Алехин, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Алехин
Страны:

Российская империя Российская империя
РСФСР
Франция Франция

Дата рождения:

19 (31) октября 1892(1892-10-31)

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

24 марта 1946(1946-03-24) (53 года)

Место смерти:

Эшторил, Португалия

Алекса́ндр Алекса́ндрович Але́хин (распространённое написание и произношение «Алёхин»[1] ошибочно[2][3]; 19 (31) октября 1892[4], Москва — 24 марта 1946, Эшторил, Португалия) — русский шахматист, выступавший за Российскую империю, Советскую Россию и Францию, четвёртый чемпион мира по шахматам. Первый чемпион РСФСР (1920 г.). Алехин вошёл в число сильнейших шахматистов мира перед Первой мировой войной, заняв третье место на петербургском турнире 1914 года, а в 1921 году покинул Россию и переехал на постоянное место жительства во Францию, гражданином которой стал в 1925 году. В 1927 году Алехин выиграл матч за звание чемпиона мира у считавшегося непобедимым Хосе Рауля Капабланки и затем в течение нескольких лет доминировал в соревнованиях, выигрывая крупнейшие турниры своего времени с большим преимуществом над соперниками. Дважды, в 1929 и 1934 годах, Алехин защитил титул в матчах против Ефима Боголюбова, в 1935 году он проиграл матч Максу Эйве, но через два года победил в матче-реванше и удерживал звание чемпиона мира до самой смерти. Алехин — единственный шахматист, который умер, являясь действующим чемпионом мира.

Алехин был чрезвычайно разносторонним шахматистом. Больше всего он известен атакующим стилем игры и эффектными, глубоко просчитанными комбинациями. Вместе с тем ему принадлежит большое количество теоретических разработок в дебютах, он обладал высокой эндшпильной техникой.





Биография

Детство, юность

Александр Алехин родился 19 (31) октября 1892 года[4] в Москве. Его отец Александр Иванович Алехин (1856—1917) был Воронежским губернским предводителем дворянства и владел поместьем рядом с Касторным в Землянском уезде Воронежской губернии, мать Анисья Ивановна (1861—1915) была дочерью богатого текстильного фабриканта Прохорова, владельца «Трёхгорной мануфактуры»[5][6]. Алехины были дворянским родом[7], прапрапрадед по материнской линии Иван Прохорович Прохоров был монастырским крестьянином Троице-Сергиевской лавры[8].

Семья жила в съёмном доме в Никольском переулке. После женитьбы отец Алехина занимал высокий пост в «Товариществе Прохоровской Трёхгорной Мануфактуры», в 1904 году стал предводителем дворянства Землянского уезда, затем — Воронежской губернии, в 1912 году — депутатом четвёртой Государственной Думы от октябристов. К концу жизни Алехин-старший был действительным статским советником (IV класс табели о рангах)[9][10].

Александр Алехин был третьим ребёнком в семье, его старший брат Алексей (1888—1939) в дальнейшем тоже стал шахматистом. Александра научила играть в шахматы мать, когда ему было семь лет[11], он часто играл с братом Алексеем[2]. В детстве Алехин тяжело переболел менингитом, на время болезни ему запрещали брать в руки шахматы[2][12]. В 1901 году он поступил в престижную гимназию, основанную педагогом Львом Поливановым. Среди его одноклассников были поэты Лев Остроумов[13] и Вадим Шершеневич[14]. Сильное впечатление произвели на Алехина гастроли американского маэстро Гарри Пильсбери, посетившего Москву в 1902 году. Пильсбери провёл в шахматном клубе сеанс одновременной игры вслепую на 22 досках, причём Алексей Алехин сыграл с ним вничью[15]. С десятилетнего возраста Алехин, как и его старший брат, начал играть в турнирах по переписке. Позднее Алехин вспоминал: «Я играю в шахматы с 7 лет, но серьёзно начал играть в 12 лет»[16]. Первую турнирную победу он одержал в гамбитном турнире по переписке, организованном журналом «Шахматное обозрение» в 1905—1906 годах[17][18]. По одним данным, в 1906[19], по другим — в 1907 году[18] братьям давал уроки известный шахматист Фёдор Дуз-Хотимирский. В 1907 году Александр, ещё гимназист, в первый раз сыграл в турнире любителей в Московском шахматном кружке. В следующем году он выиграл такой же любительский турнир и дебютировал на международной арене: занял 4—5-е места в побочном (проходившем одновременно с основным турниром мастеров) турнире Германского шахматного союза в Дюссельдорфе, а затем сыграл мини-матч с известным немецким шахматистом Барделебеном, в котором из пяти партий выиграл четыре при одной ничьей[20]. В Дюссельдорфе Алехин мог увидеть открытие матча на первенство мира между Ласкером и Таррашем, которое состоялось в день окончания турнира[21]. После возвращения в Россию состоялись матчи Алехина с Блюменфельдом (победа — 4½:½) и чемпионом Москвы Ненароковым (Алехин сдал матч после трёх поражений). В 1909 году шестнадцатилетний Алехин стал пятым на чемпионате Москвы (победил Гончаров) и с 13 очками из 16 занял первое место на Всероссийском турнире любителей, приуроченном к Международному шахматному конгрессу памяти Чигорина (второе место у Ротлеви с 12 очками), за что получил дорогую вазу, изготовленную на Императорском фарфоровом заводе, и звание «маэстро»[22]. В том же году Алехин начал сотрудничать с журналом «Шахматное обозрение». В 1910 году Алехин занял 7—8-е места на крупном турнире в Гамбурге (8½ из 16 очков), в 1911-м — разделил 8—11-е места в Карлсбаде (участвовало 26 игроков), выиграв у Видмара — одного из сильнейших на этом турнире. Осенью он поступил в Императорское училище правоведения. Во время учёбы он не прекращал выступления в соревнованиях и сотрудничал в газете «Новое время»[23]. В 1913 году Алехин выиграл матч у Левитского со счётом 7:3 и занял первое место на довольно представительном турнире в Схевенингене (11½ из 13), опередив Давида Яновского, одного из претендентов на мировое первенство. В декабре он сыграл две партии с гастролировавшим в России Капабланкой, обе выиграл кубинец.

С декабря 1913 года по январь 1914 в Петербурге прошёл Всероссийский турнир мастеров. Алехин разделил первое место с Нимцовичем (по 13½ из 17), на пол-очка отстал Флямберг. В апреле — мае там же состоялся Санкт-Петербургский международный турнир, собравший практически всю шахматную элиту, включая Капабланку и чемпиона мира Ласкера. На отборочном этапе Алехин разделил четвёртое — пятое места с Маршаллом и вышел в финал, куда попадали пять лучших игроков. В финале, проходившем в два круга, Алехин дважды уступил Ласкеру, который в итоге выиграл турнир, но оба раза обыграл Тарраша, что позволило Алехину занять итоговое третье место. Как вспоминал Пётр Романовский, именно в 1914 году Алехин сказал ему, что начинает готовиться к матчу на первенство мира с Капабланкой. На удивлённое замечание, что чемпион мира — Ласкер, Алехин уверенно ответил, что вскоре Капабланка сменит Ласкера[24].

Алехин закончил Императорское училище правоведения 16 мая 1914 года с чином IX класса (титулярный советник) семнадцатым из 46 учеников выпуска и был причислен к министерству юстиции (в последующие годы — к министерству земледелия)[10].

Первая мировая война

Летом 1914 года Алехин участвовал в турнире в Мангейме. Он уверенно шёл на первом месте (9½ из 11 и отрыв в одно очко от Видмара), но 1 августа Германия объявила войну России. Турнир был прерван за шесть туров до конца, а Алехин был объявлен победителем и получил первый приз в 1100 марок[25]. Алехин и ещё десять русских шахматистов, участников основного и побочных турниров, были интернированы как граждане вражеского государства. После короткого пребывания в полицейском участке в Мангейме и военной тюрьме Людвигсхафена (туда он попал из-за найденной у него фотографии, где был снят в форме воспитанника Училища правоведения, которую полицейский принял за форму офицера русской армии) Алехин вместе с другими русскими попытался на поезде уехать в Баден-Баден. Однако их сняли с поезда в Раштатте и поместили в тюрьму[26][27]. Алехин находился в одной камере с Боголюбовым, И. Рабиновичем и Вайнштейном. Как рассказывал Алехин журналисту после возвращения в Россию, обращение было «ужасное»[26], впрочем, позже, сравнивая с тюрьмой в Одессе, где ему пришлось побывать в 1919 году, Алехин называл обстановку «идиллической»[27]. Шахматисты проводили время, играя между собой вслепую. Один раз Алехин был помещён в карцер на три или четыре дня за то, что, по его словам, улыбнулся во время прогулки (по воспоминаниям сидевшего в той же тюрьме Богатырчука — за то, что позволил себе вольности с дочерью тюремщика)[26]. В середине августа шахматистов перевели из раштаттской тюрьмы в гостиницу в Баден-Бадене, где они оставались под надзором полиции. Затем был издан приказ, предписывающий отпустить всех негодных к воинской службе, и интернированные прошли медицинское освидетельствование. Алехин убедил врача, что он болен, и 14 сентября он был отпущен. Сначала он пытался уехать через Базель и Геную, но пароход до Одессы долго не отправлялся, поэтому Алехин, имевший достаточно средств, поехал в Петроград через Францию, Великобританию и Швецию и прибыл в Россию только в конце октября[28]. В Стокгольме 20 октября Алехин дал сеанс одновременной игры на 24 досках (+18 −2 =4).

После возвращения в Россию Алехин много выступал с показательными партиями и сеансами одновременной игры. 5 ноября в Москве состоялся сеанс Алехина на 33 досках (+19 −9 =5), сбор от которого поступил в пользу раненых солдат[29]. 7 ноября началась консультационная партия А. Алехин и В. Ненароков — О. Бернштейн и Б. Блюменфельд. Партия игралась в течение трёх дней и закончилась в пользу белых. Несколько раз Алехин давал сеансы в пользу пленных русских шахматистов, а деньги от сеанса в шахматном кружке при Петроградском политехническом институте, который состоялся 8 декабря, были перечислены студенту этого института Петру Романовскому, также находившемуся в плену. С начала 1915 года Алехин входил в один из комитетов по оказанию помощи больным и раненым, созданным в рамках Земгора[30]. В клубном турнире Московского шахматного кружка в октябре — декабре он уверенно занял первое место (+10 −0 =1) и получил приз за красоту за партию с Зубаревым. В декабре 1915 года в Базеле (Швейцария) умерла Анисья Ивановна, мать Алехина[10].

Весной 1916 года Алехин выступал в Одессе и Киеве с сеансами. Кроме того, в Одессе он выиграл показательную партию у Верлинского, дав фору — пешку f7, а в Киеве сыграл матч с Эвенсоном, проиграв первую партию и выиграв две следующие. Летом он отправился добровольцем на фронт в качестве начальника (по другим данным — помощника начальника) летучего отряда Красного Креста. Он лично выносил раненых с поля боя и был награждён двумя Георгиевскими медалями и орденом Святого Станислава[31]. Он был дважды контужен и после второй контузии попал в госпиталь, где играл вслепую с навещавшими его местными шахматистами, в частности, дал сеанс вслепую на пяти досках. После окончания лечения вернулся в Москву.

В октябре Алехин провёл сеанс вслепую на 9 досках в Одессе, сбор от которого пошёл в фонд помощи «Одесса — Сербии», и сыграл серию партий с Верлинским[27]. Затем он попеременно выступал с показательными партиями в Москве и Петрограде. 23 февраля 1917 года в Петрограде началась революция, и шахматная деятельность Алехина прервалась на три года. В мае 1917 года в Воронеже скончался его отец Александр Иванович Алехин[8][10].

