Прокимен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Проки́мен (греч. προκείμενον — букв. «лежащий впереди») — в Православной церкви неоднократно повторяемая песнь, состоящая из одного стиха псал­ма (чаще всего, хотя есть прокимны, взятые из Евангелия, Апостола и даже апокрифических текстов), каждое из этих повторений предваряется «стихом» в менее торжественном исполнении. Исполняется перед чтением Апостола, Евангелия или паремий и служит своеобразным «предисловием» к этому чтению. Состоит из стиха, в собственном смысле называемо­го «прокимном» (поётся) и одного (или более — на воскресных вечернях и в случае великих прокимнов) «стихов» (чаще читаются), предшествующие повто­рению прокимна. Схематично исполнение прокимна выглядит так:

  • Чтец (или диакон) читает (реже поёт) первый стих,
  • Хор поёт (повторяет, желательно с мелодией) первый стих (он-то и является прокимном в узком смысле слова),
  • Чтец (или диакон) читает (реже поёт) второй (третий, четвёртый) стихи,
  • Хор поёт первый стих,
  • Чтец (или диакон) читает первую половину первого стиха,
  • Хор поёт вторую половину первого стиха.




История возникновения и развития

Прокимен восходит к обычному для древней Церкви респонсорному пению псалмов, при котором псалом пелся целиком, но после каждого стиха добавлялся рефрен — наиболее важный или известный стих этого же псалма. В IV веке Лаодикийский собор зафиксировал сложившуюся традицию, в соответствии с которой псалмы не пелись непосредственно один за другим, но разделялись чтениями. Так был заложен обычай библейских чтений, разделённых пением псалмов. К концу IV века из поющихся на богослужении псалмов стал выделяться один стих: по выражению Иоанна Златоуста «стих сильный, заключающий в себе высокое учение». Из обычая народного пения этого только одного стиха из псалма и возник прокимен. В своём виде, близком к современному, прокимен зафиксирован уже в VI веке в рассказе Иоанна Мосха и Софрония Иерусалимского о посещении ими Нила Синайского.

В латинских богослужебных обрядах схожее с прокимном исполнение псалма называется респонсорий. В мосарабском обряде схожим образом поётся Psallendo (буквально «для пения») — стих читается и затем поётся (он, в узком смысле, и называется psallendo), затем читается второй стих (versus), потом первая половина первого стиха читается, а вторая -поётся.

В западно-сирской литургии Апостола Иакова чтение Апостола предваряется целым псалмом, а не прокимном (в отличие от иерусалимского варианта той же литургии). Таким образом, у яковитов, отделившихся от Православной церкви после Халкидонского собора, процесс превращения псалма в прокимен так и не завершился.

В последующих частях рассказывается о прокимнах православного богослужения.

Ежедневные прокимны вечерни

На вечерне прокимен поётся после «Свете тихий» и, по своему смыслу, должен предварять чтение паремий. Хотя паремии на вечернях читаются не всегда, прокимен никогда не опускается. Прокимен вечерни определён для каждого дня недели и не изменяется в зависимости от праздников, дней памяти святых (об исключениях — ниже). Прокимны на вечерни каждого дня недели таковы (следует отметить, что богослужебный день начинается с вечерни, и, таким образом, вечерня понедельника совершается в воскресение, вторника — в понедельник и т. д.):

  • Воскресенье: «Госпо́дь воцари́ся, в ле́поту облече́ся» (Пс. 92)
  • Понедельник: «Се ны́не благослови́те Го́спода, вси раби́ Госпо́дни» (Пс. 133)
  • Вторник: «Госпо́дь услы́шит мя, внегда́ воззва́ти ми к Нему́» (Пс. 4)
  • Среда: «Ми́лость Твоя́, Го́споди, пожене́т мя вся дни живота́ моего́» (Пс. 22)
  • Четверг: «Бо́же, во и́мя Твое́ спаси́ мя и в си́ле Твое́й суди́ ми» (Пс. 53)
  • Пятница: «По́мощь моя́ от Го́спода, сотво́ршаго не́бо и зе́млю» (Пс. 120)
  • Суббота: «Бо́же, Засту́пник мой еси́ Ты, и ми́лость Твоя́ предвари́т мя» (Пс. 58)

Все перечисленные прокимны поются на 2,5 стиха (самый распространённый вариант), а воскресный — на 4,5, то есть по чину великого прокимна, хотя по букве таковым не является. Таким образом, особенный прокимен воскресенья выделяет этот день из числа прочих дней седмицы. Более того, если суббота совпадает с одним из тех праздников, вечером которых полагается петь особенный великий прокимен, то великий прокимен, в соответствии с Типиконом, переносится на другой день ради того, чтобы сохранить на своём месте обязательный прокимен воскресенья.

Исключения из вышеизложенного правила:

  • Великие прокимны — см. ниже.
  • В будние дни Великого поста вечерня соединяется с часами, на которых читается Псалтирь. Прокимны вечерни в эти дни выбираются из псалмов, прочитанных до этого на часах, и, в связи с этим, изменяются ежедневно. Поскольку в эти дни на вечерне читается две паремии, каждая из них предваряется своим прокимном. Таким образом, на великопостных вечернях поются два прокимна (а не один), меняющиеся ежедневно (а не фиксированные на каждый день недели).

