Столкновение над Нантом

<tr><th style="">Координаты</th><td class="" style=""> 47°02′ с. ш. 1°25′ з. д.47.033° с. ш. 1.417° з. д. / 47.033; -1.417    </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 68 </td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Воздушное судно</th></tr><tr><td colspan="2" class="" style="text-align:center; ">
Douglas DC-9-32 авиакомпании Iberia </td></tr><tr><th style="">Модель</th><td class="" style=""> Douglas DC-9-32 </td></tr><tr><th style="">Авиакомпания</th><td class="" style=""> Iberia </td></tr><tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Пальма-де-Мальорка (Балеарские острова, Испания) </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Хитроу, Лондон (Великобритания) </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> IB 504 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> EC-BII </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 19 июня1967 года </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 61 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 7 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 68 (все) </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 0 </td></tr><tr><th colspan="2" style="text-align:center; background:lightblue;">Второе воздушное судно</th></tr><tr><td colspan="2" class="" style="text-align:center; ">
CV-990-30A-5 авиакомпании Spantax</span>^ru_es </td></tr><tr><th style="">Модель</th><td class="" style=""> Convair CV-990-30A-5 </td></tr><tr><th style="">Авиакомпания</th><td class="" style=""> Spantax</span>^ru_es </td></tr><tr><th style="">Пункт вылета</th><td class="" style=""> Барахас, Мадрид (Испания) </td></tr><tr><th style="">Пункт назначения</th><td class="" style=""> Хитроу, Лондон (Великобритания) </td></tr><tr><th style="">Рейс</th><td class="" style=""> BX 400 </td></tr><tr><th style="">Бортовой номер</th><td class="" style=""> EC-BJC </td></tr><tr><th style="">Дата выпуска</th><td class="" style=""> 1962 год </td></tr><tr><th style="">Пассажиры</th><td class="" style=""> 99 </td></tr><tr><th style="">Экипаж</th><td class="" style=""> 8 </td></tr><tr><th style="">Погибшие</th><td class="" style=""> 0 </td></tr><tr><th style="">Выживших</th><td class="" style=""> 107 (все) </td></tr> </table> Столкновение над Нантом — авиационная катастрофа, произошедшая в понедельник 5 марта1973 года, когда в небе близ французского города Нант произошло столкновение двух испанских авиалайнеров — Douglas DC-9-32 авиакомпании Iberia и Convair CV-990-30A-5 авиакомпании Spantax</span>^ru_es. В результате столкновения DC-9 потерял управление и разбился, а CV-990 несмотря на полученные повреждения сумел совершить посадку на авиабазе Коньяк-Шатобернар</span>^ru_fr. В результате происшествия погибли 68 человек (все на борту DC-9).

Самолёты

Douglas DC-9

Столкновение над Нантом
Общие сведения
Дата	5 марта 1973 года
Время	12:52
Характер	Столкновение в воздухе
Причина	Ошибка авиадиспетчеров, недопонимание между диспетчерами и пилотами
Место	близ Ла-Планша</span>ruen, Атлантическая Луара, 25 км ЮВ радиомаяка Нанта (Франция)

Внешние изображения
	[aviation-safety.net/photos/displayphoto.php?id=19730305-2&vnr=2&kind=PC Борт EC-BII в июле 1971 года].

Douglas DC-9-32 (обозначение на момент выпуска) с регистрационным номером EC-BII (заводской — 47077, серийный — 148) по имеющимся данным был выпущен 19 июня 1967 года и 14 августа поступил к заказчику — испанской авиакомпании Iberia. 26 августа того же, 1967 года самолёт получил свидетельство о регистрации, а 30 августа — сертификат лётной годности. Два двухконтурных турбовентиляторных двигателя были модели Pratt & Whitney JT8D-7 (наработка левого — 3542 часа 40 минут, правого — 2765 часов 15 минут) с силой тяги 12 600 фунтов</span>^ru_en (56 кН) каждый. Пассажирская эксплуатация лайнера началась 1 сентября 1967 года, а общая наработка от этой даты составляла 10 852 часа 45 минут и 9452 циклов (полётов). Последняя проверка проводилась в аэропорту Пальма-де-Мальорка перед вылетом в роковой рейс.