Жизнь в Советской России

Революция 1917 года лишила Алехина дворянства и состояния. В 1918 году он выиграл трёхкруговой турнир в Москве, в котором, помимо него, играли Ненароков и А. Рабинович, а осенью того же года отправился на Украину, через Киев в Одессу, на тот момент оккупированную немецкими войсками. Причиной этой поездки иногда называют желание эмигрировать[32], но также известно, что в Одессе Алехин намеревался выступить в планировавшемся там турнире, который в итоге так и не состоялся[33]. В апреле 1919 года Одессу заняли красные, и в городе развернулся террор. Алехин был арестован ЧК и приговорён к расстрелу[32], его спасло вмешательство кого-то из высокопоставленных советских деятелей. По некоторым сведениям, это был член Всеукраинского ревкома Мануильский, лично знавший Алехина[34][35], по версии Богатырчука — Христиан Раковский, которого знал шахматист и сотрудник одесской ЧК Яков Вильнер[36]. На западе появились слухи, что Алехин погиб[37]. После освобождения Алехин немного проработал в губисполкоме в Одессе, а после начала наступления войск Деникина вернулся в Москву.

В Москве 5 марта 1920 года Алехин женился на Александре Батаевой. Через год они развелись[38]. В 1919—1920 годах Алехин некоторое время учился на кинокурсах Владимира Гардина[39], работал следователем в Центророзыске Главного управления милиции (в его задачу входили поиски пропавших без вести) и одновременно с этим переводчиком в аппарате Коминтерна (он блестяще владел английским, французским и немецким языками). По другим сведениям, Алехин работал в Московском уголовном розыске, и в его обязанности входило обследование мест преступлений[39]. Тогда же он, играя вне конкурса, победил в первом советском чемпионате Москвы, в котором выиграл все одиннадцать партий[40]. В 1920 году Алехин занял первое место на Всероссийской Олимпиаде в Москве, которая по традиции считается первым чемпионатом страны, вторым был отставший на очко Романовский[41]. В эти годы он встретил швейцарскую журналистку Анну-Лизу Рюгг, представлявшую в Коминтерне Швейцарскую социал-демократическую партию, а в марте 1921 года женился на ней[42].

В 1920 году в ЧК на имя Мартына Лациса поступил донос на Алехина, в котором последнего обвиняли в получении денег от деникинской контрразведки[34]. Алехина вызывали на допрос, где он дал объяснения по этому поводу, после чего дело было прекращено[43].

Через пять недель после второго брака Алехин с женой получили разрешение на выезд из РСФСР в Латвию, подписанное заместителем наркома иностранных дел Львом Караханом[24][44]. В мае он прибыл в Ригу, оттуда направился в Берлин.

Путь к шахматной короне

abcdefgh
8
8
77
66
55
44
33
22
11
abcdefgh
А. Алехин — Ф. Ейтс, Лондон, 1922
После 37. Л:g7 Л:f6 38. Крe5! Чёрные сдались. Они теряют ладью или получают мат в два хода.

В течение первых лет в Советской России Алехина воспринимали как русского шахматиста, временно живущего за границей. Он продолжал сотрудничать с советскими шахматными изданиями[45]. После приезда в Берлин Алехин сыграл два коротких матча — с Тейхманом (3:3) и Земишем (2:0). В том же 1921 году он выиграл турниры в Триберге, Будапеште и Гааге, не проиграв в них ни одной партии. После этого он направил Капабланке, который только что стал чемпионом мира, вызов на матч, но получил отказ[46]. В следующем году он поделил второе — третье места в Пьештяни и принял участие в крупном турнире в Лондоне с участием Капабланки. Капабланка одержал уверенную победу, набрав 13 из 15 очков, Алехин с 11½ очками занял второе место, оба не проиграли ни одной партии. На лондонском турнире по настоянию Капабланки основные претенденты на матч за звание чемпиона мира подписали документ, известный как «лондонский протокол», в котором оговаривались условия, на которых должен играться матч. В частности, право на матч получал претендент, которому удавалось обеспечить призовой фонд в 10 000 долларов и дополнительно найти деньги на покрытие организационных расходов. Матч игрался до шести побед одной из сторон, ничьи не учитывались[47]. Сумма в 10 000 долларов по тем временам была довольно внушительной; таких денег ни у Алехина, ни у других претендентов не было.

Осенью 1922 года Алехин выиграл турнир в Гастингсе и разделил четвёртое — шестое места в Вене, проиграв сразу три партии из четырнадцати (победил Рубинштейн). Затем он переехал в Париж, где с этого времени постоянно проживал. В 1923 году Алехин разделил ещё с тремя участниками второе место в Маргите и принял участие в турнире в Карлсбаде, который собрал всех сильнейших шахматистов, кроме Ласкера и Капабланки. Алехин поделил первое место с Боголюбовым и Мароци, обыграв при этом обоих. Также он получил призы за красоту партии с Рубинштейном и Грюнфельдом[48]. Затем последовали длительные гастроли по Европе и Северной Америке. В марте — апреле 1924 года Алехин занял третье место в Нью-Йорке. Первое место в двухкруговом турнире занял Ласкер (16 из 20), Капабланка отстал на полтора очка, Алехин — на четыре. До конца года Алехин больше не выступал в соревнованиях. За это время он издал сборник «Мои лучшие партии» и книгу о нью-йоркском турнире. В этот же период Алехин развёлся с Анной-Лизой Рюгг и стал жить в гражданском браке с Надеждой Семёновной Васильевой, вдовой генерала.

В 1925 году Алехин получил французское гражданство по натурализации и защищал в Сорбонне докторскую диссертацию на тему «Система тюремного заключения в Китае». Большинство биографов указывает, что ему была присвоена степень доктора права[49][50]. Согласно британской энциклопедии The Oxford Companion to Chess, Алехин не окончил обучение и не защитил диссертацию, но с 1925 года добавлял к своей фамилии «доктор»[51]. В этом же году он одержал победу на крупном международном турнире в Баден-Бадене (впрочем, ни Капабланка, ни Ласкер в нём не участвовали), не проиграв ни одной партии и опередив ближайшего соперника на 1½ очка. Комбинацию, которую Алехин провёл в партии против Рихарда Рети на этом турнире, часто называют одной из лучших в истории шахмат[52][53][54].

В 1926 году Алехин сыграл в трёх турнирах в Великобритании, а также в Земмеринге и Дрездене. В трёх турнирах в Гастингсе, Скарборо и Бирмингеме он занял первые места (в Гастингсе — вместе с Видмаром), сыграв вничью в общей сложности всего две партии. Представительный турнир в Земмеринге он начал с двух поражений и в итоге набрал на пол-очка меньше, чем первый призёр — Шпильман. Турнир в Дрездене выиграл Нимцович, Алехин занял второе место. В конце 1926 — начале 1927 года в Голландии состоялся тренировочный матч с Максом Эйве, закончившийся со счётом +3 −2 =5 в пользу Алехина. Алехин играл матч не в полную силу, так как был занят переговорами о матче с Капабланкой[57].

Чтобы достать деньги на матч с Капабланкой, Алехин много выступал с сеансами одновременной игры. В 1920-х годах он дважды поставил мировой рекорд игры вслепую: в 1924 году в Нью-Йорке Алехин сыграл одновременно 26 партий с результатом +16 −5 =5, а через год в Париже побил свой предыдущий рекорд, сыграв вслепую 27 партий с результатом +22 −2 =3[58]. В 1924 году он выпустил книгу «Мои лучшие партии (1908—1923)», включив в неё наиболее эффектные победы, которыми можно было заинтересовать спонсоров[59]. В конце концов усилия Алехина увенчались успехом: после переговоров в Буэнос-Айресе в августе 1926 года правительство Аргентины выделило деньги на матч. Стороны договорились о том, что матч состоится в Буэнос-Айресе в 1927 году[59][60].

Завоевание титула чемпиона мира

В начале 1927 года Алехин участвовал в проходившем в четыре круга шестерном международном турнире в Нью-Йорке, где занял второе место вслед за Капабланкой. Кубинец выиграл соревнование с отрывом в 2½ очка, победил во всех микроматчах и не проиграл ни одной партии. Затем Алехин победил на международном турнире в Кечкемете.

Предстоящий матч вызвал огромный интерес. Капабланка считался явным фаворитом: в то время он сильно превосходил Алехина в турнирных результатах и имел счёт 5:0 в свою пользу (не считая ничьих) в личных встречах. Шпильман, болевший за претендента, говорил, тем не менее, что Алехин не сможет выиграть ни одной партии[61].

Матч с Капабланкой состоялся в Буэнос-Айресе осенью 1927 года. По условиям лондонского протокола для победы в матче требовалось выиграть шесть партий. Алехин выиграл начальную партию, проиграл третью и седьмую, снова вышел вперёд в двенадцатой и довёл матч до победы. В первой трети матча у Алехина началось воспаление надкостницы, из-за чего ему пришлось удалить шесть зубов[62]. Последняя, тридцать четвёртая, партия была отложена в ладейном эндшпиле, где Алехин имел две лишние пешки. Капабланка не явился на доигрывание, прислав письмо, в котором объявлял о сдаче партии и поздравлял Алехина с победой в матче[63]. Общий счёт — +6 −3 =25 в пользу претендента. После объявления Алехина чемпионом мира восторженная толпа донесла его до отеля на руках[64]. По окончании матча Алехин с супругой посетили Чили и на пароходе отправились в Барселону, где им тоже была устроена бурная встреча[65].

Победу Алехина объясняют многими факторами. Претендент готовился к матчу несколько месяцев, придерживаясь строгого, аскетического режима[66] и за это время досконально изучив игру своего противника. В ходе матча Алехин пользовался своими наработками, в то время как Капабланка, окрылённый уверенной победой в нью-йоркском турнире, пренебрёг целенаправленной подготовкой к матчу[67][68][69]. Во вступительной статье к книге о нью-йоркском турнире, вышедшей в 1928 году, новый чемпион суммировал слабые места, которые, с его точки зрения, были у Капабланки: это излишняя осторожность в дебютах и слабая для игрока его уровня эндшпильная техника. В миттельшпиле, считал Алехин, Капабланка играет сильнее всего, но он слишком часто склонен полагаться на интуицию и из-за этого изучает позицию поверхностно и выбирает не лучшие продолжения[70].

После возвращения Алехина в Париж в честь его победы был устроен банкет в Русском клубе. На следующий день в некоторых эмигрантских газетах вышли статьи, где цитировалась речь Алехина, который якобы желал, чтобы «…миф о непобедимости большевиков развеялся, как развеялся миф о непобедимости Капабланки»[71]. В точности неизвестно, сказал ли действительно Алехин что-то подобное. До этого он не делал никаких публичных заявлений, направленных против Советского Союза, советской власти, коммунистов, хотя в эмигрантской среде Западной Европы отрицательные высказывания в адрес СССР были обычным делом. Вскоре в журнале «Шахматный вестник» появилась статья Николая Крыленко, в которой говорилось: «После речи Алехина в Русском клубе с гражданином Алехиным у нас всё покончено — он наш враг, и только как врага мы отныне должны его трактовать». Ещё через два месяца там же было опубликовано заявление брата Алехина, Алексея (вероятно, составленное под давлением): «Я осуждаю всякое антисоветское выступление, от кого бы оно ни исходило, будь то, как в данном случае, брат мой или кто-либо другой. Алексей Алехин»[72][73]. В то время Алехин ещё допускал возвращение на родину, но после этого случая все связи были оборваны[74].

