Теракты в аэропорту Рима (1973)

Теракты в аэропорту Рима — серия террористических актов, произошедших в понедельник 17 декабря 1973 года в римском аэропорту имени Леонардо да Винчи (Фьюмичино), при этом погибли около 34 человек.

Сперва группа палестинских террористов ворвалась с оружием в терминал аэропорта и устроила там беспорядочную стрельбу, в результате чего погибли около 2 человек. Затем боевики выбрались на перрон и подожгли готовящийся к полёту в Бейрут самолёт американской авиакомпании Pan American World Airways. В возникшем пожаре погибли 30 человек. После этого террористы захватили самолёт немецкой авиакомпании Lufthansa и попутно убили ещё двух человек, прежде чем были взяты под стражу в государстве Кувейт.

Вторжение в аэропорт

Поздним утром в аэропорт Леонардо да Винчи прибыл пассажирский рейс из Испании. Среди прочих пассажиров на нём были пять лиц, у которых в багаже находилось спрятанное оружие. В 12:51 эта группа достигла барьера безопасности на западном перроне аэропорта, где достала из багажа оружие и далее разделилась на две группы. Первая группа с пистолетами-пулемётами взяла в заложники шесть сотрудников аэропорта и направила их к рампе 14. Другая группа работала в направлении выхода 10. Террористы начали стрельбу в разных направлениях. В результате в здании были выбиты несколько стёкол, а также смертельно ранены двое человек. На самом перроне в это время стояли три самолёта, готовящиеся к вылету: рейс 142 компании Air France, направляющийся в Бейрут и Дамаск (вылет в 13:25), рейс 303 компании Lufthansa, направляющийся в Мюнхен (вылет в 12:35), и рейс 110 компании Pan Am, направляющийся в Бейрут и Тегеран (вылет в 12:45). Из них троих лишь французский самолёт вылетит вовремя.

Уничтожение самолёта Pan Am

Рейс 110 Pan Am
Boeing 707-321B компании Pan Am, идентичный уничтоженному
Общие сведения
Дата	17 декабря 1973 года
Характер	Взрыв бомбы, пожар
Причина	Теракт
Место	аэропорт имени Леонардо да Винчи, Рим (Италия)
Координаты	41°48′01″ с. ш. 12°14′20″ в. д.41.80028° с. ш. 12.23889° в. д. / 41.80028; 12.23889
Воздушное судно
Модель	Boeing 707-321B
Имя самолёта	Clipper Celestial
Авиакомпания	Pan Am
Пункт вылета	аэропорт имени Джона Кеннеди Нью-Йорк (США)
Остановки в пути	Хитроу, Лондон (Великобритания) аэропорт имени Леонардо да Винчи, Рим (Италия) Бейрут (Ливан)
Пункт назначения	Мехрабад, Тегеран (Иран)
Рейс	PA110
Бортовой номер	N407PA
Дата выпуска	1965 год
Пассажиры	166
Экипаж	11
Погибшие	30
Выживших	147

См. также: Рейс 110

У выхода 10 стоял рейс 110 компании Pan Am, который в этот день выполнял Boeing 707-321B с бортовым номером N407PA (заводской — 18838, серийный — 412, выпущен в 1965 году) и именем Clipper Celestial. Его лётный экипаж состоял из командира Андрэ Эрбека (англ. Andrew Erbeck), второго пилота Роберта Дэвиса (англ. Robert Davison), и бортинженера Кеннета Пфранка (англ. Kenneth Pfrang). В салоне работали 8 человек. По лётной ведомости на борт должны были сесть 166 пассажиров, но фактически в самолёте находились 10 членов экипажа и 59 пассажиров, когда подбежавшие к переднему и кормовому выходам террористы бросили внутрь зажигательные фосфорные гранаты. Заправленные топливные баки воспламенились, вызвав сильный пожар, густой дым от которого быстро заполнил салон. Стюардессы сразу же начали эвакуацию, но 28 пассажиров и стюардесса Диана Перес (англ. Diana Perez) погибли на месте от полученных ожогов. Ещё один пассажир вскоре умер в больнице. Среди погибших пассажиров были все 11 человек из салона первого класса. Также погибли 14 сотрудников Saudi Aramco или члены их семей, жена командира экипажа (Бонни Эрбек (англ. Bonnie Erbeck)) и 4 высокопоставленных представителя из Марокко.