Экипаж самолёта состоял из трёх пилотов (включая стажёра) и четырёх стюардов (бортпроводников):

• Командир воздушного судна — Луис Куэто Капелла (исп. Cueto Capella (Luis)). Родился 24 февраля 1936 года в Инфьесто</span>^ru_es (Астурия), женат, отец четверых детей. В авиакомпании Iberia с 8 февраля 1966 года. 11 января 1972 был квалифицирован на командира DC-9. Общий стаж в должности пилота 6612 часов, в том числе 1562 часа в ВВС. Налёт на DC-9 — 823 часа, включая 302 часа за последние 5 месяцев. В Великобританию через Нант с начала 1972 года летал 28 раз. Отдых перед полётом составил 12 с половиной часов.
• Второй пилот — Октавио Лафита Руэда (исп. Lafita Rueda (Octavio)). Родился 11 августа 1937 года в Сарагосе, женат, отец троих детей. В авиакомпании Iberia с 11 августа 1969 года. Квалификацию пилота DC-9 получил 25 марта 1970. Общий стаж в должности пилота 3378 часов, в том числе 1500 часов в ВВС. Налёт на DC-9 — 2278 часов, включая 326 часов за последние 5 месяцев. В Великобританию через Нант с начала 1972 года летал 14 раз. Отдых перед полётом составил 12 с половиной часов.
• Пилот-стажёр — Виктор Хосе Алькубьерре Камачо (исп. Alcubierre Camacho (Victor José)). Родился 27 декабря 1943 года в Лейде, женат, детей нет. В авиакомпании Iberia с 16 декабря 1971 года. Общий стаж в должности пилота 950 часов (все на DC-9), включая 292 часа за последние 5 месяцев. В Великобританию через Нант с начала 1972 года летал 30 раз. Отдых перед полётом составил 12 с половиной часов.
• Старший стюард — Хосе Гарсия Рамирес (исп. Garcia Ramirez (José)). Родился 31 июля 1931 года в Лусене, женат, отец троих детей. В авиакомпании Iberia с 30 июня 1966 года.
• Стюард — Тобирио Херардо Гомес Гутьеррес (исп. Gomez Gutierrez (Tobirio Gerardo)). Родился 16 апреля 1946 года в Вильяфранка-де-ла-Сьерре, холост. В авиакомпании Iberia с 29 марта 1972 года.
• Стюард — Антонио Очоа Кампильо (исп. Ochoa Campillo (Antonio)). Родился 17 ноября 1942 года в Мадриде, женат, отец двоих детей. В авиакомпании Iberia с 30 октября 1971 года.
• Стюардесса — Консепсьон Гонсалес Гонсалес (исп. Gonzalez Gonzalez (Concepcion)). Родилась 5 сентября 1944 года в Мадриде, не замужем. В авиакомпании Iberia с 1 марта 1973 года.

Convair 990 Coronado

Внешние изображения
	[www.abcdlist.nl/photo/cvjet/ecbjc.html Борт EC-BJC в апреле 1976 года].

Convair 990-30A-5 (CV-990A (30A-5)) с серийным номером 10-22 (встречается также вариант 30-10-22) был выпущен в 1962 году и изначально получил регистрационный номер N5610, после чего 16 апреля 1962 года поступил к заказчику — американской авиакомпании American Airlines. В 1967 году самолёт был продан испанской авиакомпании Spantax</span>^ru_es, в которую прибыл 19 февраля того же года. 28 февраля после перерегистрации получил новый номер — EC-BJC. В период с 1 апреля по 31 декабря 1967 года эксплуатировался в другой испанской авиакомпании — Iberia, после чего вернулся в Spantax. На нём были установлены четыре турбовентиляторных двигателя General Electric CJ805-23. Наработка составляла 24 775 часов, в том числе 1108 циклов (посадок) после последнего капитального ремонта. Последняя проверка проводилась в аэропорту Барахас перед вылетом в роковой рейс.

Экипаж самолёта состоял из двух пилотов, бортинженера и пяти стюардесс (бортпроводников):