Чемпион мира

К сожалению многих, матч-реванш с Капабланкой так и не состоялся. Рассуждая о возможном матче-реванше сразу после победы в решающей партии, Алехин сказал, что готов играть его только на условиях Лондонского протокола. С другими претендентами он был согласен играть и с ограничением общего числа партий, но при наличии нескольких вызовов первоочередное право получал Капабланка[75]. 10 февраля следующего года Капабланка обратился к Алехину и президенту ФИДЕ Александру Рюэбу с предложением изменить Лондонский протокол, добавив условие о том, что количество партий ограничивается шестнадцатью, так что, если ни один из соперников не одержит шести побед, то выигрывает тот, кто после шестнадцати партий будет иметь больше очков. Капабланка писал, что в противном случае матч может затянуться и превратиться в соревнование на выносливость[76]. В ответном письме от 29 февраля Алехин повторил, что будет играть матч-реванш только на тех условиях, на которых он сам завоевал титул[77]. 8 октября Капабланка направил Алехину официальный вызов, но получил ответ, что Алехин ещё в августе принял вызов Боголюбова и матч состоится в следующем году[78]. Алехина обвиняли в том, что он сознательно избегает повторного матча с Капабланкой[66]. С другой стороны, многие указывали, что препятствия, которые Алехин ставил экс-чемпиону, не отличались от тех, которые Капабланка ставил претенденту[79][80]. Между двумя шахматистами развилась вражда, Алехин требовал удвоения гонорара, если в турнире участвовал Капабланка[81][82], так что они не выступали вместе до ноттингемского турнира 1936 года.

В 1928 году Алехин не выступал в соревнованиях, а работал над двумя книгами: «На пути к высшим шахматным достижениям» (о соревнованиях 1923—1927 годов, включая матч с Капабланкой; более точный перевод немецкого названия — «На пути к первенству мира») и «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1927». В течение нескольких лет начиная с 1929 года Алехин одержал серию впечатляющих турнирных побед, доказав неоспоримое превосходство над соперниками. Из десяти международных турниров, в которых чемпион сыграл до конца 1933 года, он занял чистое первое место в восьми и ещё дважды разделил победу.

В 1929 году Алехин выиграл небольшой турнир в американском Брэдли-Бич и сыграл матч на первенство мира с Боголюбовым в разных городах Германии и Голландии. Алехин выиграл 11 партий, 5 проиграл, 9 свёл вничью, сохранив, таким образом, чемпионский титул.

abcdefgh
8
8
77
66
55
44
33
22
11
abcdefgh
Г. Штальберг — А. Алехин, Гамбург, 3-я олимпиада, 1930
31… Л:f3!! Белые сдались. На 32. Ф:g5 последует 32…Л:f2, и из-за угрозы мата чёрные остаются с лишней ладьёй, а на 32. Л:f3 выигрывает 32…Ф:e3 33. Л:e3 Л:f1X

Турнир в Сан-Ремо (Италия) в 1930 году стал одним из высших триумфов Алехина[82]. В турнире, в котором играли почти все сильнейшие шахматисты мира: Нимцович, Боголюбов, Рубинштейн, Видмар, Мароци, — Алехин из пятнадцати партий выиграл тринадцать и лишь две свёл вничью. Второй призёр Нимцович отстал от победителя на 3½ очка; с таким отрывом в представительных турнирах не побеждал даже Капабланка, а в процентном отношении этот результат оказался рекордным для турниров подобного уровня (на рубеже веков Ласкер побеждал с результатами 23½ из 28 и 14½ из 16)[83]. В том же году Алехин сыграл за Францию на первой доске на 3-й олимпиаде в Гамбурге. Алехин сыграл девять партий из семнадцати и выиграл все, а партия со Штальбергом получила первый приз за красоту, но сборная Франции заняла всего лишь двенадцатое место[84].

В 1931 году Алехин с блеском выиграл большой двухкруговой турнир в Бледе без поражений и с отрывом от ближайшего соперника в 5½ очков: 20½ очков из 26, вторым был Боголюбов с 15 очками. Среди участников были Нимцович, Шпильман, Видмар, а также несколько представителей молодого поколения: Флор, Кэжден и Штольц. На 4-й олимпиаде Алехин набрал 13½ из 18, показав лучший результат на первой доске, в то время как Франция осталась на 14-м месте[85]. В следующем году Алехин много выступал в турнирах, самыми значительными из которых были Лондон (второй призёр Флор отстал на очко) и Берн (на очко отстали Флор и Эйве). С декабря 1932 года по май 1933 года Алехин провёл кругосветные шахматные гастроли, посетив США, Мексику, Гавайские острова, Японию, Шанхай, Гонконг, Филиппины, Сингапур, Индонезию, Новую Зеландию, Цейлон, Александрию, Иерусалим, Геную. Алехин сыграл около полутора тысяч партий за время американского турне и 1320 партий, из них 1161 выиграл и только 65 проиграл, в ходе кругосветного путешествия[86]. После окончания турне Алехин снова возглавил команду Франции на олимпиаде. С результатом 9½ из 12 он во второй раз подряд выиграл зачёт на первой доске, а сборная заняла восьмое место из пятнадцати команд[87]. Ещё через месяц Алехин в очередной раз побил рекорд игры вслепую, с 1925 года принадлежавший Рети (29 досок), дав в Чикаго во время Всемирной выставки сеанс на 32 досках. Сеанс длился 12 часов и закончился со счётом +19 −4 =9 в пользу Алехина[58][88].

В 1934 году состоялся новый матч на первенство мира с Ефимом Боголюбовым, который тоже закончился уверенной победой Алехина — 15½:10½. Уже через месяц Алехин включился в борьбу в представительном международном турнире в Цюрихе (с участием Ласкера, Эйве, Флора, Боголюбова, Бернштейна, Нимцовича, Штальберга и других). Алехин выиграл турнир с результатом 13 из 15, на очко впереди Эйве (он нанёс победителю единственное поражение) и Флора.

Потеря и возвращение чемпионского звания

В середине 1930-х годов в карьере Алехина начался спад, он пристрастился к алкоголю. С 1934 года до конца карьеры он не выиграл ни одного значительного турнира[89]. Советские шахматные историки писали о тоске Алехина по России, о его попытках как раз в это время «помириться» с СССР. Некоторые связывают снижение уровня игры с усталостью чемпиона, с потерей мотивации к самосовершенствованию, вызванной отсутствием достойных противников, из-за чего Алехин стал позволять себе небрежную игру[90][91]. В конце 1934 года Алехин принял вызов от Макса Эйве. В 1935 году он сыграл на олимпиаде в Варшаве, где занял второе место на первой доске (на очко больше набрал Флор), и выиграл небольшой турнир в Эребру. В 1934 году Алехин расстался с Надеждой Васильевой и женился на Грейс Висхар, шахматистке, выступавшей в женских турнирах, гражданке США и Великобритании.

Матч на первенство мира с Эйве на большинство из 30 партий начался 3 октября 1935 года. Алехин был фаворитом, Эйве по сравнению с другими претендентами имел довольно скромный турнирный и матчевый послужной список[92]. Алехин уверенно начал матч, выиграл первую, третью и четвёртую партии, но потом стал допускать грубые ошибки, и в четырнадцатой партии счёт сравнялся[93]. В 25-й партии Эйве впервые вышел вперёд, затем выиграл двадцать шестую и в итоге удержал перевес в одно очко. Матч закончился со счётом +9 −8 =13 в пользу претендента. Некоторые авторы писали, что поражение Алехина вызвано в первую очередь злоупотреблением алкоголем[94][95], Эйве и помогавший ему во время матча Флор вспоминали, что Алехин пил, но не в том количестве, чтобы это отразилось на итоговом результате[96]. Спасский, Карпов, Каспаров и Крамник отмечали игровое превосходство Эйве[97][98].

Во время матча с Эйве в СССР в газетах «Известия» и «64» была опубликована телеграмма: «Не только как долголетний шахматный работник, но и как человек, понявший громадное значение того, что достигнуто в СССР во всех областях культурной жизни, шлю искренний привет шахматистам СССР по случаю 18-й годовщины Октябрьской революции. Алехин». В эмигрантской прессе телеграмма вызвала резко отрицательный отклик, в одной из газет была напечатана басня, в которой говорилось, что Алехин «битым отошёл к Советам»[99]. Начиная с мая 1936 года Алехин за полтора года сыграл в десяти турнирах, показывая неровные результаты. В нескольких турнирах он выиграл или поделил первые места, в нескольких попадал в призёры, в Кемери в 1937 году поделил 4—5-е места. В самом крупном соревновании того периода — ноттингемском турнире 1936 года — Алехин выступил неудачно, заняв шестое место и на очко отстав от победителей — Капабланки и Ботвинника. При этом он проиграл Капабланке и Решевскому, но выиграл у Эйве. По воспоминаниям Флора, Алехин получил приглашение на международный турнир 1936 года в Москве, но отказался от участия, так как хотел приехать в Москву только чемпионом мира[100].

Условиями матча 1935 года был предусмотрен матч-реванш[101], который состоялся ровно через два года после первого матча. На турнирах в промежутке между двумя матчами Эйве выиграл у Алехина три партии при всего одном поражении и занимал места выше Алехина[98]. В этот раз прогнозы были преимущественно в пользу Эйве[102]. Голландец выиграл первую партию, во второй Алехин сравнял счёт, а затем, выиграв несколько партий подряд, вышел вперёд. На финише Эйве «сломался» и проиграл четыре из последних пяти партий[98][103]. Алехин досрочно выиграл матч со счётом +10 −4 =11 и вернул себе звание чемпиона мира.

Предвоенные годы

Из трёх турниров, сыгранных в Монтевидео, Маргите и Плимуте после возвращения чемпионского звания, Алехин победил в двух первых, а в третьем разделил 1—2-е места c Томасом. Выступление на АВРО-турнире в 1938 году, где играли 8 сильнейших шахматистов мира, было неудачным: четвёртое — шестое места из восьми, разделённые с Эйве и Решевским, +3 −3 =8. Капабланка занял седьмое место, их микроматч с Алехиным закончился со счётом 1½—½ в пользу действующего чемпиона. Ботвинник, также участвовавший в этом турнире, писал: «Нас мотали по всей стране. Перед игрой вместо обеда — два часа в поезде. Пожилые участники — Капабланка и Алехин — не выдержали напряжения»[104]. Организаторы рассматривали турнир как аналог турнира претендентов, победитель которого получит первоочередное право на матч с Алехиным, но сам Алехин выступил с заявлением, что готов играть с любым сильным противником, который обеспечит призовой фонд[104]. В ходе турнира Алехин и Ботвинник, получивший согласие руководства СССР, провели переговоры о возможном матче и согласовали финансовые условия, но реализации планов помешала война[32][104].

В 1939 году вышла новая книга Алехина «Мои лучшие партии (1924—1937)», в которую вошли, в числе прочего, анализы лучших партий матчей с Эйве и дополнительные комментарии к партиям, описанным в более ранних книгах. В августе — сентябре Алехин участвовал в 8-й шахматной Олимпиаде, проходившей в Аргентине. Выиграв 9 партий и сведя вничью 7, он занял второе место на первой доске; первое досталось Капабланке, который сыграл на одну партию больше и опередил Алехина на очко[105]. Когда проходил матч Франция — Куба, все ждали партии между Алехиным и Капабланкой, но кубинец пропустил игру[105]. Сборная Франции в финальном турнире заняла место во второй половине таблицы. Во время олимпиады вторжением Германии в Польшу началась Вторая мировая война, и Алехин выступил по радио и в прессе с призывом бойкотировать немецкую команду[106] (в результате в трёх матчах немецкой команды были без игры зафиксированы технические ничьи 2:2[105]). На олимпиаде Капабланка при поддержке местной шахматной федерации вызвал Алехина на матч-реванш, но Алехин отказался, сославшись на то, что он как военнообязанный должен вернуться во Францию[107]. Перед возвращением в Европу он выиграл небольшие турниры в Монтевидео и Каракасе в конце 1939 года[106].

Война и жизнь в оккупации

Внешние изображения
[pics.livejournal.com/aldanov/pic/0029rka5 Алехин даёт сеанс в Мюнхене в 1941 году]. Справа — молодой Вольфганг Унцикер.

В январе 1940 году Алехин с женой прибыли в Португалию, но уже через две недели перебрались во Францию[108]. После нападения нацистской Германии на Францию Алехин, не подлежавший призыву по состоянию здоровья[108], вступил добровольцем во французскую армию, где служил в звании лейтенанта переводчиком[109] (в то же время Кмох указывает, что Алехин был офицером в медицинской части[110]).

