуждают сложившееся положение и понимают, что фон Пламмет не только подготовился к войне ещё до манифеста василевса, но и заранее знал, где и когда Второй корпус выйдет на ливонскую границу, а значит, в Анассеополе действует высокопоставленный шпион. Чуть позже Орлова на светском приёме «случайно» встречает фон Шуленберг и, апеллируя к старой зульбургской дружбе, просит откровенного разговора, в ходе которого оба осознают, что в столкновении между Державой и Пруссией победит только Англия и что предотвратить эскалацию «млавского инцидента» в большую европейскую войну ни у одного из них нет никакой возможности.

Персонажи

  • Сергий Григорьевич Орлов — граф, военный министр Державы. Участник буонапартовских войн, позднее — восстания 1827-го года (аналог декабристов). После раскрытия заговора распустил свои части и сдался властям, был сослан, но впоследствии прощён василевсом и назначен министром.
  • Николай Леопольдович Тауберт — граф, начальник Жандармской стражи. В 1827-м году отдал приказ открыть огонь по восставшим, в результате чего они были подавлены. Крёстный отец княжны Зинаиды Авксентьевны.
  • Александер фон Шуленберг  — граф, посол королевства Пруссии в Анассеополе.
  • Арсений Кронидович (Алдасьев-Серебряный) — правящий василевс (император) Державы. Дом Алдасьевых-Серебряных происходит от князя Кия и правит Державой около двух веков. Арсений Кронидович (примерный аналог Николая I) был коронован ок. 1829 г., после внезапной смерти отца, Кронида Антоновича, и отречения старшего брата Севастьяна.
  • Александр Афанасьевич Булашевич — князь, генерал от кавалерии, «сын героя и сам герой». Начал военную службу в 15 лет и очень популярен в войсках. Во всём старается подражать своему кумиру, князю Александру Васильевичу Суворову.
  • Фёдор Сигизмундович Росский — полковник, командир лейб-гвардии Калужинского и Зульбургского гренадерского полка.
  • Михаил Константинович Вяземский — подполковник, начальник штаба при Росском.
  • Григорий Пантелеевич Сажнев — подполковник, командир 2-го отдельного Югорского стрелкового батальона, вооружённого новейшими штуцерами (см. Kammerlader) под личным патронажем василевса Арсения Кронидовича. Ветеран Капказской войны, служивший на «Зелёной линии».
  • Егор Онофриевич Петровский — унтер-офицер Югорского батальона. Владеет народной ворожбой — умеет заговаривать «зимовичек» (они же «бабы зимние»), потусторонние силы из югорского фольклора. Неоднократно спасает Сажнева от сверхъестественных опасностей (реальность которых в романе остаётся неоднозначной).
  • Никита Степанович Богунов — граф, гусарский штабс-ротмистр.
  • Леонтий Аппианович Шаховской — князь, генерал от инфантерии, назначенный командующим Вторым корпусом.
  • Ираклий Луарсабович Ломинадзев — князь, генерал-лейтенант, начальник штаба Второго корпуса.
  • Михайло Шигорин — князь, служащий во Втором корпусе в низших чинах во искупление не описанных провинностей в прошлом. Прозвище — «Мишель-Дьявол».
  • Авксентий Маркович Алдасьев — великий князь, дальний родственник василевса («праправнук правившего монарха»). Резиденция — в Хотчине.
  • Зинаида Авксентьевна («Зюка») Алдасьева — великая княжна.
  • Геннадий Авксентьевич («Геда») Алдасьев — великий князь, офицер лейб-гвардии Кавалергардского полка.
  • Лорд Грили — посол английской королевы Анны (аналог Виктории) в Анассеополе.
  • Герберт фон Пламмет — отставной прусский генерал-майор, бывший военный атташе в Анассеополе (выгнан из страны за заговор). При негласной поддержке прусского кайзера Иоганна (аналог Фридриха II) сформировал наёмную дивизию, известную как «новые кондотьеры», «чёрные волки» и «Баварские чёрные драгуны», с которой Второй корпус сталкивается на Млаве.

История создания

В 2007 году Перумов отрицал возможный проект в соавторстве с кем-то, но в качестве идеологически близких фантастов называл на первом месте Веру Камшу:

<...> Из фантастики люди, которые близки мне идеологически - Вера Камша, Сережа Лукьяненко, Слава Логинов, теперь вот Вадим Панов.
<...> Что касается других возможных соавторов, то все возможно, но я боюсь загадывать. Потому что соавторство такая вещь... Никогда не знаешь... Нужны два человека, чтобы станцевать танго. Когда срастется что-то, тогда можно будет об этом говорить. А пока такого нет.

Однако, Вера Камша в интервью Миру Фантастики назвала 2005 год началом создания:

А мы этим совместным творчеством заниматься и не переставали. Как начали, кажется, в 2005 году сочинять, так и писали потихоньку, для души, десятки раз гоняя друг другу по e-mail один и тот же эпизод. Сейчас редко пишут годами, не загадывая, будет ли это издано и если будет, то когда и как.

Книга создавалась с 2005 года медленными темпами и изначально не выходила за рамки чернового межавторского произведения. Однако, после того, как Перумов отнёс черновики «Млавы Красной» издателю, темп написания книги резко вырос.

Опубликованный в сборнике «Герои на все времена» (2010) рассказ «Воевода и ночь» (соавторства Перумова и Камши) является приквелом к «Млаве» и посвящён восхождению на престол первого представителя династии Алдасьевых-Серебряных, которым закончилось Смутное время.

Критика

Критика тепло приняла книгу. Так, журнал «Мир Фантастики» оценил книгу в девять баллов из десяти возможных, отметив в качестве плюсов хорошую проработанность вселенной, отличные батальные сцены и второстепенные персонажи, однако в качестве минусов были названы излишняя прямолинейность сюжета и малое количество проявлений второстепенных персонажей.[3]

Награды

Номинации

Напишите отзыв о статье "Млава Красная"

Примечания

  1. [lenta.ru/conf/perumov/ Пресс-конференция на сайте Lenta.ru]
  2. [www.mirf.ru/Articles/art4990.htm Интервью Ника Перумова и Веры Камши МФ]
  3. [www.mirf.ru/Reviews/review5014.htm Рецензия в журнале «Мир Фантастики»]
  4. 1 2 3 [fantlab.ru/award53#c2304 премия на сайте fantlab.ru]

Литература

  • Николай Калиниченко Млава Красная // Если : журнал. — Москва: Любимая книга, 2012. — № 2. — С. 246. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0136-0140&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0136-0140].

Отрывок, характеризующий Млава Красная

Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.