Свиязь

Свиязь
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Гусеобразные Подотряд:  Пластинчатоклювые Надсемейство:  Anatoidea Семейство:  Утиные Подсемейство:  Настоящие утки Триба:  Anatini Род:  Речные утки Вид:  Свиязь
Международное научное название
Anas penelope (Linnaeus, 1758)
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/100600429 100600429 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Сви́язь (лат. Anas penelope) — одна из наиболее благополучных водоплавающих птиц северного полушария, относится к роду речных уток семейства утиных. Коренастого телосложения, она размерами уступает крякве и шилохвости, но при этом заметно превосходит чирков. Гнездится в северной Палеарктике от Исландии на западе до Чукотки и побережья Охотского моря на востоке. Населяет тихие лесные водоёмы от лесотундр до лесостепей, однако считается преимущественно северной таёжной птицей, где достигает наибольшей плотности гнездовий. Зимует в Восточной Африке, Южной Азии, Индокитае, в меньшей степени на юге умеренных широт.

В любое время года держится плотными стаями, размер которых на зимних стациях может достигать нескольких тысяч особей. Группы птиц часто можно встретить пасущимися на берегу — на болотах, во влажных лугах и на посевах зерновых; такое поведение больше характерно для гусей, нежели чем для речных уток. Даже в разгар лета, когда большинство видов переключается на насекомых, свиязь всё равно отдаёт предпочтение растительным кормам. Важный объект охоты. За свой голос иногда зовётся свищём, свистуном или свиягой.

Описание

Внешний вид

Коренастая утка средних размеров с относительно короткой шеей, высоким лбом, сравнительно коротким клювом и длинным, заострённым хвостом. Размерами уступает крякве и шилохвости; длина 45—51 см, размах крыльев 75—86 см, вес самцов 600—1100 г, вес самок 500—1000 г.

Как и у большинства уток, у свиязи хорошо развит половой диморфизм. Весной и в первую половину лета самец окрашен в яркие контрастные тона: голова и шея насыщенного каштанового цвета с чёрным крапом; зашеек, плечи, спина, поясница и бока серые с тёмным поперечным струйчатым рисунком; зоб красновато-серый; брюхо белое, подхвостье и бока надхвостья чёрные, хвост серый. От клюва до затылка через темя тянется широкая светлая полоса, которая может иметь различные оттенки от белого до золотисто-жёлтого. На серовато-бурых крыльях вдоль плеча выделяются широкие белые поля, хорошо заметные как у летящей, так и у сидящей на воде птицы. По заднему краю крыла развито зелёное пятно с фиолетовым отливом — так называемое зеркало. Клюв голубоватый с чёрным ноготком, ноги свинцово-серые, радужина бурая.

Самка сверху чаще всего рыжевато-бурая с многочисленными тёмными пестринами, чем мало отличается от самок других уток северного полушария. Кроме основной формы, встречается ещё одна разновидность окраски, или морфа, при которой на голове и верхней части тела вместо рыжих преобладают серовато-бурые перья. Основными определяющими признаками птицы служат характерная форма головы, короткий и высокий клюв голубовато-серого цвета с чёрным ноготком, более тёмное и однотонное в сравнении с другими утками оперение спины и чистое белое брюхо. Зеркало серо-зелёное. Обычно бывает сложно отличить самку описываемого вида от самки близкородственной американской свиязи, у которой аналогичное строение головы и туловища. Считается, что у обыкновенной свиязи в оперении больше рыжих перьев на голове и шее, хотя в случае серовато-бурой морфы эта разница нивелируется.

Селезень после окончания летней линьки становится больше похожим на самку, при этом сохраняет знаковые белые поля на крыльях. Молодые птицы обоих полов почти неотличимы от взрослой самки, их выделяют чёрные пестрины на белом брюхе и более тусклая окраска зеркала.