Когда военные действия закончились, Алехин покинул зону, оккупированную немцами, и поселился на юге Франции. В 1940 году продолжились переговоры о матче с Капабланкой. Оба соперника хотели сыграть этот матч, соглашение было вскоре заключено, но Капабланке не удалось достать денег на проведение матча, а кубинское правительство отказало ему в помощи[107]. В результате матч в 1941 году так и не состоялся, а в следующем году Капабланка умер.

В апреле 1941 года Алехин получил разрешение на выезд в Португалию[111]. Незадолго до этого, с 18 по 23 марта 1941 года, в парижской немецкоязычной газете Pariser Zeitung за подписью Алехина была опубликована серия антисемитских статей под общим названием «Еврейские и арийские шахматы», которые затем были перепечатаны в Deutsche Schachzeitung. В этих статьях история шахмат излагалась с точки зрения нацистской расовой теории, при этом обосновывалось положение, что для «арийских» шахмат характерна активная наступательная игра, а для «еврейских» — защита и выжидание ошибок соперника. В интервью, данном после освобождения Парижа союзниками (декабрь 1944 года), Алехин говорил, что был вынужден написать статьи, чтобы получить разрешение на выезд, и что статьи в исходном виде не содержали антисемитских выпадов, но были полностью переписаны немцами[112]. После войны в открытом письме организаторам лондонского турнира (1946) Алехин уточнил, что от оригинального текста остались только размышления о необходимости реконструкции ФИДЕ и критика теорий Стейница и Ласкера[113]. В 1996 году биограф Алехина В. Чарушин доказывал, что за переписыванием статей стоял австрийский шахматист и журналист, редактор Pariser Zeitung и ярый антисемит Теодор Гербец, умерший в 1945 году[114]. В то же время, другой исследователь, Жак де Моннье, утверждал, что в 1958 году видел черновики этих статей, написанные Алехиным собственноручно, которые Грейс Висхар перед смертью передала знакомому, но их публикация будет возможна не ранее, чем они перейдут в общественное достояние по французскому законодательству (2017 год) и только с согласия наследников Алехина[112].

Жена Алехина Грейс не пожелала уехать к нему в Португалию, поскольку не хотела бросать своё шато рядом с Дьепом (в отсутствие Алехина дом всё равно был разграблен нацистами). Чтобы сохранить остатки имущества жены и обеспечить ей самой защиту от репрессий, которые вполне могли коснуться американки еврейского происхождения, Алехин был вынужден участвовать в соревнованиях, организованных нацистским Шахматным союзом Великой Германии[111][115]. В сентябре 1941 года он занял второе место в турнире в Мюнхене, а до конца 1943 года принял участие ещё в семи турнирах в Германии и на оккупированных территориях. Четыре из них он выиграл, включая так называемый Чемпионат Европы в Мюнхене и чемпионат Генерал-губернаторства в Польше, прошедшие в 1942 году, ещё в трёх разделил первые места. Среди других шахматистов, игравших в турнирах в Третьем рейхе, были Керес, Боголюбов, Лундин, Штольц, Опоченский, Земиш и молодая восходящая звезда немецких шахмат Клаус Юнге. Счёт личных встреч с Кересом в этот период был +3 −0 =3, с Юнге — +4 −1 =1. Несколько раз Алехин давал сеансы одновременной игры для офицеров вермахта.

В январе 1943 года Алехин заболел скарлатиной. В зрелом возрасте она протекала тяжело. Врачам удалось спасти жизнь Алехина, но здоровье его было подорвано[116]. В октябре 1943 года Алехин выехал на турнир в Испанию и более не вернулся на оккупированные территории. Жена Алехина не получила разрешение на выезд и осталась во Франции до конца войны[117]. В Испании Алехин жил в бедности. Он принял участие в нескольких турнирах, в основном занимая первые места, и выиграл небольшой матч у чемпиона Испании Рей Ардида со счётом +1 −0 =3. Алехин давал частные уроки 13-летнему вундеркинду Артурито Помару (впоследствии гроссмейстеру, неоднократному чемпиону Испании), материалы которых свёл в позже опубликованный шахматный учебник «Завет!» (¡Legado!). Кроме этого, он выпустил сборник, куда вошли наиболее примечательные партии, сыгранные во время Второй мировой войны (всего — 117, 30 из них сыграны самим Алехиным). Последний турнир он сыграл осенью 1945 года в Касересе, заняв там второе место после Франциско Люпи — чемпиона Португалии.

Бойкот

В конце 1945 года Алехин был приглашён на турниры в Лондоне и Гастингсе, запланированные на будущий год, но приглашения вскоре были отозваны: Эйве и американские шахматисты (в первую очередь, Файн и Денкер) угрожали бойкотировать турнир, если в нём примет участие Алехин, из-за его сотрудничества с нацистами и статей в Pariser Zeitung[118][119]. Алехин направил в оргкомитет лондонского турнира, а также в британскую и американскую шахматные федерации открытое письмо, в котором объяснял, что играть в турнирах в нацистской Германии он был вынужден из-за отсутствия средств, и прояснял свою позицию по антисемитским статьям, но ничего не добился. В ходе лондонского турнира группой шахматистов из стран-союзников был создан комитет по расследованию сотрудничества Алехина с нацистами, председателем которого стал Эйве[120]. Предлагалось лишить Алехина звания чемпиона мира и объявить ему бойкот: не приглашать на турниры, не печатать его статей. Обсуждение велось без участия ФИДЕ[121][122]. Единственным, кто высказался в пользу Алехина, был Тартаковер; он не только выступил против бойкота, но и попытался организовать сбор средств в пользу чемпиона[120]. В конце концов, комитет решил передать вопрос на рассмотрение ФИДЕ[123]. Алехину было предложено прибыть во Францию для рассмотрения его дела французской шахматной федерацией. Он подал документы для получения разрешения на въезд, но разрешение пришло уже после его смерти[123].

Позднее высказывались предположения, что организаторы бойкота стремились в том числе и к достижению собственных корыстных целей: в США было два вероятных кандидата на звание чемпиона мира — Решевский и Файн, а Эйве мог рассчитывать на то, чтобы быть провозглашённым чемпионом мира после лишения Алехина титула. В пользу этой версии приводят довод о том, что после смерти Алехина на генеральной ассамблее ФИДЕ ставился на голосование вопрос о проведении матча на первенство мира между Эйве и Решевским[121][122].

С января 1946 года Алехин жил в португальском Эшториле. После известий о событиях в Лондоне Алехин вёл замкнутый образ жизни и общался, в основном, с Люпи, который стал его близким другом. В начале января они сыграли товарищеский матч, в котором Алехин победил со счётом 2½:1½. В феврале Алехин получил вызов от Ботвинника и дал согласие сыграть с ним матч в Лондоне[124].

Смерть и похороны

23 марта 1946 года исполком ФИДЕ официально принял решение о проведении матча Алехин — Ботвинник[125], но утром 24 марта Алехин был найден мёртвым в своём гостиничном номере отеля «Парк»[126][127]. Он сидел в кресле у столика с расставленными в начальной позиции шахматами. При вскрытии врачи определили, что причиной смерти была асфиксия, наступившая вследствие попадания в дыхательные пути кусочка мяса[128], хотя в некоторых публикациях того времени в качестве причины смерти указывались стенокардия или сердечная недостаточность[129]. Существует несколько конспирологических версий, согласно которым Алехин был убит (скорее всего, отравлен), при этом обвиняют и западные, и советские спецслужбы[115][128][130].

В связи с кончиной Алехина журнал «Шахматы в СССР» напечатал некролог за подписью Петра Романовского, в котором говорилось: «Алехин родился и вырос в России. В нашей стране развились его шахматный талант и сила… Советские шахматисты высоко ценят Алехина, как выдающегося мастера, внёсшего богатый вклад в сокровищницу шахматного искусства. Но как к человеку, морально неустойчивому и беспринципному, наше отношение к нему может быть только отрицательным»[131].

Алехин был первоначально похоронен в Эшториле. В 1956 году был поднят вопрос о перезахоронении, советские власти изъявляли желание перенести останки Алехина в усыпальницу Прохоровых у Новодевичьего собора, где покоятся родственники шахматиста по матери[132]. Однако, по настоянию вдовы Алехина Грейс, прах был захоронен в Париже, где жила Грейс и где Алехин провёл большую часть жизни[73]. Перезахоронение состоялось 25 марта 1956 года на кладбище Монпарнас при участии президента ФИДЕ Фольке Рогарда и большой делегации из СССР[133]. Мраморный барельеф на надгробии был создан шахматистом и скульптором Абрамом Барацем, лично знакомым с Алехиным. Надпись на надгробии гласила: «Шахматному гению России и Франции», при этом на нём были неверно указаны даты жизни шахматиста[128][133]. Грейс, умершая в марте 1956 года незадолго до перезахоронения праха мужа, была похоронена в той же могиле. В 1999 году надгробие разбилось во время урагана, и барельеф был утрачен, но позднее надгробие восстановили[128].

Алехин умер непобеждённым чемпионом. В 1948 году пять сильнейших шахматистов мира разыграли чемпионское звание в матче-турнире, который выиграл Ботвинник.

Личная жизнь

Биографы отмечают, что все жёны Алехина были старше него и для большинства из них брак не был первым[73]. О его первой жене, Александре Батаевой, известно мало; она была вдовой и работала делопроизводителем. Алехин официально зарегистрировал брак в 1920 году, а до того несколько месяцев жил в гражданском браке[38]. Через год супруги развелись, и Алехин женился на гражданке Швейцарии Анне-Лизе Рюгг. Через некоторое время после того, как Алехин с женой выехал в Европу, брак фактически распался. Жена была активным общественным деятелем и не могла постоянно сопровождать мужа на турнирах[134]. От второго брака у Алехина родился сын Александр (1921—2009), который жил в Швейцарии с матерью до её смерти в 1934 году, после чего был отдан на попечение знакомым. Участие Алехина в воспитании сына ограничивалось финансовой поддержкой и эпизодическими личными встречами во время его редких поездок в Швейцарию. Алехин-младший в 1956 и 1992 годах посещал мемориалы Алехина в Москве[135]. С Надеждой Васильевой (в девичестве Фабрицкой) Алехин прожил десять лет, их отношения не были официально оформлены[136]. По воспоминаниям дочери Васильевой от первого брака, Надежда Семёновна заботилась о муже и вела его дела, чтобы он мог посвятить себя шахматам[137]. Последней женой стала Грейс Висхар, вдова британского чайного плантатора, жившего на Цейлоне. Она имела американское гражданство и британское подданство, была старше мужа на 16 лет и сама была сильной шахматисткой. Этот брак улучшил и материальное положение чемпиона мира: Грейс получила большое наследство от первого мужа.

По воспоминаниям, Алехин был разносторонне образованным человеком и обаятельным собеседником, владел шестью языками[138][139]. Некоторые отмечали его забывчивость и рассеянность в бытовых мелочах, которые резко контрастировали с великолепной шахматной памятью[73]. Больше всего в жизни его интересовали шахматы; по словам Имре Кёнига, в первой половине XX века Алехин был одним из немногих шахматистов, для которых игра стала профессией и которые признавали, что зарабатывают на жизнь шахматами[140]. Много писали о пристрастии Алехина к алкоголю, особенно начиная с 1930-х годов. По некоторым данным, последняя жена Алехина Грейс сама много пила, способствуя таким образом алкоголизму мужа[110]. Согласно биографу Пабло Морану, в конце жизни Алехин имел тяжёлый цирроз печени[141]. В то же время известно, что накануне ответственных соревнований, в том числе матча против Капабланки и матча-реванша с Эйве, Алехин соблюдал режим и не употреблял никакого алкоголя.

