Морфи, Пол
| Пол Морфи | |
| Paul Morphy | |
 | |
| Страны: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Пол Чарльз Морфи (англ. Paul Charles Morphy, 22 июня 1837, Новый Орлеан — 10 июля 1884, там же) — американский шахматист; сильнейший в мире в середине XIX века. Юрист по образованию, окончил Луизианский университет.
Содержание
Биография
Потомок ирландских эмигрантов-якобитов, состоявших на испанской службе. В семье многие играли в шахматы: например, дядя — Эрнесто Морфи — был одним из первых учителей Пола Чарльза. Известны некоторые партии Э.Морфи, в том числе его победа над тогдашним чемпионом США Ч. Стэнли. В шахматы играли также отец Алонсо Морфи, дед по матери Жозе Карпантье и дядя Шарль Карпантье. В 1987 году журнал «64-Шахматное обозрение» опубликовал несколько «внутрисемейных партий» Морфи и Карпантье.
С шахматами познакомился в 10 лет; в 12 — выиграл партию у Э. Руссо — участника первого в истории США матча на первенство страны. В 1850 победил в лёгких партиях И. Лёвенталя (1,5:0,5), гастролировавшего в США. Выдающегося успеха достиг на Первом американском шахматном конгрессе (Нью-Йорк, 1857), где 16 участников играли короткие матчи до трёх (в финале до пяти) выигрышей. Легко победив всех соперников — Дж. Томпсона, А. Мика (с одинаковым счётом: +3, −0, =0), Т. Лихтенгейна (+3, −1, =0) и в финале Л. Паульсена (+5, −1, =2), 20-летний Морфи стал лидером шахматистов США.
Помимо конгресса Морфи сыграл в Нью-Йорке свыше 250 партий, в том числе более 150 — на «дачу вперёд» (см. Фора). Из 100 партий «на равных» он проиграл всего лишь 5; среди проигравших ему оказались ведущие шахматисты США Паульсен (+1, −10, =3), Ч. Стэнли, Дж. Шультен и др. Сознавая своё превосходство, Морфи предложил пешку и ход вперёд любому члену Нью-Йоркского шахматного клуба. Вызов принял Стэнли: при счёте +0, —4, =1 (играли до 7 выигрышей) Стэнли матч сдал. Ту же фору Морфи предложил любому шахматисту США. В 1858 Морфи вызвал на матч Х. Стаунтона, который, приняв вызов, уклонялся от состязания под разными предлогами. Попытки Морфи, приехавшего в Англию, организовать матч, потерпели неудачу. Морфи удалось (вместе с Т. Барнсом) сыграть против Стаунтона и Дж. Оуэна лишь консультационные партии: +2, −0, =0. Он также провёл ряд матчей с ведущими английскими мастерами и добился убедительных побед: над Барнсом (+19, −7, =1), С. Боденом (+5, −1, =3), Г. Бёрдом (+10, −1, =1), Э. Лёве (+6, −0, =0), Дж. Медли (+3, −0, =0), Оуэном (+4, −1, =0). Наиболее упорным из английских соперников Морфи оказался Лёвенталь (+9, −3, =2).
Сенсационным для современников оказался сеанс одновременной игры Морфи вслепую в Бирмингеме (+6, −1, =1). В Париже Морфи выиграл матч у Д. Гарвица (+5, −2, =1), провёл сеанс вслепую (+6, −0, =2) и сыграл ряд лёгких партий с ведущими мастерами — П. Ш. Сент-Аманом, утверждавшим, что Морфи мог с успехом давать впёред пешку f7 любому из современников, Ж. А. де Ривьером, Ж. Прети, П. Журну и др. В декабре 1858 в Париж для встречи с Морфи прибыл А. Андерсен. Матч между ними, закончившийся уверенной победой Морфи (+7, −2, =2; см. Морфи — Андерсен матч), фактически решил вопрос о сильнейшем шахматисте мира того времени. Последний матч в Париже Морфи сыграл с О. Монгредиеном (+7, −0, =1). Перед отъездом в США Морфи провёл в Англии ряд сеансов вслепую против шахматистов Лондонского (+2, −0, =8) и Сент-Джорджского (+5, −0, =3) клубов; а также сеанс в Сент-Джеймском клубе против мастеров (Барнс, Боден, Бёрд, Лёвенталь, Ривьер): +2, −1, =2.
В 1858 году Морфи сыграл случайную партию, которая стала широко известной, против Карла Брауншвейгского и графа Изуара в Театре итальянской оперы в Париже.