Голос

Весьма говорливая утка с характерным, надолго запоминающимся репертуаром. Наиболее обычный крик самца — плавный двусложный свист-глиссандо, который сравнивают с писком резиновый игрушки и передают как «вхии-у…», «ввиу…» или «пиу…». В брачный период издаёт энергичный жужжащий свист, передаваемый как «сввИИрру…» или «фррИИрру». Самка отвечает грубым низким кряканьем «крррр…крррр», похожим на кряканье самок чернетей.

Распространение

Гнездовой ареал

Гнездится в лесной и лесотундровой зонах Палеарктики от Исландии на западе до Анадыря, Камчатки и побережья Охотского моря на востоке (в тех же широтах Северной Америки её сменяет близкородственная американская свиязь). Считается преимущественно таёжной птицей. Общая численность в Великобритании оценивается не более 300 гнездящихся пар, среди которых подавляющая часть сосредоточена в Шотландии и северной Англии (Пеннинские горы). Единичные гнездовые участки зарегистрировались в Нидерландах и прилегающих к ним районах Германии.

Основной участок ареала находится на территории России, а также в Скандинавии, Финляндии и северном Казахстане. В средней полосе Европейской части России гнездится нерегулярно и спорадично; российские орнитологи Г. П. Дементьев и Н. А. Гладков указывают на редкие либо единичные поселения птиц в Псковской, Смоленской, Новгородской, Московской, Ивановской и Нижегородской областях, а также Татарстане и Ульяновской области. То же самое относится к Ленинградской области, однако к северо-востоку от неё это уже обычная, местами многочисленная птица. Свиязь охотно селится в Архангельской области, на полуострове Канин, в лесопосадках Малоземельской и Большеземельской тундр. В Сибири утка гнездится к северу до границы древесной растительности, в северной части тайги это одна из наиболее обычных птиц среди всех речных уток. Напротив, на южной периферии таёжной зоны свиязь редка либо не встречается вовсе

В западном Казахстане южная граница ареала проходит в районе Уральска, вдоль нижнего течения Илека и долину Хобды, восточнее через районы Караганды и Павлодара, озеро Маркаколь. Возможно, гнездится в Наурзумском заповеднике. Встречается к югу до южных отрогов Алтайских гор, озера Убсу-Нур (Монголия), южной оконечности Байкала. Восточнее граница гнездовий примерно совпадает с южными рубежами России.

Зимний ареал

Почти повсеместно перелётная птица. Исключение составляет лишь небольшая популяция Британских островов, ведущая оседлый образ жизни. Большая часть птиц зимует на юге умеренной зоны от Испании до Японии, другая перемещается далее к югу — на Аравийский полуостров, в Северную и Восточную Африку. Зимние стоянки исландской группировки расположены в Шотландии и Ирландии. Из Скандинавии, Финляндии и России западнее низовьев Оби птицы перемещаются на северо-запад Европы. Свиязи, гнездящиеся в Западной и Средней Сибири, а также Казахстане, зимуют на южных побережьях Чёрного и Каспийского морей, а также в Южной Европе и Северной Африке (на Пиренейском полуострове имеется область, где зимовки перелётных европейских и азиатских уток пересекаются). Наконец, наиболее восточные популяции летят большей частью на Ближний Восток и в северо-восточную Африку. На чёрном континенте большие скопления птиц отмечены в Эритрее, Эфиопии и северном Судане, в меньшей степени в Кении. Отдельные особи могут достигать Танзании.

Места обитания

Биотопы аналогичны с таковыми у других речных уток. Летом это, как правило, неглубокие пресноводные водоёмы с илистыми отложениями, в которых покрытые водной растительностью участки перемежаются с открытыми плёсами. В таких водоёмах, к которым можно отнести некрупные лесные озёра, болота и заводи равнинных рек, течение либо отсутствует вовсе, либо выражено слабо. Особенностью свиязи является то, что чаще всего она селится в местах, где пологие берега покрыты пойменной луговой растительностью, либо вблизи посадок зерновых. Благоприятным фактором также служит присутствие рядом разреженного леса либо отдельно стоящих деревьев. Утка избегает мелких тенистых водоёмов, полностью открытых пространств тундры, а также холмистой местности. В период зимней миграции утки скапливаются на закрытых от ветра морских заливах, заболоченных приморских низменностях, лиманах, эстуариях, на затопляемых низменностях вглуби материков. Солевой состав воды на зимних стоянках большого значения не имеет.

