Роверандом

Роверандом
Roverandom
Жанр:	сказка
Автор:	Джон Рональд Руэл Толкин
Язык оригинала:	английский
Дата написания:	1936
Дата первой публикации:	1998
Издательство:	HarperCollins

«Роверандом» (англ. Roverandom) — повесть, написанная Дж. Р. Р. Толкином; впервые рассказана им в 1925 году. В ней описываются приключения щенка Ровера. Волшебник превращает Ровера в игрушку, и Ровер посещает Луну и дно моря, чтобы найти волшебника и попросить превратить его обратно в собаку. Автор написал «Роверандом» для своего сына Майкла Толкина, чтобы отвлечь его от потери любимой игрушки — оловянного щенка.

Произведение написано в тоне детского рассказа, хотя и содержит много отсылок наподобие «Фермера Джайлса из Хэма».

Повесть была подготовлена к печати в 1937 году после успеха «Хоббита», но опубликовали её лишь через шестьдесят лет — в 1998.

Сюжет

История начинается, когда Ровер укусил мага Артаксеркса за ногу и порвал ему штанину. Со злости маг превращает Ровера в игрушечную собачку. Случайным образом он попадает в магазин игрушек, где его и покупают. Так он попадает к маленькому мальчику, но Ровера не устраивает его маленький размер и отсутствие возможности нормально двигаться, и он решает сбежать домой к своему жёлтому мячику и найти мага.

Когда мальчик прогуливается по пляжу, Ровер выпадает из кармана. На пляже он знакомится с Псаматосом Псаматидесом, который отправляет его с Мью на Луну.

Луна

На Луне Ровер знакомится с Человеком-на-Луне и его собакой, которую также зовут Ровером. Чтобы не было путаницы, Человек-на-Луне называет Ровера Роверандом. Роверандом вместе с Ровером участвуют во множестве приключений, одно из которых была встреча с Драконом. Человек-на-Луне победил Дракона, но из-за этого затмение наступило раньше, чем положено.

Человек-на-Луне и Роверандом отправляются на противоположную, тёмную сторону Луны. Там был сад, заливаемый солнечным светом, где играли спящие дети. Среди них был маленький мальчик, хозяин Роверандома-игрушки. Роверандом начинает скучать по мальчику и хочет к нему вернуться.

Затем Роверандом вместо с Мью отправляются обратно на Землю, по пути заглядывая на остров собак.

Море

Попав обратно на пляж к Псаматосу, Роверандом отправляется вместе с китом Юином на дно моря. Там он встречается с морским царём и его дочерью (одной из большого числа), Артексерксом и морским псом Ровером. Артексеркс отказывается разговаривать с Роверандомом и не желает выслушивать его извинения, и всячески его избегает. Так продолжается до тех пор, пока Роверандом случайно не будит Морского Змея.

Тогда во всём обвиняют Артексеркса, который находился в тот момент возле пещеры Морского Змея. Подавленный Роверандом приходит к Артексерксу, желая извиниться за то, что он разбудил Морского Змея, но маг считает, что Роверандом извиняется за брюки, которые он порвал ему ещё в начале истории.

В конце концов, Артексеркс, его жена и Роверандом возвращаются на сушу, и маг возвращает Роверандому его первоначальный вид. Роверандом возвращается домой к мальчику.

Персонажи

Главные

Ровер(андом) — главный герой. Белый щенок с чёрными ушами. В начале произведения предстаёт довольно грубым и раздражительным, из-за чего Артаксеркс и превращает его в игрушку. Имя главного героя является «говорящим», как и некоторые другие имена персонажей этой сказки. По мнению переводчика Н. Шантырь, английское «Roverandom» созвучно с «reverence», что переводится как почтение, уважение, а в сочетании с суффиксом «dom» можно перевести как «царство почтительности» — намёк на то, что приключения Ровера приучили его быть вежливым. Однако такое истолкование представляется чрезмерно натянутым, так как буквально, исходя из значения глагола «to rove» — бродить, скитаться (существительное «the rover» — скиталец, странник, бродяга), и прилагательного «random» — случайный, имя щенка переводится на русский язык просто как «случайный бродяга». Это соответствует и смыслу текста — приключениям в которые попадает герой, изначально зовущийся просто Ровером, но получивший дополненное имя от Лунного человека (см. ниже). При переводе имени, к сожалению, неизбежно теряется изящная авторская игра слов, напоминающая другого великого британского сказочника — Льюиса Кэрролла.

Артаксеркс — волшебник, который встречает Роверандома во время отпуска. Носит зелёную шляпу с голубым пером. Прибыл из Персии, но потерялся и теперь живёт в Першоре.

Псаматос Псаматидес — волшебник, живущий на песчаном (др.-греч. ψάμμος — песок) берегу моря, знающий о море всё, притом, что он никогда не погружался в него.

Мью — чайка, которая доставляет Роверандома по лунному пути на Луну.

Человек-на-Луне — величайший из всех магов, создающий сны для детей. Он называет Ровера Роверандомом, чтобы не путать его со своей собакой, которую также зовут Ровером.

Ровер (лунный пёс) — собака Лунного человека.

Дракон — дракон, обитающий на Луне. В отличие от всех остальных драконов, обитающих на Луне, боится Человека-на-Луне «лишь наполовину».

Юин — старейший из Верных Китов.

Ровер (морской пёс) — пёс, живущий на дне моря во дворце морского царя.

