Свинхувуд, Пер Эвинд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пер Эвинд Свинхувуд
Pehr Evind Svinhufvud<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Президент Финляндии
2 марта 1931 — 1 марта 1937
Предшественник: Лаури Реландер
Преемник: Кюёсти Каллио
Регент Королевства Финляндия
9 октября — 12 декабря 1918
Монарх: Фредрик Каарле
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Карл Густав Эмиль Маннергейм
Премьер-министр Финляндии
27 ноября 1917 — 27 мая 1918
Преемник: Юхо Кусти Паасикиви
Премьер-министр Финляндии
4 июля 1930 — 18 февраля 1931
Предшественник: Кюёсти Каллио
Преемник: Юхо Сунила
 
Рождение: 15 декабря 1861(1861-12-15)
Сяяксмяки, ВКФ
Смерть: 29 февраля 1944(1944-02-29) (82 года)
Луумяки, Финляндия
Место погребения: Луумяки
Отец: Пер Густав Свинхувуд
Мать: Ольга фон Беккер
Супруга: Альма Тиморен
Дети: 6 детей
 
Автограф:
 
Награды:

Пер Э́винд Сви́нхувуд (швед. Pehr Evind Svinhufvud; 15 декабря 1861, Сяяксмяки — 29 февраля 1944, Луумяки) — финский политический деятель, президент Финляндии в 1931—1937 годах.





Биография

Родился в семье морского офицера Густава Пера Свинхувуда аф Кувальстада и Ольги фон Беккер. Отец погиб у берегов Греции, когда сыну было два года. Детство провёл в семье деда, а после его самоубийства в 1866 году вместе с матерью и сестрой переехал в Хельсинки. В 1882 году получил степень магистра искусств, а в 1886 году — магистра права в Гельсингфорсском университете. В 1889 году женился на Альме Тиморен, в браке с которой у них родились 6 детей.

Начал свою карьеру как адвокат в окружных судах, затем служил помощником судьи в Апелляционном суде в Або. С 1892 года работал в сенатском комитете по законодательству, занимаясь вопросами налогообложения. В 1902 году вернулся на работу в Апелляционный суд в качестве помощника судьи, где оказался в центре судебных разбирательств, связанных с протестами местного населения против русификации Финляндии. Из-за своей непримиримой позиции был уволен с должности генерал-губернатором Н. И. Бобриковым и отправился в Гельсингфорс заниматься адвокатской практикой.

Сыграл ключевую роль в зарождении финского парламентаризма. С 1907 по 1914 годы был депутатом парламента и его первым председателем (до 1912 года). В 1914 году, будучи председателем уездного суда, отказался признавать полномочия присланного из России прокурорского чиновника, за что был сослан в сибирский посёлок Тымск (Нарымский край Томской губернии), а в 1915 году был переведён в Колывань[1]. После возвращения из ссылки в 1917 году был встречен как национальный герой.

С ноября 1917 по май 1918 года был председателем Сената Финляндии (впоследствии должность называлась Премьер-министр). 31 декабря 1917 года в Петрограде В. И. Ленин вручил Свинхувуду акт о признании независимости Финляндии. Во время гражданской войны в Финляндии обращался с просьбой к Германии и Швеции об оказании военной помощи. После окончания войны помиловал 36 тысяч её участников, воевавших на стороне «красных».

В мае-декабре 1918 года — исполняющий обязанности главы государства (регент). После неудачной попытки введения монархической формы правления на время ушёл из большой политики.

В 1925 году был выдвинут кандидатом на пост президента Финляндии, но на выборах потерпел неудачу. С 1930 по 1931 годы был премьер-министром, а с 1931 по 1937 годы — президентом Финляндии. На этом посту проводил как антикоммунистическую, так и антифашистскую политику. С одной стороны, он инициировал арест всех коммунистов-членов парламента, а с другой — подавил Мятеж в Мянтсяля, поднятый профашистским лапуасским движением. На президентских выборах 1937 года потерпел поражение (несмотря на поддержку Патриотического народного движения, происходящего от лапуасцев).

Во время «зимней войны» безуспешно пытался встретиться с Гитлером и Муссолини, но был принят лишь Папой Пием XII. Пользовался большим доверием у жителей страны, получив от них прозвище «Укко-Пекка» («Старина Пекка»).

Похоронен в Луумяки[2].

Интересный факт

  • Крупнейший пассажирский паровоз, производившийся в Финляндии в период 1937 −1957 гг. (P1 / Hr1, тип 2-3-1 / Pasific, вес 155 т.), назывался по прозвищу Пера Эвинда Свинхувуда «Укко-Пекка» (фин. Ukko-Pekka)[3]. Всего было построено 22 локомотива этой серии. Два из них установлены как памятники в Карья и Отанмяки.

Напишите отзыв о статье "Свинхувуд, Пер Эвинд"

Примечания

  1. [inosmi.ru/social/20160516/236545830.html «На „Ладе“ Helsingin Sanomat по России: Колывань»]
  2. [yle.fi/novosti/novosti/article8507007.html На могилах президентов Финляндии зажглись свечи.] // Сайт телерадиокомпании Yleisradio Oy. Служба новостей Yle. — 6 декабря 2015. (Проверено 9 декабря 2015)
  3. Kustaa Vilkuna, Etunimet, (Густав Вилкуна. Имена. стр. 9-10)

Литература

  •  (фин.) Kustaa Vilkuna. = Etunimet. — Otava, 2007. — 288 p. — ISBN 951-118-892-5.

.

Отрывок, характеризующий Свинхувуд, Пер Эвинд

– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?