Питание

Короткий и относительно широкий клюв свиязи свидетельствует о её приверженности к вегетарианству. Утка кормится главным образом зелёными частями и корневищами водных и околоводных растений, при этом проявляет пластичность в выборе корма. В академическом сборнике «Птицы Советского Союза» Г.П Дементьева и Н. А. Гладкова особый упор сделан на водные и околоводные травы: валлиснерию, болотоцветник (Nymphoides), сусак зонтичный, ряску малую, элодею, рдест, полевицу, ежеголовник. Известный американский орнитолог Пол Джонсгард (англ. Paul Johnsgard) указывает на то, что при обилии руппии (одно из названий которой в английском языке можно дословно перевести как «трава свиязи»), наряду с рдестом, утка охотно переключается на её употребление в пищу. Семена в рационе имеют второстепенное значение, однако их доля может возрастать в отдельные сезоны. Животная пища, по мнению специалистов, попадает в желудки птиц лишь случайно вместе с растительными кормами. В зимнее время большое значение приобретают побеги взморника и водоросли (в частности, харовые, энтероморфа). Отмечено, что в годы сокращения популяции водорослей из-за болезни утки переключались на внутренние водоёмы, богатые семенами трав, либо зерновые посевы. Способность к нырянию у свиязи выражено слабее других уток. При этом она часто держится по соседству с лебедями и нырковыми утками, и подбирает плавающий на поверхности корм, добытый специализирующимся на этом птицами на дне.

Размножение

По крайней мере часть самок приступает к размножению в конце первого года жизни. Отлёт с зимовок, расположенных на северо-западе Европы и в Каспийско-Черноморском регионе, как правило, происходит очень рано, когда только появляются первые разводья — со второй половины марта до первых чисел апреля. Согласно данным из Индокитая, свиязи также не задерживаются там позднее марта. Несмотря на столь ранний отлёт, появление на гнездовых участках в южной части ареала отмечено лишь в середине апреля, а в северной начиная со второй половины мая. Образование пар, которое частично происходит ещё минувшей осенью, заканчивается на пролёте.

Брачные игрища не столь разнообразны, как у большинства других уток. Самцы не преследуют чужих самок, но постоянно кружатся вокруг своих с взъерошенными перьями на голове и лопатках. Наиболее яркий момент токования — громкий и резкий свист, который издаёт самец с воздетым к небу клювом.

Гнездо — ямка глубиной 5—7 см, устраивается на сухом месте недалеко от воды. Обычно оно хорошо укрыто под сенью кустарника среди прошлогодней травы, реже может находиться просто в густой траве. Иногда кладки находят в лесу с доминированием хвойных пород деревьев. Растительная выстилка слабая, однако её дополняет толстый слой пуха, который образует высокий валик по периметру гнезда. Наблюдения в Исландии показали слабо выраженную тенденцию к обустройству гнезда на островке посреди водоёма. Откладка яиц с конца мая по первую декаду июня. Полная кладка содержит 6—12, чаще 6—10 яиц кремового либо сливочно-белового цвета. Размеры яиц: (43—61) х (32—42) мм. Насиживание продолжается 22—25 дней, при этом как и у европейских видов речных уток, селезень удаляется на линьку на ранней стадии инкубации. Крупных линных скоплений свиязи не образуют. Традиционно селезни (и отчасти самки) линяют на озёрах Западной Сибири, в верховьях Печоры, в дельтах Волги и Урала, в нижнем течении Оби. К западу от России скопления обычно ассоциируются с приморскими равнинами, как например в Эстонии, южной Швеции, Дании и Исландии. Птенцы поднимаются на крыло в возрасте 40—45 дней, после чего выводки распадаются.

Осенний отлёт поздний — обычно во второй половине сентября, когда в местах гнездовий наступают заморозки и выпадает снег.