Морской Змей — пребывающий долгое время во сне змей, достигающий сотен миль в длину. Когда он был свёрнут в кольца, только одна пещера во всём мире могла его вместить, и она находилась неподалёку от дворца морского царя. Когда Морской Змей шевелился происходили землетрясения.

Второстепенные

Тинкер — кот, с которым жил Ровер до превращения в игрушку.

Маленький мальчик — мальчик-хозяин Ровера-игрушки. Аллюзия на Майкла Толкина.

Источники вдохновения

Помимо происшествия с игрушкой Майкла, которое мотивировало его отца на написание «Роверандома», на протяжении сказки можно идентифицировать несколько реальных событий, которые произошли во время её составления: сильный шторм в Файли, который разрушил всякую надежду найти игрушку на пляже (в сказке причиной бури стало пробуждение морского змея); несостоявшееся из-за плотной облачности лунное затмение (8 декабря 1927 года, связано с деятельностью Великого Белого Дракона, которую остановил Человек-на-Луне); подводное извержение вулкана у острова Санторини в августе 1925 года.

Отсылки к мифологии и истории

Волшебника Артаксеркса, который вынужден выполнять обязанности «океанского мага», сравнивают с Протеем, Тритоном, Посейдоном и Нептуном из греческой и римской мифологий. Он также напоминает морского бога Ньёрда из Эдды. Его имя — явная ссылка на Персию, откуда происходит персонаж. Это имя носили три царя Персии, которые правили в V и IV веках до н.э — Артаксеркс I, Артаксеркс II и Артаксеркс III, а также Ардашир, основатель династии Сасанидов.

Великий Белый Дракон является аллюзией на легенду о Мерлине и короле Вортигерне, в которой белый и красный драконы, представляющие соответственно саксов и бриттов, сражались за господство над Британией. Согласно легенде белый дракон должен был одержать победу, а красный дракон — стать «очень красным» от своей крови.

История морского Ровера, живущего на дне моря, является отсылкой к саге о короле Олафе Трюггвасоне, содержащейся в сборнике «Круг Земной» Снорри Стурлусона. В 1000 году Олаф на корабле «Морской Змей» сражался в битве, но потерпел поражение и погиб, прыгнув за борт. На судне также была его собака Вайг, которая, потеряв своего хозяина, умерла от горя. В сказке Толкина повторяется описание морского сражения и гибели короля, но при этом объясняется, что Олафа унесли сирены, а Вайг последовал за ним под воду, где выжил и постепенно превратился в морского пса.

Образ большого морского змея, кусающего себя за хвост, возник под влиянием Змея Мидгарда из скандинавской мифологии, но также представляет собой известный в разных культурах древний мифологический мотив уробороса. Он также напоминает Левиафана из Книги Иова. В «Роверандоме» Морской Змей несёт ответственность за бури, землетрясения, ураганы и затопление Атлантиды. Упоминание затонувшего континента показывает, что Толкин рано заинтересовался мифом об Атлантиде, который отражён в его более позднем творчестве как история острова Нуменор.

В произведении также упоминается Старик-из-моря — персонаж сказок о Синдбаде-мореходе из «Тысячи и одной ночи».

Литературные влияния

В «Роверандоме» заметны различные отсылки к литературным произведениям, в том числе к комедии Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь», в которой упоминается «человек на Луне» со своей собакой. По мнению Джона Рейтлиффа, идея Луны в качестве места жительства Великого Белого Дракона отражает древнюю традицию, которая присутствует в «Неистовом Роланде» Лудовико Ариосто (1516), В поэме Ариосто Луна является домом для потерянных вещей и мифических чудовищ, в том числе драконов.

На произведение также оказали влияние сказки для детей Эдит Несбит: в «Роверандоме» есть песчаный колдун («псаматист»), а в романах Несбит «Пятеро детей и Оно» (1902) и «История с амулетом» (1906) — песчаная фея («псаммед»). В ранних версиях сказки Толкина Псаматос был назван «псаммедом», а вместо ушей у него, подобно персонажу Несбит, были рога улитки.

Абсурдная фауна Луны («мухи-меченосцы, большие белые дракономотыльки с огненными глазами, стеклянные жуки») напоминает насекомых из романа Льюиса Кэрролла «Алиса в Зазеркалье». Кроме того, попытка мальчика разговаривать с Ровером на «собачьем языке» является отсылкой к циклу рассказов Льюиса Кэрролла «Сильвия и Бруно», а свадьба Артаксеркса и дочери морского царя — к опере «Суд присяжных» Уильяма Гилберта и Артура Салливана.

Литература

• Толкин Дж. Р. Р. Роверандом = Roverandom / Пер. с англ. Н. Шантырь. — М: АСТ, 2003. — 176 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-17-018203-1.
• Tolkien J. R. R., Hammond, W. G., Scull, C. Roverandom / Trad. J. Georgel. — Paris: Christian Bourgeois, 1999. — 135 p. — ISBN 978-2-267-01466-2.
• Tolkien J. R. R., Rateliff, J. D. The History of The Hobbit. Part Two: Return to Bag-End. — London: HarperCollins, 2007. — 438 p. — ISBN 0007250665.

Ссылки

• [fantlab.ru/work1679 Роверандом] на сайте «Лаборатория Фантастики»

Литература   Англия

Отрывок, характеризующий Роверандом

Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.