Угон самолёта Lufthansa

Угон Boeing 737 а/к Lufthansa
Boeing 737-130 компании Lufthansa, идентичный захваченному
Общие сведения
Дата	17 декабря—18 декабря 1973 года
Характер	Угон самолёта
Место	аэропорт имени Леонардо да Винчи, Рим (Италия)
Координаты	41°48′01″ с. ш. 12°14′20″ в. д.41.80028° с. ш. 12.23889° в. д. / 41.80028; 12.23889
Воздушное судно
Модель	Boeing 737-130
Авиакомпания	Lufthansa
Пункт вылета	аэропорт имени Леонардо да Винчи, Рим (Италия)
Остановки в пути	Афины (Греция) Дамаск (Сирия)
Пункт назначения	Кувейт
Бортовой номер	D-ABEY
Дата выпуска	25 января 1969 года (первый полёт)
Пассажиры	2 наземных сотрудника, 8 заложников и не менее 5 угонщиков
Экипаж	4
Погибшие	2

Вторая группа террористов направилась к рейсу 303 немецкой компании Lufthansa. По пути они также взяли в заложники ещё несколько итальянцев, а также двух наземных сотрудников авиакомпании. При попытке взять в заложники 20-летнего итальянского финансиста Антонио Зара (итал. Antonio Zara) тот оказал сопротивление, за что был тут же расстрелян. Рейс 303 в тот день выполнял Boeing 737-130 с бортовым номером D-ABEY (заводской — 19794, серийный — 127, первый полёт — 25 января 1969 года, силовые установки — два турбовентиляторных PW JT8D-7A). На его борту в тот момент находились командир Джо Крёзе (нем. Joe Kroese), второй пилот и две стюардессы. В 13:32 с 4 членами экипажа, 8 заложниками и 5 захватчиками на борту авиалайнер вылетел из Рима и вскоре приземлился в Афинах (Греция). В Афинах захватчики по радиосвязи потребовали освободить двух палестинских боевиков, ответственных за теракты в аэровокзале Афинского аэропорта. При этом захватчики утверждали, что они убили пятерых заложников, включая второго пилота. На самом деле же был убит только Доменико Ипполити (итал. Domenico Ippoliti) — 21-летний сотрудник ASA. Переговоры с греческими властями оказались безрезультатными, поэтому после 16-часовой стоянки в Афинах, в ходе которой террористы отпустили раненных заложников и выбросили на аэродром тело Ипполити, самолёт вылетел из аэропорта. Следующей остановкой должен был быть Бейрут, но ливанские власти отказались принимать самолёт. Также не разрешил посадку у себя и Кипр. Тогда после уговоров экипаж получил разрешение на посадку в Дамаске.

В аэропорту Дамаска на авиалайнер было погружено продовольствие и топливо. Сирийские власти попытались уговорить захватчиков отпустить заложников, но те отказались. После стоянки в несколько часов, самолёт вылетел из Дамаска и направился в Кувейт. Власти Кувейта запретили самолёту садиться у себя, но после длительных переговоров уступили. Уже ночью 18 декабря Боинг приземлился в Кувейтском аэропорту. В Кувейте после переговоров все оставшиеся заложники были освобождены взамен на обеспечение террористам свободного коридора в неизвестном назначении, разрешив им при этом оставить у себя оружие. Через некоторое время террористы были всё-таки задержаны кувейтскими властями, но к суду их привлекать не стали, якобы из-за отсутствия доказательств их вины. В ноябре 1974 года после очередного захвата самолёта, в ходе переговоров все пять боевиков были отпущены. Их дальнейшая судьба неизвестна.

Отрывок, характеризующий Теракты в аэропорту Рима (1973)

Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.