Литература

• Бутурлин, С. А.; Дементьев, Г. П. Полный определитель птиц СССР. — М. - Л.: Всесоюзное кооперативное объединённое издательство, 1935. — Т. 2. Гагаровые, Веслоногие, Цапли, Пластинчатоклювые, Куриные, Пастушковые, Трипёрстки. — 279 с.
• Гаврилов Э. И. Фауна и распространение птиц Казахстана. — Алматы: Наука, 1999. — 198 с.
• Дементьев, Г. П.; Гладков, Н. А. Птицы Советского Союза. — Советская наука, 1953. — Т. 4. — 635 с.
• А. И. Иванов, Е. В. Козлова, Л. А. Портенко, А. Я. Тугаринов. Птицы СССР. — М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1951. — Т. I. — 280 с.
• Коблик Е. А. Разнообразие птиц (по материалам экспозиции Зоологического музея МГУ. — Изд. МГУ, 2001. — Т. Ч. 1 (Класс Птицы, Отряды Страусообразные, Тинамуобразные, Пингвинообразные, Гагарообразные, Поганкообразные, Буревестникообразные, Пеликанообразные, Аистообразные, Фламингообразные, Гусеобразные, Грифы Нового Света, Соколообразные). — 358 с. — ISBN 5-211-04072-4.
• Лысенко, В. И. Том 5 - Птицы. Вып. 3 - Гусеобразные // Фауна Украины. — Киев: Наукова думка, 1991. — ISBN 5-12-001367-8.
• Павлов, Д. С. (Отв. Ред. серии); Бианки, В. В. (Ред.); Добрынина, И. Н. (Ред.). Пластинчатоклювые // Миграции птиц Восточной Европы и Северной Азии. — М.: Наука, 1997. — 318 с. — ISBN 5-02-004193-9.
• Потапов, Р. Л. (Ред). Часть 1. Неворобьиные // Фауна европейского северо-востока России: Птицы. — Санкт-Петербург: Наука, 1995. — Т. Том 1. — ISBN 5-02-025946-2.
• Рябицев В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
• Степанян, Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — М.: Академкнига, 2003. — 808 с. — ISBN 5-94628-093-7.
• Carboneras, Carles. Family Anatidae (Ducks, Geese and Swans) // Handbook of Birds of the World / del Hoyo, Josep; Elliott, Andrew & Sargatal, Jordi (Editors). — Barcelona: Lynx Edicions, 1992. — Т. 1. Ostrich to Ducks. — ISBN 84-87334-10-5.
• Gooders, John; Boyer, Trevor. Ducks of Britain and the Northern Hemisphere. — London: Collins & Brown, 1997. — ISBN 1855855704. (англ.)
• Johnsgard, Paul A. Ducks, Geese and Swans of the World. — University of Nebraska Press, 2010. — P. 195—198. — ISBN 978-0-8032-0953-4. (англ.)
• Mullarney, Killian; Svensson, Lars; Zetterström, Dan; Grant, Peter J. Birds of Europe. — United States: Princeton University Press, 2000. — 400 с. — ISBN 978-0-691-05054-6.
• Rutschke, Erich. Die Wildenten Europas – Biologie, Ökologie, Verhalten. — Wiesbaden: Aula Verlag, 1988. — ISBN 3-89104-449-6. (нем.)
• Scott, Derek A., Rose, Paul M. Atlas of Anatidae populations in Africa and Western Eurasia. — Wetlands International, 1996. — 336 с. — ISBN 1900442094.

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/94.html Позвоночные животные России: Свиязь]
• [birds-altay.ru/2009/08/sviyaz/ Свиязь на сайте «Птицы Алтая»]
• [www.rspb.org.uk/birds/guide/w/wigeon/index.asp RSPB A to Z of UK Birds]
• [ibc.hbw.com/ibc/phtml/especie.phtml?idEspecie=472 Eurasian Wigeon videos] on the Internet Bird Collection

Отрывок, характеризующий Свиязь

– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.