Проживая в Париже, Алехин был членом масонских лож «Астрея» и «Друзья Любомудрия». В ложе «Астрея», находившейся под юрисдикцией Великой Ложи Франции, он был посвящён в степень ученика 24 мая 1928 года по предложению Вяземского, Тесленко и Гвоздановича, после опроса, проведённого Левинсоном и Тесленко. Возведён во 2-ю степень 9 мая 1929 года, в 3-ю степень — 27 февраля 1930 года. Алехин посещал собрания ложи до 1932 года, восстановил членство в декабре 1937 года и исключён 27 декабря 1938 года[142]. Также он был членом Верховного Совета Франции, входил в состав Ложи Усовершенствования (4 −14) «Друзья Любомудрия» до 1933 года. Посвящён в степень Тайного Мастера (ДПШУ)[143][144][145].

Алехин был большим любителем кошек. Его сиамский кот Чесс (в переводе с английского — «Шахматы») постоянно присутствовал на соревнованиях как талисман. Во время первого матча с Эйве кот обнюхивал доску перед каждой партией[146].

Творчество

Шахматы для меня не игра, не искусство даже — а борьба, в которой, как в жизненной борьбе, всегда побеждает сильнейший.
Александр Алехин, Москва, 8/Х 1920

Характеристика творческой манеры

Александра Алехина нельзя назвать «шахматным вундеркиндом» — он начал серьёзно заниматься шахматами в возрасте около 10 лет. В отличие от Капабланки, который, казалось, не нуждался в изучении теории, Алехин развивался как шахматист хотя и быстро, но постепенно, активно изучая шахматную теорию и нарабатывая опыт. К 20 годам он вошёл в число сильнейших шахматистов мира.

Алехин больше всего известен как приверженец яркого атакующего стиля игры, художник, создававший сложные и эффектные многоходовые комбинации[147]>[148][149]. Сам Алехин писал: «Для меня шахматы не игра, а искусство. Да, я считаю шахматы искусством и беру на себя все те обязанности, которые оно налагает на своих приверженцев»[150]. За свою карьеру Алехин много раз получал призы за красоту игры.

В то же время, многие специалисты отмечали глубокую позиционную игру: прежде чем начать атаку, Алехин долго закладывал для неё позиционный фундамент[151][152]. По словам Гарри Каспарова, Алехин был первым, кто интуитивно сочетал в своей игре три фактора: материал, время (темп) и качество позиции, мог оценить, какой из факторов важнее в данный момент и, исходя из этого, пожертвовать чем-то, чтобы усилить другой компонент; поэтому Каспаров называл Алехина «пионером универсального стиля игры, основанного на тесной взаимоувязке стратегических и тактических мотивов»[152]. Частым приёмом в игре Алехина была жертва пешки за инициативу[152][153].

В 1970 году, когда участников «Матча века» (СССР против остального мира) попросили назвать лучшего шахматиста всех времён, большинство назвало Алехина[154]. Роберт Фишер в 1964 году поставил Алехина на шестое место и написал, что «его стиль подходил ему, но вряд ли подошёл бы кому-то ещё. Его замыслы были громадны, полны странных и беспримерных идей»[155]. Файн считал многие партии Алехина образцовыми с технической точки зрения и называл сборник партий Алехина одним из лучших в мире наряду со сборниками партий Ласкера и Фишера[151]. По подсчётам статистиков, Алехин занимает первое место среди всех чемпионов мира по проценту выигранных партий — 58 % (у Стейница, Ласкера и Фишера — 55 %)[156].

Алехин ярко проявил себя в игре вслепую, нередко его называют величайшим мастером этого жанра[157]. Он несколько раз ставил рекорды по количеству соперников в сеансах одновременной игры вслепую; многие комбинации, включаемые в сборники лучших партий Алехина, были проведены в таких сеансах. Последний рекорд Алехина — сеанс вслепую на 32 досках в 1933 году — был побит через четыре года Колтановским, но и после этого многие отдавали в данной области предпочтение Алехину, поскольку он проводил сеансы против сильных противников, достигая при этом высоких результатов. Так, среди его противников в сеансе в Нью-Йорке в 1924 году были ведущие американские шахматисты Кэжден, Стейнер и Пинкус[158]. Сам Алехин не видел в игре вслепую ничего сверхъестественного, говоря: «Мне думается, что весь секрет заключается в прирождённой остроте памяти, которую соответствующим образом развивают основательное знание шахматной доски и глубокое проникновение в сущность шахматной игры»[159]. Многие оставившие воспоминания об Алехине говорили о его феноменальной шахматной памяти — он помнил все сыгранные партии и даже через несколько лет мог точно повторить и разобрать их. По словам Капабланки, «по-видимому, Алехин обладал самой замечательной шахматной памятью, которая когда-либо существовала»[138].

Вклад в теорию

В честь Алехина получили своё название многие дебютные варианты. Защита Алехина (первые ходы — 1.e4 Кf6) была применена Алехиным в консультационной партии, а затем в партиях против Земиша[160] и Штейнера[161] на будапештском турнире в 1921 году, и почти сразу за новым дебютом закрепилось нынешнее название[162]. Вариант французской защиты 1. e4 e6 2. d4 d5 3. Кc3 Кf6 4. Сg5 Сe7 5. e5 Кfd7 6. h4, известный как атака Шатара — Алехина, был придуман в 1909 году Альбином[163], но стал широко известен, когда Алехин применил его против Фарни (Мангейм, 1914)[164]. По имени Алехина называют различные продолжения в будапештском гамбите[165], венской партии, испанской партии[166], варианте Винавера во французской защите, сицилианской защите[167], ферзевом гамбите, славянской защите, защите Грюнфельда[168], каталонском начале, а также три разных варианта в голландской защите[169].

Алехин написал более двадцати книг, в основном, сборники партий с крупных турниров и своих собственных партий с подробными комментариями. Особенность его книг в том, что все они рассчитаны на подготовленного читателя, способного понять подробный анализ партии; в отличие от многих своих предшественников, в числе которых Ласкер и Капабланка, Алехин не писал учебников для начинающих шахматистов[89][170]. Алехина неоднократно обвиняли в том, что он включал в свои книги или публиковал в журналах вымышленные партии с эффектными концовками[171]. Самая известная из подтверждённых мистификаций — партия с пятью ферзями на доске, которая на самом деле была нереализованным вариантом из партии Григорьев — Алехин, сыгранной в Москве в 1915 году[172].

В 1920-х Алехин был среди первых шахматистов, игравших в двухходовые («марсельские») шахматы. В частности, сохранилась партия, которую он выиграл чёрными в 1925 году у Альбера Форти[173].