К 1861 году относится эпизод с картиной «Шахматисты» немецкого художника Морица Ретча (созданной в 1830-е годы). Картина изображает Дьявола, играющего в шахматы против юноши в присутствии его ангела-хранителя. Находясь в гостях у преподобного Р. Р. Гаррисона в Ричмонде, реконструировавшего позицию на картине, Морфи объявил, что готов защищать позицию юноши, считавшуюся прежде проигранной. Он с успехом выполнил своё обещание.
В США Морфи ожидала восторженная встреча. Объявив о своей готовности дать вперёд пешку и ход любому шахматисту мира, Морфи отказался от серьёзных выступлений: вызовы Паульсена (1859 и 1860) и И. Колиша (1861 и 1863) отклонил, ограничившись лёгкими партиями и игрой на фору. Посетив Париж в 1863, Морфи сыграл ряд лёгких партий с Монгредиеном и Ривьером (проанализировал с ним также ряд позиций для совместно задуманного дебютного руководства). С середины 1860-х гг. и до конца жизни Морфи страдал тяжёлым душевным заболеванием.
Стиль игры
Современники объясняли феноменальные успехи Морфи его исключительным комбинационным дарованием. Однако партии матча Морфи — Андерсен — сильнейших шахматистов того времени — свидетельствуют о том, что превосходство Морфи проявлялось главным образом в стратегии. В комбинационной игре Андерсен не уступал Морфи. Первостепенной задачей Морфи считал мобилизацию сил и достижение перевеса в развитии. Чтобы избежать потери темпа или создать трудности в развитии сил соперника, Морфи прибегал к жертвам. Малозаметные потери темпов, которые соперники допускали при разменах, Морфи чётко использовал. Играя белыми, он уже в дебюте создавал предпосылки для атаки, а чёрными — стремился перехватить инициативу. Важное значение Морфи придавал пешечному центру. Располагая перевесом в развитии и пространстве, он предпринимал пешечный прорыв, обычно связанный с жертвой 1—2 пешек. Основанные главным образом на общих соображениях жертвы Морфи носили выраженный позиционный характер. В результате прорыва Морфи вскрывал линии. Его фигуры, сосредоточенные на открывшихся вертикалях и диагоналях, приобретали большую силу: на направлении главного удара у Морфи оказывался значительный перевес. Многие партии Морфи завершались прямой атакой позиции короля соперника и комбинационным ударом. Однако атака не была для Морфи самоцелью: если было выгодно, он охотно упрощал позицию, разменивал ферзей, предпочитая позиционный перевес в окончании неясным осложнениям в миттельшпиле. При этом демонстрировал высокое техническое мастерство. Сила Морфи заключалась в «глубоко продуманной позиционной игре преимущественно агрессивного характера» (А. Алехин).
Не оставив литературного шахматного наследия, Морфи своим шахматным творчеством выдвинул принципы стратегии открытых позиций. «До сих пор Морфи является непревзойдённым мастером открытых игр. Насколько велико его значение видно из того, что ничего существенно нового после Морфи в этой области создано не было. Каждый шахматист — от начинающего до мастера — должен в своей практике снова и снова возвращаться к творчеству гениального американца» (М. Ботвинник).
Напишите отзыв о статье "Морфи, Пол"
Литература
- Я. И. Нейштадт. Некоронованные чемпионы. М., ФиС, 1975
- Пол Морфи //Из кн. Е.Загорянского и Г.Мароци. М., ФиС, 1980.
- Мансуров Е. Пол Морфи — гений шахмат. // «64 — Шахматное обозрение». — 1984. — № 13. — С. 12—14.
- Шахматное творчество Пола Морфи * 333 Chess Games of Paul Morphy: Пособие для шахматистов / Сафиуллин Р. К., сост. — Казань: Магариф, 1996. — 192 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-7761-0465-3.
- Valeri Beim. Paul Morphy: A Modern Perspective, Russell Enterprises, Inc.2005
Ссылки
- [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=16002 Партии Пола Морфи] в базе Chessgames.com (англ.)
- [www.365chess.com/players/Paul_Morphy Личная карточка Пола Морфи] на сайте 365chess.com
- [chessandmail.ru/champions/Paul-Charles-Morphy.php Подробная биография Пола Морфи] на chessandmail.ru, несколько десятков партий с комментариями, фотографии, выдержки из книги Евгения Загорянского Повесть о Морфи
- [chess-advice.ru/razbor-shahmatnih-partii/partii-klasikov/partiya-morphy/ Партия Пола Морфи] с подробными комментариями
Отрывок, характеризующий Морфи, Пол
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
