Окум (село)

Оку́м (абх. Уақәым; мегр. ოქუმ, Окум) — село в Ткуарчалском районе Абхазии. Расположено к юго-востоку от райцентра Ткуарчал в равнинно-предгорной полосе, на правом берегу реки Окум. В советский период вплоть до 1994 года официально называлось Окуми. В настоящее время абхазскими властями в качестве официального названия села на русском языке чаще используется форма Уакум. В административном отношении село представляет собой административный центр Окумской сельской администрации (абх. Уақәым ақыҭа ахадара), в прошлом Окумского сельсовета. До 1994 года село входило в состав Галского района.

Границы

На севере сельская администрация (село) Уакум (Окум) граничит с с/а (селом) Чхуартал; на западе — с с/а (селом) Царча; на юго-западе — с с/а (селом) Махур; на юге — с с/а (селом) Первый Гал; на юго-востоке — с с/а (селом) Гумрыш; на востоке границей села является хребет Речшха.

Население

Население Окумского сельсовета по данным переписи 1989 года составляло 3514 человек, по данным переписи 2011 года население сельской администрации Уакум составило 2239 человек, в основном грузины (98,3 %), а также абхазы (1,2%)..

По данным переписи населения 1886 года в Окуме проживало православных христиан — 2619 человек, мусульман-суннитов не было. По сословному делению в Окуме имелось 29 представителей православного духовенства, 5 представителей «городских» сословий и 2585 крестьян.

По данным той же переписи жители села были учтены как этнические «самурзаканцы». По данным переписи населения 1926 года 2/3 жителей Окума записались грузинами, остальные — абхазами. Однако абхазский язык в качестве родного указали лишь 5,4 % жителей Окума (или 18,9 % абхазов села), в то время как для остальных окумцев родным языком был мегрельский.

Год переписи	Число жителей	Этнический состав
1886	2.619	самурзаканцы 98,9%; грузины 0,3%
1926	2.208	грузины 70,5%; абхазы 28,8%
1959	3.216	грузины (нет точных данных)
1989	3.514	грузины (нет точных данных)
2011	2.239	грузины (98,3%)

История

Окум — центр российского Самурзакана

После присоединения Абхазии к Российской империи в 1810 году Окум становится административным центром Самурзакана. Село является центром Самурзаканского участка вплоть до начала XX века, когда Кутаисская губернская администрация переносит центр в Гали, учитывая его местоположение у шоссейной дороги.

Побывавшая во второй половине XIX века в Абхазии итальянская путешественница Карла Серена так описывает Окум: «Радующее взор селение Окум на одноимённой реке является административным центром края. В мае 1876 года оно насчитывало около трёх тысяч душ населения, состоявшего большей частью из князей и дворян, владевших чудными землями, но, к несчастью, не умеющих их эксплуатировать. Кукуруза, местами немного пшеницы — вот, повторяю, единственный продукт этой превосходно орошаемой земли, которая при должном уходе могла бы давать неисчислимые богатства. Достоянием местных крестьян является скот; глядя на их пасущиеся стада, вспоминаешь библейских пастухов, от которых они, кстати, почти ничем не отличаются. Козы и овцы являются объектом постоянного и пристального присмотра, тогда как лошади, коровы и буйволы бродят свободно, — отсюда частые и легкие кражи… В Окуме также есть красивая церковь, которую обслуживают два священника: русский и грузин; этот последний является главой всех самурзаканских церквей, основанных, как и школы, обществом, находящимся в Тифлисе. В селении есть также базар, где большинство торговцев — мингрелы. Самурзаканцы не занимаются никакими ремёслами: местные пекарь и слесарь — греки. Окум — это создание России. Местные князья из рода Шервашидзе селились в Набакеви на берегу Ингура, между Оцарце и устьем реки».