Результаты выступлений

Турниры

Дата Соревнование Место Результат Примечания
1907 Москва, весенний турнир Московского шахматного клуба 11—13 5½ из 15 +5 −9 =1 Алексей Алехин разделил 4—6-е места
1908 Москва, весенний турнир Московского шахматного клуба 1 2½ из 3 +2 −0 =1
1908 Москва, осенний турнир Московского шахматного клуба 1 6½ из 9 +5 −1 =3
1908 Дюссельдорф, 16-й конгресс шахматного союза Германии, побочный турнир 4—5 9 из 13 +8 −3 =2
1908 / 09 Москва 1
1909 Санкт-Петербург, Всероссийский турнир любителей памяти М. И. Чигорина 1 13 из 16 +12 −2 =2 2-е место — Ротлеви (12)
1909 Москва, чемпионат 5 7½ из 10 +6 −3 =1 1-е место — Гончаров
1909 Москва 1 6½ из 7 +6 −0 =1
1910 Гамбург, 17-й конгресс шахматного союза Германии 7—8 8½ из 16 +5 −4 =7 1-е место — Шлехтер
1911 Карлсбад, 2-й международный турнир 8—11 13½ из 25 +11 −9 =5 1-е место — Тейхман (18)
1912 Стокгольм 1 8½ из 10 +8 −1 =1
1912 Вильно, Всероссийский турнир мастеров 6—7 8½ из 18 +7 −8 =3 1-е место — Рубинштейн (12), 2-е — Бернштейн (11½)
1912 Санкт-Петербург, зимний турнир Петербургского шахматного собрания 1 7 из 9 +8 −1 =1
1913 Санкт-Петербург 1—2 2 из 3 +2 −1 =0 Поделил с Левенфишем
1913 Схевенинген 1 11½ из 13 +10 −1 =1 2-е место — Яновский (11)
1913—1914 Санкт-Петербург, Всероссийский турнир мастеров 1—2 13½ из 17 +13 −3 =1 Поделил с Нимцовичем. 3-е место — Флямберг (13). Матч из 2 партий за первое место закончился вничью (+1 −1)
1914 Санкт-Петербург, международный турнир 3 10 из 18,
в том числе 4 из 8 в финале
+6 −4 =8 1-е место — Ласкер (13½), 2-е — Капабланка (13), 4-е — Тарраш (8½), 5-е — Маршалл (8). Турнир состоял из предварительного кругового турнира для 11 игроков и финального турнира в два круга для пяти лучших шахматистов, результаты предварительного турнира и финала суммировались
1914 Париж 1—2 2½ из 3 +2 −0 =1 Поделил с Маршаллом
1914 Мангейм 9½ из 11 +9 −1 =1 19-й конгресс шахматного союза Германии, прерван в связи с началом Первой мировой войны. Алехин шёл на первом месте, на втором — Видмар (8½)
1915 Москва 1 10½ из 11 +10 −0 =1 2-е место — Ненароков (8½)
1919/1920 Москва, чемпионат 1 11 из 11 +11 −0 =0 Алехин играл вне конкурса, 2-е место — Греков (8)
1920 Москва, Всероссийская шахматная олимпиада 1 12 из 15 +9 −0 =6 2-е место — Романовский (11), 3-е — Левенфиш (10)
1921 Триберг 1 7 из 8 +6 −0 =2 2-е место — Боголюбов (5). Турнир проходил в два круга
1921 Будапешт 1 8½ из 11 +6 −0 =5 2-е место — Грюнфельд (8)
1921 Гаага 1 8 из 9 +7 −0 =2 2-е место — Тартаковер (7), 3-е — Рубинштейн (6½)
1922 Пьештяны 2—3 14½ из 18 +12 −1 =5 Поделил со Шпильманом, 1-е место — Боголюбов (15)
1922 Лондон, 17-й конгресс Британского шахматного союза 2 11½ из 15 +8 −0 =7 1-е место — Капабланка (13), 3-е — Видмар (11), 4-е —Рубинштейн (10½), 5-е — Боголюбов (9)
1922 Гастингс 1 7½ из 10 +6 −1 =3 2-е место — Рубинштейн (7), 3—4-е — Боголюбов и Томас (4½). Турнир проходил в два круга
1922 Вена 4—6 9 из 14 +7 −3 =4 1-е место — Рубинштейн (11½)
1923 Маргит 2—5 4½ из 7 +3 −1 =3 1-е место — Грюнфельд (5½)
1923 Карлсбад, международный турнир 1—3 11½ из 17 +9 −3 =5 Поделил с Боголюбовым и Мароци
1923 Портсмут 1 11½ из 12 +11 −0 =1
1924 Нью-Йорк 3 12 из 20 +6 −2 =12 1-е место — Ласкер (16), 2-е — Капабланка (14½), 4-е — Маршалл (11), 5-е — Рети (10½). Турнир проходил в два круга
1925 Париж 1 6½ из 8 +5 −0 =3 2-е место — Тартаковер (4½). Турнир проходил в два круга
1925 Берн 1 4 из 6 +3 −1 =2 Турнир проходил в два круга
1925 Баден-Баден 1 16 из 20 +12 −0 =8 2-е место — Рубинштейн (14½), 3-е — Земиш (13½)
1925/26 Гастингс 1—2 8½ из 9 +8 −0 =1 Поделил с Видмаром
1926 Скарборо 1 5½ из 6 +5 −0 =1
1926 Бирмингем 1 5 из 5 +5 −0 =0
1926 Земмеринг 2 12½ из 17 +11 −3 =3 1-е место — Шпильман
1926 Дрезден 2 7 из 9 +5 −0 =4 1-е место — Нимцович (8½)
1926 Буэнос-Айрес 1 10 из 10 +10 −0 =0
1927 Нью-Йорк 2 11½ из 20 +5 −2 =13 1-е место — Капабланка (14), 3-е — Нимцович (10½), 4-е — Видмар (10). Турнир проходил в четыре круга
1927 Кечкемет 1 12 из 16 +8 −0 =8 2—3-е места — Нимцович и Штейнер (11½). Турнир состоял из двух отборочных этапов по 10 человек в каждом и финала для восьми сильнейших
1929 Брэдли-Бич 1 8½ из 9 +8 −0 =1 2-е место — Штейнер (7)
1930 Сан-Ремо 1 14 из 15 +13 −0 =2 2-е место — Нимцович (10½), 3-е — Рубинштейн (10), 4-е — Боголюбов (9½), 5-е — Ейтс (9)
1931 Ницца 1 6 из 8 +4 −0 =4
1931 Блед 1 20½ из 26 +15 −0 =11 2-е место — Боголюбов (15), 3-е — Нимцович (14), 4—7-е — Флор, Кэжден, Штольц и Видмар (13½)
1932 Лондон 1 9 из 11 +7 −0 =4 2-е место — Флор (8)
1932 Берн 1—3 2 из 3 +2 −1 =0
1932 Берн 1 12½ из 15 +11 −1 =3 2—3-е места — Эйве и Флор (11½)
1932 Пасадена, всеамериканский турнир 1 8½ из 11 +7 −1 =3 2-е место — Кэжден
1932 Мехико 1—2 8½ из 9 +8 −0 =1 Разделил с Кэжденом
1933 Париж 1 8 из 9 +7 −0 =2
1933/34 Гастингс 2—3 6½ из 9 +4 −0 =5 Поделил с Лилиенталем. 1-е место — Флор (7)
1934 Роттердам 1 3 из 3 +3 −0 =0
1934 Цюрих 1 13 из 15 +12 −1 =2 2—3-е места — Эйве и Флор (12)
1935 Эребру 1 8½ из 9 +8 −0 =1 2-е место — Лундин
1936 Бад-Наухайм 1—2 6½ из 9 +4 −0 =5 Поделил с Кересом
1936 Дрезден 1 6½ из 9 +5 −1 =3
1936 Подебради 2 12½ из 17 +8 −0 =9 1-е место — Флор (13)
1936 Ноттингем, международный турнир 6 9 из 14 +7 −1 =6 1—2-е места — Капабланка и Ботвинник (10), 3—5-е — Эйве, Файн и Решевский (9½)
1936 Амстердам 3 4½ из7 +3 −1 =3 1—2-е места — Эйве и Флор (5)
1936 Амстердам 1—2 2½ из 3 +2 −0 =1 Поделил с Ландау
1936/1937 Гастингс 1 8 из 9 +7 −0 =2 2-е место — Файн (7½)
1937 Маргит 3 6 из 9 +6 −3 =0 1—2-е места поделили Керес и Файн (6½)
1937 Кемери 4—5 11½ из 17 +7 −1 =9 Поделил с Кересом. 1—3-е места — Флор, Петров и Решевский
1937 Бад-Наухайм 2—3 3½ из 6 +3 −2 =1 Поделил с Боголюбовым. 1-е место — Эйве (4), 4-е — Земиш (1)
1937 Ницца 1 2½ из 3 +2 −0 =1
1938 Монтевидео 1 13 из 15 +11 −0 =4
1938 Маргит 1 7 из 9 +6 −1 =2 2-е место — Шпильман
1938 АВРО-турнир, десять городов в Нидерландах 4—6 7 из 14 +3 −3 =8 1—2-е места — Керес и Файн (8½). Турнир проходил в два круга
1939 Монтевидео 1 7 из 7 +7 −0 =0
1939 Каракас 1 10 из 10 +10 −0 =0
1941 Мюнхен 2—3 10½ из 15 +8 −2 =5 Поделил с Лундином. 1-е место — Штольц
1941 Краков/Варшава, 2-й чемпионат Генерал-губернаторства 1—2 8½ из 11 +6 −0 =5 Поделил со Шмидтом. 3-е место — Боголюбов (7½)
1941 Мадрид 1 5 из 5 +5 −0 =0
1942 Зальцбург 1 7½ из 10 +7 −2 =1 2-е место — Керес (6). Турнир проходил в два круга
1942 Мюнхен, «чемпионат Европы» 1 8½ из 11 +7 −1 =3 2-е место — Керес (7½)
1942 Варшава/Люблин/Краков, 3-й чемпионат Генерал-губернаторства 1 7½ из 11 +6 −1 =3 2-е место — Юнге (6½)
1942 Прага 1—2 8½ из 11 +6 −0 =5 Поделил с Юнге
1943 Зальцбург 1—2 7½ из 10 +5 −0 =5 Поделил с Кересом
1943 Прага 1 17 из 19 +15 −0 =4
1944 Хихон 1 7½ из 8 +7 −0 =1
1945 Мадрид 1 8½ из 9 +8 −0 =1
1945 Хихон 2—3 6½ из 9 +6 −2 =1 Поделил с Мединой. 1-е место — Рико
1945 Сабадель 1 7½ из 9 +6 −0 =3
1945 Альмерия 1—2 5½ из 8 +4 −1 =3 Поделил с Лопесом Нуньесом
1945 Мелилья 1 6½ из 7 +6 −0 =1
1945 Касерес 2 3½ из 5 +3 −1 =1 1-е место — Люпи

Матчи

Ниже приводится список матчей Алехина, за исключением выставочных матчей[174]. Из 23 матчей Алехин победил в 17, свёл вничью 4 и проиграл 2 (в 1909 — Владимиру Ненарокову, в 1935 — на первенство мира Максу Эйве). В колонке «Год» звёздочкой (*) обозначены матчи на первенство мира.

Год Город Противник + = Результат Примечания
1908 Дюссельдорф Барделебен, Курт фон 4 0 1 4½:½
1908 Дюссельдорф Фарни, Ханс 1 1 1 1½:1½
1908 Москва Блюменфельд, Бениамин 4 0 1 4½:½
1909 Москва Ненароков, Владимир 0 3 0 0:3 Алехин сдал матч досрочно
1913 Петербург Левитский, Степан 7 3 0 7:3 Матч игрался до семи побед. По условиям матча, противники могли играть только открытые дебюты.
1913 Париж Ласкер, Эдуард 3 0 0 3:0
1914 Петербург Нимцович, Арон 1 1 0 1:1 Матч за первое место на Всероссийском турнире мастеров
1921 Москва Григорьев, Николай 2 0 5 4½:2½
1921 Берлин Тейхман, Рихард 2 2 2 3:3
1921 Берлин Земиш, Фридрих 2 0 0 2:0
1922 Париж Бернштейн, Осип 1 0 1 1½:½
1922 Мадрид Гольмайо, Мануэль 1 0 1 1½:½
1923 Париж Аурбах, Арнольд 1 0 1 1½:½
1923 Париж Мюффан, Андре 2 0 0 2:0
1926/27 Различные города Нидерландов Эйве, Макс 3 2 5 5½:4½
1927 * Буэнос-Айрес Капабланка, Хосе Рауль 6 3 25 18½:15½ Матч игрался до шести побед
1929 * Различные города Германии и Нидерландов Боголюбов, Ефим 11 5 9 15½:9½ Для победы требовалось первым набрать 15½ очков и одержать 6 побед
1933 Париж Бернштейн, Осип 1 1 2 2:2
1934 * Различные города Германии Боголюбов, Ефим 8 3 15 15½:10½ Для победы требовалось первым набрать 15½ очков и одержать 6 побед
1935 * Различные города Нидерландов Эйве, Макс 8 9 13 14½:15½ Матч состоял из 30 партий
1937 * Различные города Нидерландов Эйве, Макс 10 4 11 15½:9½ Матч состоял из 30 партий, последние 5 были сыграны, но не засчитаны в официальный результат. Фактический счет матча +11-6=13 в пользу Алехина
1944 Сарагоса Рей Ардид, Рамон 1 0 3 2½:1½
1946 Эшторил Люпи, Франциско 2 1 1 2½:1½

Шахматные олимпиады

Алехин участвовал в пяти шахматных олимпиадах и на всех играл за команду Франции на первой доске. Из 72 партий он выиграл 43, 27 свёл вничью и проиграл 2: Матисону (Латвия) в 1931 году и Тартаковеру (Польша) в 1933 году[175].

Год Город Номер Результат Примечания
1930 Гамбург 3 9 из 9 +9 −0 =0 Франция заняла 12-е место. Алехин получил приз за красоту за партию против Штальберга (см. выше). Не сыграл ни одной партии против команд, занявших в конечном итоге первые 8 мест
1931 Прага 4 13½ из 18 +10 −1 =7 Франция заняла 14-е место. Алехин занял первое место на первой доске. Поражение от Матисона стало первым с момента получения звания чемпиона мира
1933 Фолкстон 5 9½ из 12 +8 −1 =3 Франция заняла 8-е место. Алехин занял первое место на первой доске
1935 Варшава 6 12 из 17 +7 −0 =10 Франция заняла 10-е место. Алехин занял второе место на первой доске. Первое занял Флор (Чехословакия) — 13 из 17
1939 Буэнос-Айрес 8 12½ из 16 (7½ из 10 в финальном турнире) +9 −0 =7 Франция заняла 10-е место. Алехин занял второе место на первой доске. Первое занял Капабланка (Куба) — 8½ из 11, учитывались только результаты в финальном турнире

Книги

  • «Мои лучшие партии (1908—1923)»
  • «Мои лучшие партии (1924—1937)»
  • «На пути к первенству мира» (1932)
  • «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1924 года»
  • «Международный шахматный турнир в Нью-Йорке 1927 года»
  • «На пути к высшим шахматным достижениям» (1932)
  • «Ноттингем, 1936»
  • «300 избранных партий Алехина» (с его собственными примечаниями), автор-составитель В. Н. Панов, государственное издательство «Физкультура и спорт», Москва, 1954 год

Увековечение памяти и образ в кино и литературе

  • Американский шахматист Чарльз Яффе написал роман об Алехине «Alekhine’s Anguish: A Novel of the Chess World».