Великие прокимны вечерни

Великим прокимном называется прокимен вечерни, исполняющийся не 2,5 стиха (как обычный), а на большее количество стихов. Великих прокимнов в современном православном богослужении четыре:

В дни, когда по уставу полагается петь великий прокимен, на вечерне обязательно бывает вечерний вход духовенства (даже, если вечерня вседневная, как вечерами воскресений Великого поста) и отменяется рядовой прокимен дня недели. Исключение из этого правила: совпадение такого дня с субботой, в этом случае на вечерне поётся прокимен воскресения, а великий прокимен переносится на один день раньше.

Прокимны утрени

Единственным чтением на утрене бывает чтение Евангелия в воскресные и праздничные дни, а также в дни памяти некоторых святых. Это чтение и предваряется прокимном.

В двунадесятые и храмовые праздники, даже при их совпадении с воскресением, поётся прокимен праздника (из Минеи или Триоди). В воскресения, не совпадающее с двунадесятыми и храмовыми праздниками, поётся воскресный прокимен рядового гласа (о системе осмогласия — смотри Октоих):

  • Глас 1: «Ны́не восстану, говорит Господь, поставлю в безопасность того, кого уловить хотят» (Пс. 11).
  • Глас 2: «Пробудись для меня на суд, который Ты заповедал, сонм людей станет вокруг Тебя» (Пс. 7).
  • Глас 3: «Скажите народам: Господь царствует! потому тверда вселенная, не поколеблется» (Пс. 95).
  • Глас 4: «Восстань на помощь нам и избавь нас ради милости Твоей» (Пс. 43).
  • Глас 5: «Восстань, Господи, Боже мой, вознеси руку Твою, ибо Ты царствуешь во веки» (Пс. 9).
  • Глас 6: «Господи, воздвигни силу Твою и прииди спасти нас» (Пс. 79).
  • Глас 7: «Восстань, Господи, Боже мой, вознеси руку Твою, не забудь угнетенных Твоих до конца» (Пс. 9).
  • Глас 8: «Господь будет царствовать вовеки, Бог Твой, Сион, в род и род» (Пс. 145).

На утренях Великих понедельника, вторника, среды, четверга и пятницы Евангелие читается, но прокимнов перед ним не полагается, на утрене Великой субботы — полагается два прокимна: перед паремией и апостольским чтением.

Прокимны часов

Обычно последование часов не включает в себя чтений из Писания, поэтому прокимны на часах обычно отсутствуют. Исключения:

Прокимны литургии

На литургиях Иоанна Златоуста и Василия Великого всегда читается Апостол и Евангелие. Чтение Апостола предваряется прокимном. Правила выбора прокимна для литургии сложнее, чем для утрени или вечерни. Например, при совпадении воскресенья с Богородичным праздником поются два прокимна (воскресный рядового гласа и богородичный), в будние дни, на который выпала память святого поются два прокимна (дня и святого) и проч. В воскресные дни, если они не совпадают с двунадесятыми Господскими праздниками, поётся прокимен рядового гласа (система осмогласия — смотри Октоих):

  • Глас 1: «Бу́ди, Го́споди, ми́лость Твоя́ на нас, я́коже упова́хом на Тя» (Пс. 32),
  • Глас 2: «Кре́пость моя́ и пе́ние мое́ — Госпо́дь, и бысть мне во спасе́ние» (Пс. 117),
  • Глас 3: «По́йте Бо́гу на́шему, по́йте; по́йте Царе́ви на́шему, по́йте» (Пс. 46),
  • Глас 4: «Я́ко возвели́чишася дела́ Твоя́, Го́споди; вся прему́дростию сотвори́л еси́» (Пс. 103),
  • Глас 5: «Ты, Го́споди, сохрани́ши ны и соблюде́ши ны от ро́да сего́ и во век» (Пс. 11),
  • Глас 6: «Спаси́, Го́споди, лю́ди Твоя́ и благослови́ достоя́ние Твое́» (Пс. 27),
  • Глас 7: «Госпо́дь кре́пость лю́дем Свои́м даст, Госпо́дь благослови́т лю́ди Своя́ ми́ром» (Пс. 28),
  • Глас 8: «Помоли́теся и воздади́те Го́сподеви Бо́гу на́шему» (Пс. 75).

Источники

  • Скабалланович М. Н. [www.klikovo.ru/db/book/msg/8417 «Толковый типикон», гл. «Прокимен вечерний»]
  • [liturgy.ru/nav/liturg/lit3.php?kall=yes Прокимны литургии на Литургия.ру]
  • [liturgy.ru/nav/utrena/utren9.php?kall=yes Прокимны утрени на Литургия.ру]
  • [liturgy.ru/nav/vsenosch/vsen5.php?kall=yes Прокимны вечерни на Литургия.ру]

Напишите отзыв о статье "Прокимен"

Отрывок, характеризующий Прокимен

Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.