В 1851 году в селе Окум была открыта первая в Абхазии школа, где учились дети со всего Самурзакана, а также других регионов Абхазии. Карла Серена описывает школу следующим образом: «Окумскую школу посещало тогда 76 учеников; прилегающий пансион, построенный на средства окрестных жителей, рассчитан на сорок человек. В окумской школе, построенной тридцать лет назад и прекрасно управляемой, программа была настолько полная, насколько это возможно в столь отдалённом от больших центров селении; чтение, письмо, арифметика, начала геометрии, рисование, география, священная история, диктанты, сочинения на библейские темы — вот различные предметы, которые преподавали по-русски два учителя. Один из них — самурзаканец, получивший образование в Тифлисе и в России. Грузинский священник даёт религиозное воспитание и объясняет закон Божий по-грузински».

Этнолингвистическая история села на рубеже XIX—XX столетий

К концу XIX века Самурзакан уже был чётко разделён на 2 основные лингвистические зоны: абхазоязычную и мегрелоязычную. Первая охватывала верхние (северные) селения Самурзаканского участка; вторая, бо́льшая по территории и численности населения, — нижние (центральные и южные) сёла. Между этими двумя зонами располагались смешанные селения, в том числе Окум. По сообщению Г. Шухардта, в конце XIX столетия «в общинах Бедийской, Окумской, Чхортольской, Гальской, Царчинской слышится абхазская речь; в Саберио, Отобая, Дихазургах говорят по-мингрельски».

По данным переписи 1926 года только 5,4 % жителей Окума назвали абхазский язык родным, однако, судя по сообщениям современников, абхазский в той или иной степени был знаком гораздо более значительному количеству окумцев. Так Ефрем Эшба в 1930 году в своей статье «О Ткварчелах, колхозах и бандитах» указывает на широкое распространение как мегрельского, так и абхазского языка в селе: «Инструктор, который не знает ни мингрельского, ни абхазского языка, мне жаловался в Окумах, что ему трудно втолковать колхозникам — почему 50 % урожая нужно оставить нераспределённым до января. Признаться, и мне это было непонятно, но ясно одно: нельзя посылать в деревню в нынешний момент инструктора, который с крестьянином не может говорить без переводчика».

Е.Эшба же рекомендует передать село Окум в силу его абхазоязычности в состав этнически преимущественно абхазского Кодорского уезда в статье «Мы требовали и получили настоящую независимую Советскую Абхазию»: «кстати — здесь отмечу, что административное деление уездов несколько не соответствует национальным признакам, где это можно, тщательно пересмотреть административное деление: в частности — я думаю, что 2-3 селения Гальского уезда с населением, говорящим по-абхазски, надо отнести к Кодорскому уезду, как Бедиа, Река, Эшкыт, Копит, Верхний Чхортол, Окум».

В 1930 году в Абхазии состоялась административная реформа, заменившая старые уезды на районы, и была проведена новая граница между Очамчирским и Гальским районами. Окум, в отличие от трёх селений к северу (Агубедиа, Река, Чхуартал), остался в составе Гальского района. Местное абхазское население быстро огрузинилось и полностью перешло на мегрельский язык. Абхазский язык в настоящее время помнят лишь отдельные представители старшего поколения.

Постсоветский период

В ходе грузино-абхазской войны 1992—1993 годов Окум, как и другие сёла Гальского района, находился под контролем грузинских войск. После войны большая часть жителей покинула село, однако в 1994 году часть окумцев вернулась в свои дома. В настоящее время численность населения Окума сильно сократилась по сравнению с довоенной.

В 1994 году в Абхазии была проведена новая реформа административно-территориального деления, село Окум было передано из состава Галского района в состав Ткуарчалского.

Согласно Московскому соглашению 1994 года о прекращении огня и разъединении сторон село Окум входит в Зону Безопасности, где размещены КСПМ СНГ.

Историческое деление

Село Окум исторически подразделяется на 3 посёлка (абх. аҳабла):

• Абласкираа (Сабулискерио)
• Агуаюара (Агвавера)
• Уакум-Агу (собственно Окум)

Интересное

В XIX веке Окум являлся административным центром российского Самурзакана. Около двух лет в период с 1866 года по 1868 год Самурзакан официально именовался Окумским округом.

В селе Окум в 1851 году была открыта первая в Абхазии школа.

В Окуме родился первый премьер-министр Абхазии Важа Зарандия.

Отрывок, характеризующий Окум (село)

Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.