Напишите отзыв о статье "Алехин, Александр Александрович"

Примечания

  1. См. например:
    • Т. Ф. Иванова, Т. А. Черкасова «Русская речь в эфире», 2007, стр. 322, СПОРТ, Алёхин Алексáндр — русский шахматист.
    • Ф. Л. Агеенко и М. В. Зарва, «Словарь ударений для работников радио и телевидения», издательство «Советская энциклопедия», Москва — 1967, стр. 21, Алёхин
    • М. А. Штудинер, «Словарь образцового русского ударения», Айрис-Пресс, 2004—2007, стр. 30, Алёхин Алекса́ндр (русск. шахматист)
  2. 1 2 3 Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2007/voronkov_alekhine_1.html Русский сфинкс]. chesspro.ru. Проверено 9 августа 2009. [www.webcitation.org/60rnDVa3q Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  3. Алёхин Александр Александрович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.. При этом в БСЭ в заголовке указано «Алёхин», но дан комментарий, что это написание ошибочно.</span>
  4. 1 2 Бубнов И. [www.chesshistory.com/winter/winter28.html#4739._When_was_Alekhine_born_C.N. Не нужно домыслов!] // Шахматы. — 1972. — № 21. — С. 21—22. В БСЭ и в биографии Алехина А. Котова указана неверная дата — 20 октября (1 ноября1892. См. Алёхин Александр Александрович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978. и Котов А. А. Александр Алехин. С. 8.</span>
  5. Шабуров, 1992, с. 11.
  6. Мартынов А. Е. [kastornoe.newmail.ru/alechin.htm Александр Алехин — судьба гения]
  7. Лазебник, И. [proza.ru/2008/08/09/21 Александр Алехин. Новые открытия]. proza.ru (21 сентября 2008). Проверено 8 октября 2010. [www.webcitation.org/60rmsb14R Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  8. 1 2 Лазебник, И. [proza.ru/2005/02/25-163 Корнями в глубине российской. О предках А. Алехина] // 64 — Шахматное обозрение. — М., 1987. — Вып. 3. — С. 22-23.
  9. [www.kodeks.ru/noframe/free-duma?d&nd=723102015&prevDoc=723102015&spack=110LogLength%3D3176%26LogNumDoc%3D723102505%26listid%3D010000000000%26listpos%3D7%26lsz%3D458%26nd%3D723102505%26nh%3D0%26prevdoc%3D723101949%26 А. И. Алехин. Депутат IV Государственной Думы от Воронежской губернии]
  10. 1 2 3 4 Лазебник, И. [proza.ru/2005/06/17-04 Сын губернского предводителя] // Шахматы в СССР. — М., 1989. — Вып. 1. — С. 40-43.
  11. Шабуров, 1992, с. 14.
  12. Шабуров, 1992, с. 15.
  13. Шабуров, 1992, с. 20.
  14. В. Г. Шершеневич. Великолепный очевидец // Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. М., Московский рабочий, 1990. С. 425.
  15. Алехин А. А. Партии вслепую // На пути к высшим шахматным достижениям = Auf deu Wege zur Weltmeisterschaft, 1923—1927. — М.: Физкультура и спорт, 1991. — С. 21. — 448 с. — ISBN 5-278-00401-0.
  16. Котов, 1973, с. 10.
  17. Шабуров, 1992, с. 24.
  18. 1 2 Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2007/voronkov_alekhine_2.html Русский сфинкс. Ч. 2](недоступная ссылка — история). chesspro.ru. Проверено 10 августа 2009.
  19. Шабуров, 1992, с. 26.
  20. Шабуров, 1992, с. 35.
  21. Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2007/voronkov_alekhine_3.html Русский сфинкс. Ч. 3]. chesspro.ru. Проверено 10 августа 2009. [www.webcitation.org/60rnYweTW Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  22. Шабуров, 1992, с. 44.
  23. Шабуров, 1992, с. 58.
  24. 1 2 Котов, 1973, с. 17.
  25. Шабуров, 1992, с. 78.
  26. 1 2 3 Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2008/voronkov_alekhine_6.html Русский сфинкс. Ч. 6]. chesspro.ru. Проверено 13 августа 2009. [www.webcitation.org/60rnusa9Z Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  27. 1 2 3 Лазебник И. [www.proza.ru/2005/10/01-38 Александр Алехин июль 1914-го — февраль 1917-го] // Шахматы в СССР. — М., 1990. — № 3. — С. 42—45.
  28. Шабуров, 1992, с. 81-82.
  29. Шабуров, 1992, с. 82-83.
  30. Шабуров, 1992, с. 86.
  31. Факт награждения иногда подвергается сомнению в связи с тем, что информация об этом вероятно получена со слов самого Алехина и отсутствует в архивах. См. Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2008/voronkov_alekhine_4.html Русский сфинкс. Ч. 4]. chesspro.ru. Проверено 25 сентября 2009. [www.webcitation.org/60roGPYun Архивировано из первоисточника 12 августа 2011]. и Лазебник И. [www.proza.ru/2005/10/01-38 Александр Алехин июль 1914-го — февраль 1917-го] // Шахматы в СССР. — М., 1990. — № 3. — С. 42—45.
  32. 1 2 3 Авербах Ю. Л. [www.krugosvet.ru/enc/sport/ALEHIN_ALEKSANDR_ALEKSANDROVICH.html Алехин, Александр Александрович] // Энциклопедия «Кругосвет».
  33. Шабуров, 1992, с. 96-97.
  34. 1 2 [www.sb.by/printv.php?area=content&articleID=23708 Черно-белое королевство]. Беларусь сегодня (6 декабря 2002). Проверено 5 сентября 2009. [www.webcitation.org/60roc4xBo Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  35. Шабуров, 1992, с. 101.
  36. Богатырчук Ф. Мой жизненный путь к Власову и Пражскому Манифесту. — San-Francisco: Globus Publishing House, 1978. — С. 51—51. //цит. по: [jewishchesshistory.blogspot.com/2009/09/alekhine-escaping-execution-definite.html]
  37. Winter, Edward [www.chesshistory.com/winter/extra/obituaries.html Chess and Untimely Death Notices] (2002). Проверено 24 мая 2010. [www.webcitation.org/60rowlreZ Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  38. 1 2 Шабуров, 1992, с. 104.
  39. 1 2 Котов, 1973, с. 16.
  40. Шабуров, 1992, с. 109.
  41. Воронков С. [www.chesspro.ru/book/rc20.shtml Шахматный пир во время чумы]. chesspro.ru. Проверено 15 августа 2009. [www.webcitation.org/60rpHNr9Q Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  42. Шабуров, 1992, с. 119.
  43. Шабуров, 1992, с. 121.
  44. Шабуров, 1992, с. 19.
  45. Котов, 1973, с. 56.
  46. Шабуров, 1992, с. 127.
  47. Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/london.html The London Rules], 2008.
  48. Шабуров, 1992, с. 137.
  49. См. например: Шабуров Ю. Н. Александр Алехин. Непобежденный чемпион. С. 14.; Fine, R. [books.google.ru/books?id=rWYK2rOi8dAC&lpg=PA13&pg=PA149 The World’s Great Chess Games] P. 149.
  50. Линдер, И. М.. Статья «Алехин, Александр Александрович» в БРЭ
  51. Hooper, David; Whyld, Kenneth. The Oxford Companion to Chess. — Oxford University Press, 1984. — С. 6. — 407 с. — ISBN 0192175408.
  52. Ласкер Э. [www.chessbook.ru/lasker_chess/page0324.html Учебник шахматной игры]. — 6-е изд. — М.: Физкультура и спорт, 1980. — С. 325. — 368 с.
  53. Goldsby, A. J. [www.lifemasteraj.com/old_af-dl/bg_reti-alek1g0.html Reti — Alekhine, Baden-Baden 1925] (2007). Проверено 23 мая 2008. [www.webcitation.org/60t8q3IqX Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  54. [www.chesspro.ru/statistic/alekhine.shtml Александр Алехин] в энциклопедии ChessPro.
  55. [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1012326 Richard Reti vs Alexander Alekhine, Baden Baden 1925 · Hungarian Opening: Reversed Alekhine (A00) · 0—1]
  56. Ласкер Э. [www.chessbook.ru/lasker_chess/page0324.html Учебник шахматной игры]. — 6-е изд. — М.: Физкультура и спорт, 1980. — С. 324. — 368 с.
  57. Шабуров, 1992, с. 153-154.
  58. 1 2 Черняк В. Г. [www.64.ru/?/ru/magazine/year=2006&no=4&part=163&article=602 Уравнения со многими неизвестными] // 64 — Шахматное обозрение. — М., 2006. — № 4.
  59. 1 2 Котов, 1973, с. 57.
  60. Шабуров, 1992, с. 153.
  61. Эйве М., Принс Л. Баловень Каиссы = Het Schaakphenomeen Capablanca. — М.: Физкультура и Спорт, 1990. — С. 114. — ISBN 5-278-00271-9.
  62. Шабуров, 1992, с. 164.
  63. Шабуров, 1992, с. 168-169.
  64. Шабуров, 1992, с. 169.
  65. Котов, 1973, с. 139.
  66. 1 2 Fine, 1976, p. 149.
  67. Luděk Pachman, Allen S. Russell. [books.google.co.uk/books?id=TdWNkSYLQ8gC&printsec=frontcover&hl=ru#PPA306,M1 Modern chess strategy]. — Courier Dover Publications, 1971. — P. 306. — 314 p. — ISBN 0486202909.
  68. Reinfeld, Fred. [books.google.co.uk/books?id=bUdw5Zc1diEC&printsec=frontcover&hl=ru#PPA13,M1 The Immortal Games of Capablanca]. — Courier Dover Publications, 1990. — P. 13. — 239 p. — ISBN 0486263339.
  69. Котов, 1973, с. 60.
  70. Котов, 1973, с. 58-61.
  71. Котов, 1973, с. 140.
  72. Котов, 1973, с. 141.
  73. 1 2 3 4 Носик Б. [magazines.russ.ru/zvezda/2006/9/no9.html Тайны разбитого надгробия] // Звезда. — М., 2006. — № 9.
  74. Шабуров, 1992, с. 176.
  75. Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/capablancaalekhine1927.html Capablanca v Alekhine, 1927]
  76. [www.chesscafe.com/text/caparueb.txt Письмо Капабланки Рюэбу от 10 февраля 1928 года]
  77. Шабуров, 1992, с. 178.
  78. Шабуров, 1992, с. 181.
  79. Эйве М., Принс Л. Баловень Каиссы = Het Schaakphenomeen Capablanca. — М.: Физкультура и Спорт, 1990. — С. 129. — ISBN 5-278-00271-9.
  80. Котов, 1973, с. 142.
  81. Fine, 1976, pp. 149-150.
  82. 1 2 Котов, 1973, с. 143.
  83. Шабуров, 1992, с. 187.
  84. [www.olimpbase.org/1930/1930fra.html 3rd Chess Olympiad: Hamburg 1930]
  85. [www.olimpbase.org/1931/1931fra.html 4th Chess Olympiad: Prague 1931]
  86. Шабуров, 1992, с. 194.
  87. [www.olimpbase.org/1933/1933fra.html 5th Chess Olympiad: Folkestone 1933]
  88. Шабуров, 1992, с. 195.
  89. 1 2 Fine, 1976, p. 150.
  90. Котов, 1973, с. 144-146.
  91. Шабуров, 1992, с. 199-200.
  92. Шабуров, 1992, с. 200-201.
  93. Котов, 1973, с. 147-148.
  94. Котов, 1973, с. 148.
  95. Donner, J. The King: Chess Pieces. — New in Chess, 2006. — С. 91. — ISBN 90-5691-171-6.
  96. Шабуров, 1992, с. 201.
  97. Sosonko, G. [www.chesscafe.com/text/skittles167.pdf Remembering Max Euwe Part I]. chesscafe.com. Проверено 26 сентября 2009. [www.webcitation.org/60r8538jz Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  98. 1 2 3 Владимир Крамник. [www.e3e5.com/article.php?id=190 От Стейница до Каспарова]. e3e5.com (17 января 2005). Проверено 21 июля 2009. [www.webcitation.org/60r7qlwJX Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  99. Котов, 1973, с. 149.
  100. Котов, 1973, с. 150.
  101. Котов, 1973, с. 174.
  102. Шабуров, 1992, с. 209.
  103. Шабуров, 1992, с. 210.
  104. 1 2 3 В. Линдер, И. Линдер. «Энциклопедия шахмат», [atimopheyev.narod.ru/EncyclopediaChess/Info/1330/01a.htm#AVRO_1938 «АВРО» — турнир, 1938]
  105. 1 2 3 [www.olimpbase.org/1939/1939in.html 8th Chess Olympiad: Buenos Aires 1939]
  106. 1 2 Шабуров, 1992, с. 216.
  107. 1 2 Сизоненко А. [www.64.ru/old/2000/9/s12.html Матч-реванш был близок]. 64 — Шахматное обозрение (сентябрь 2000). Проверено 1 июня 2009. [www.webcitation.org/60r7nD6JD Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  108. 1 2 Шабуров, 1992, с. 217.
  109. Котов, 1973, с. 228.
  110. 1 2 Kmoch, Hans. [www.chesscafe.com/text/kmoch05.pdf Grandmasters I Have Known]
  111. 1 2 Шабуров, 1992, с. 218.
  112. 1 2 Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/alekhine.html Was Alekhine a Nazi?], 1989.
  113. Шабуров, 1992, с. 227.
  114. Чарушин В. А. Кто водил пером в «Паризер цайтунг» // 64 — Шахматное обозрение. — М., 1996. — № 3., цит. по: [chessrevision.narod.ru/parzei.htm]
  115. 1 2 Кропман В. [www.evreyskaya.de/archive/artikel_224.html Трагедия гения] // Еврейская газета. — Berlin: Werner Media Group, 2006. — № 3 (43).
  116. Котов, 1973, с. 229.
  117. Шабуров, 1992, с. 222.
  118. Шабуров, 1992, с. 224-225.
  119. Котов А. А. Александр Алехин. С. 231.
  120. 1 2 Ree, Hans. [www.chesscafe.com/text/hans35.txt Revenge and Forgiveness]
  121. 1 2 Шабуров, 1992, с. 229.
  122. 1 2 Котов, 1973, с. 232.
  123. 1 2 Francisco Lupi’s The Broken King, a memoir of Alekhine (Chess World, October 1, 1946). Цит. по: Sloan, Sam. [www.anusha.com/alekhine.htm Alekhine Controversy — Articles written by the World Chess Champion in 1941]
  124. Шабуров, 1992, с. 231-232.
  125. Шабуров, 1992, с. 232.
  126. Celso Cuhna e Jose Milhazes. [www.publico.pt/noticias/jornal/o-misterio-da-morte-de-alekhine-175445 O mistério da morte de Alekhine]. PÚBLICO (14 октября 2002). Проверено 20 октября 2015.
  127. Паперно, Д. Как умер Алехин? // Шахматный вестник. — 1992. — № 12.</span>
  128. 1 2 3 4 Frederic Friedel. [www.chessbase.com/newsdetail.asp?newsid=3005 Alekhine’s death — an unresolved mystery?]. Chessbase.com (25 марта 2006). Проверено 25 августа 2009. [www.webcitation.org/60t9B0tG8 Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  129. Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/alekhine3.html Alekhine’s Death], 2003.
  130. Spraggett, K. Alekhine’s Death. [kevinspraggett.blogspot.com/search?updated-max=2010-03-24T09%3A04%3A00-07%3A00&max-results=20#3527583619753509820 Part 1], [kevinspraggett.blogspot.com/search?updated-max=2010-03-24T09%3A04%3A00-07%3A00&max-results=20#2242313586763536517 Part 2] (Monday, March 22, 2010)
  131. П. Романовский. Александр Алехин. // Шахматы в СССР. 1946, № 5.
  132. [echo.msk.ru/programs/netak/1050332-echo/ Радио ЭХО Москвы :: Не так, 13.04.2013 14:10 Алёхин и великая шахматная эпоха: Марк Глуховский, Дмитрий Олейников]
  133. 1 2 Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/graves.html Graves of Chess Masters], 2003.
  134. Котов, 1973, с. 54.
  135. Гик Е. [www.mk.ru/none/164100.html Юбилей эпохального матча]. Московский комсомолец (31 июля 2002). Проверено 19 сентября 2009. [www.webcitation.org/60t9WHxKM Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  136. Шабуров, 1992, с. 200.
  137. Котов, 1973, с. 55.
  138. 1 2 Котов, 1973, с. 172.
  139. Бердников К. [www.chesspro.ru/_events/2008/berdnikov2.html Московский забияка]. ChessPro.ru. Проверено 11 октября 2009. [www.webcitation.org/60t9uE9xX Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  140. [www.chessdryad.com/articles/ccr/art_04.htm Herman Steiner] // The California Chess Reporter. — December, 1955. — Т. 5, вып. 4.
  141. Агония одного гения // 64 — Шахматное обозрение. — 1998. — Вып. 3. — С. 66.
  142. [samisdat.com/5/23/523f-as2.htm Париж. Ложа «Астрея»]
  143. [samisdat.com/5/23/523f-lub.htm Париж. Ложа «Друзья Любомудрия»]
  144. Сергей Карпачев. Тайны масонских орденов. — М.: «Яуза-Пресс», 2007. — с. 164. — ISBN 978-5-903339-28-0
  145. Серков А. И. История русского масонства 1845—1945. — СПб.: Изд-во им. Н. И. Новикова, 1997. — С. 165 −175 — ISBN 5-87991-015-6
  146. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,848404,00.html Sport: Chess Champion]. Time (30 декабря 1935). Проверено 13 октября 2009. [www.webcitation.org/60tAbJUeX Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  147. Шабуров, 1992, с. 235.
  148. Котов, 1973, с. 247.
  149. Fine, 1976, pp. 150-151.
  150. Котов, 1973, с. 20.
  151. 1 2 Fine, 1976, p. 151.
  152. 1 2 3 [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/102282 Алехин — четвёртый шахматный король] // Советский спорт. — 2003. — № 36(15981). — отрывок из книги Г. Каспарова «Мои великие предшественники»
  153. Котов, 1973, с. 248.
  154. Шабуров, 1992, с. 244.
  155. [chess.eusa.ed.ac.uk/Chess/Trivia/Fishers10.html Fisher’s Top Ten]
  156. Johannes Fischer. [www.chessbase.com/newsdetail.asp?newsid=2096 World Champions and Draws]. Chessbase.com. Проверено 5 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tAwkMYc Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  157. Eliot Hearst, John Knott. [books.google.ru/books?id=Lv8KNuzjt1kC&lpg=PA13&pg=PA73 Blindfold Chess: History, Psychology, Techniques, Champions, World Records]. — McFarland, 2008. — P. 73. — 445 p. — ISBN 0786434449.
  158. Eliot Hearst, John Knott. [books.google.ru/books?id=Lv8KNuzjt1kC&lpg=PA13&pg=PA76#v=onepage&q=&f=false Blindfold Chess: History, Psychology, Techniques, Champions, World Records]. — McFarland, 2008. — P. 76. — 445 p. — ISBN 0786434449.
  159. Алехин А. А. Партии вслепую // На пути к высшим шахматным достижениям = Auf deu Wege zur Weltmeisterschaft, 1923—1927. — М.: Физкультура и спорт, 1991. — С. 24. — 448 с. — ISBN 5-278-00401-0.
  160. [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1012059 Friedrich Samisch vs Alexander Alekhine Budapest 1921 · Alekhine Defense: Saemisch Attack (B02) · 1/2—1/2]
  161. [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1012060 Endre Steiner vs Alexander Alekhine Budapest 1921 · Alekhine Defense: Normal Variation (B03) · 0—1]
  162. Чарушин В. [lib.sportedu.ru/mirrors/www.64.ru/1997/07/50-1.html Защита Алехина, вариант Кляцкина] // 64 — Шахматное обозрение. — 1997. — Вып. 7.
  163. Олейников Д. [www.chesspro.ru/_events/2009/oleinikov.html Шахматный мир сто лет тому назад: 1909]. ChessPro.ru. Проверено 10 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tBHaEqX Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  164. [www.chessgames.com/perl/chessgame?gid=1011903 Alexander Alekhine vs Hans Fahrni Mannheim, #31 1914 · French Defense: Alekhine-Chatard Attack. Albin-Chatard Gambit (C13) · 1—0]
  165. Adam Bozon. [homepage.ntlworld.com/adam.bozon/budapest.htm Budapest Gambit]. Проверено 23 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tBdwEJa Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  166. Шипов С. [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/168022 Невероятное спасение претендента. В десятой партии матча Владимир Крамник упустил явную победу] // Советский спорт. — 2004. — Вып. 176-B(16460).
  167. Эйве М. Урок девятый. Дебют (продолжение). // [play.chess-portal.net/lib/articles/287.html Учебник шахматной игры]. — М.: Терра-Спорт, 2003. — 480 с. — ISBN 5-93127-232-0.
  168. Ботвинник М., Эстрин Я. Глава первая. Вариант Алехина. // Защита Грюнфельда. — М.: Физкультура и спорт, 1979. — 271 с.
  169. [www.eudesign.com/chessops/ch-list.htm ChessOps — Full Group-List of Openings, Defences, Gambits and Variations]. Проверено 23 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tByYhB8 Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  170. Kane, P. [www.compulsivereader.com/html/index.php?name=News&file=article&sid=1830 A review of 107 Great Chess Battles 1939—1945 by Alexander Alekhine]. compulsivereader.com (1992). Проверено 17 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tCJ8wl6 Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  171. Например: Samuel Reshevsky. Great chess upsets. — Arco Pub. Co., 1976. — С. 78. — 312 с. — ISBN 0668034920.
  172. Воронков С. [www.chesspro.ru/_events/2008/voronkov_alekhine_5.html Русский сфинкс. Ч. 5]. chesspro.ru. Проверено 3 октября 2009. [www.webcitation.org/60tD1J0eY Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  173. Hans L. Bodlaender, Antoine Fourrière. [www.chessvariants.org/multimove.dir/marseill.html Marseillais Chess]. chessvariants.org (1995). Проверено 17 сентября 2009. [www.webcitation.org/60tDNGVX5 Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  174. Шабуров, 1992, с. 241.
  175. [www.olimpbase.org/players/t9x5vd1j.html Alekhine, Alexander] (англ.). OlimpBase. [www.webcitation.org/60tDig0Ph Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  176. В. Линдер, И. Линдер. «Энциклопедия шахмат», [atimopheyev.narod.ru/EncyclopediaChess/Info/1330/01a.htm#AlexinaMemorial Алехина мемориал, 1956]
  177. [ssd.jpl.nasa.gov/sbdb.cgi?sstr=1909 База данных JPL НАСА по малым телам Солнечной системы (1909)] (англ.)
  178. Winter, E. [www.chesshistory.com/winter/winter84.html#7174._Streets_named_after_chessplayers_ Chess Notes]. Chesshistory.com (27 июля 2011). Проверено 9 июля 2013. [www.webcitation.org/6Hz0rKg9z Архивировано из первоисточника 9 июля 2013].
  179. </ol>

Литература

  • Котов А. А. Александр Алехин. — М.: Физкультура и спорт, 1973. — 255 с.
  • Котов А. А. Шахматное наследие Алехина. — 2-е изд. — М.: Физкультура и спорт, 1982. — Т. 1—2. — 382 с.
  • Шабуров Ю. Н. Александр Алехин. Непобежденный чемпион. — М.: Голос, 1992. — 256 с. — ISBN 5-7055-0852-2.
  • Чарушин В. А. (составитель). У роковой черты (Александр Алехин в 1939—1946 годах). — Нижний Новгород, 1996. — 208 с.
  • Müller, H.; Pawelczak, A. Schachgenie Aljechin. — 2. Auflage. — Verlag Das Schach-Archiv, 1962. — 276 p.
  • Fine, R. The Age of Alekhine // [books.google.ru/books?id=rWYK2rOi8dAC&printsec=frontcover The World’s Great Chess Games]. — 2nd ed. — Dover, 1976. — 397 p. — ISBN 0-486-24512-8.

Ссылки

  • [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=10240 Партии Александра Алехина] в базе Chessgames.com (англ.)
  • [www.olimpbase.org/players/t9x5vd1j.html Alekhine, Alexander] (англ.). OlimpBase. [www.webcitation.org/60tDig0Ph Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  • [chesspro.ru/statistic/alekhine.shtml Александр Алехин]. ChessPro. [www.webcitation.org/60tE3NbkK Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
  • [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=7312 Александр Алехин] (англ.) на сайте Find a Grave
  • Edward Winter. [www.chesshistory.com/winter/extra/capablancaalekhine.html Books about Capablanca and Alekhine] (англ.). [www.webcitation.org/60r825N1Q Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  • [www.wtharvey.com/alek.html Alexander Alekhine’s Winning Moves] (англ.). [www.webcitation.org/60tEOppMq Архивировано из первоисточника 12 августа 2011].
Предшественник:
Хосе Рауль Капабланка
Чемпион мира по шахматам
19271935
Преемник:
Макс Эйве
Предшественник:
Макс Эйве
Чемпион мира по шахматам
19371946
Преемник:
Михаил Ботвинник

Отрывок, характеризующий Алехин, Александр Александрович

– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.