• Командир воздушного судна — Хосе Антонио Аренас Родригес (исп. Arenas Rodriguez (José Antonio)). Родился 25 марта 1933 года в Барселоне, женат, отец троих детей. В авиакомпании Spantax с 20 мая 1966 года. 2 апреля 1967 года был квалифицирован на второго пилота CV-990, а 8 июля 1969 года — на командира CV-990. Общий стаж в должности пилота 8555 часов 24 минуты, в том числе 3252 часа 7 минут в ВВС. Налёт на CV-990 — 4681 час 5 минут, включая 188 часов 40 минут за последние 5 месяцев. В Великобританию через Нант с начала 1972 года летал 24 раза, в том числе 1 раз после внедрения системы RAC-7. Отдых перед полётом составил 34 часа.
• Второй пилот — Эстебан Сааведра Мартинес (исп. Saavedra Martinez (Esteban)). Родился 8 сентября 1933 года в Ла-Лагуне (Канарские острова), женат, отец восьмерых детей. В авиакомпании Spantax с 4 апреля 1966 года. Квалификацию второго пилота CV-990 получил 29 июня 1972 года. Общий стаж в должности пилота 9501 час 47 минут, в том числе 3060 часов 30 минут в ВВС. Налёт на CV-990 — 1790 часов 16 минут, включая 320 часов 54 минуты за последние 5 месяцев. В Великобританию через Нант с начала 1972 года летал 16 раз, в том числе 1 раз после внедрения системы RAC-7. Отдых перед полётом составил 9 с половиной часов.
• Бортинженер — Хосе Мария Гонсалес Сараус Навас (исп. Gonzalez Zaraus Navas (José Maria)). Родился 6 марта 1935 года в Толедо, женат, отец троих детей. В авиакомпании Spantax с 8 апреля 1967 года. Квалификацию на CV-990 получил 9 апреля, 1969 года. Общий налёт 5093 часа 31 минуту. Отдых перед полётом составил 33 часа 45 минут.
• Старшая стюардесса — Пилар Сарагоса Рамос (исп. Zaragoza Ramos (Pilar)). Родилась 12 ноября 1942 года в Сарагосе, не замужем. В авиакомпании Spantax с 4 июня 1965 года.
• Стюардесса — Долорес Руис Фернандес (исп. Ruis Fernandez (Dolores)). Родилась 17 февраля 1953 года в Севилье, не замужем. В авиакомпании Spantax с 22 июня 1972 года.
• Стюардесса — Кармен Дель Рио (исп. Del Rio (Carmen)). Родилась 20 апреля 1951 года в Мадриде, не замужем. В авиакомпании Spantax с 20 мая 1972 года.
• Стюардесса — Исабель Хиль Феррер (исп. Gil Ferrer (Isabel)). Родилась 5 августа 1952 года в Леоне, не замужем. В авиакомпании Spantax с 9 апреля 1971 года.
• Стюардесса — Кэти Карлсон (швед. Carlson (Kathy)). Родилась 27 мая 1947 года в Карлскруне (Швеция), не замужем. В авиакомпании Spantax с 24 марта 1971 года.

Катастрофа

20 февраля 1973 года во Франции началась незаконная забастовка гражданских авиадиспетчеров, которые требовали увеличения пенсионного пособия, а также разрешения на проведение забастовок, так как в 1964 году был принят указ, который запрещал им проводить забастовки. В этих условиях для управления воздушным движением в небе над Францией указом от 24 февраля были привлечены военные диспетчера, которые с 26 февраля начали работать за гражданских. Контроль за движением в небе выполнялся с использованием системы RAC-7, которая позволяла выполнять пересечения самолётов с временным интервалом 10 минут. В день происшествия по данным ближайших метеостанций небо в регионе был покрыто перистыми облаками с разрывами (облачность 7 из 8 окт), нижняя граница которых была 7500 метров, температура воздуха 13 °C.

DC-9 выполнял пассажирский рейс IB-504 из Пальмы (Испания) в Лондон (Великобритания) и в 11:24 с 61 пассажиром и 7 членами экипажа на борту вылетел из аэропорта Пальма-де-Мальорка. В 12:19 следуя на эшелоне 310 (9,4 км) по воздушному коридору W132 (Коньяк — Нант) экипаж первый раз вышел на связь с диспетчерским центром Марина (фр. Marina, Мон-де-Марсан). В 12:25 экипаж доложил, что рассчитывает прохождение Нанта в 12:52. В 12:32 по просьбе своих коллег из диспетчерского центра Менгир (фр. Menhir, Брест), диспетчер в Марине дал указание рейсу 504 снизиться и занять эшелон 290 (8,8 км). В 12:36 экипажу было дано указание переходить на связь с центром Менгир. В 12:41 рейс 504 связался с центром Менгир и доложил о следовании на эшелоне 290, а также уточнённое время прохождения Нанта — 12:54. Это был последний радиообмен с DC-9.

CV-990 выполнял дополнительный рейс BX-400 из Мадрида в Лондон и в 12:01 с 99 пассажирами и 8 членами экипажа на борту вылетел из аэропорта Барахас. В диспетчерские центры Марина и Менгир план его полёта при этом не передавали. В 12:24 следуя по воздушному коридору W187 (Бильбао — Нант — Динар</span>^ru_fr) экипаж попытался в первый раз связаться с центром Марина, но частота была настроена неправильно. После того, как была выставлена правильная частота, в 12:28 экипаж рейса 400 установил связь с Мариной и доложил, что следует на эшелоне 260 (7,9 км) и рассчитывает пройти Нант в 12:52. В 12:30 диспетчер в Марине дал указание рейсу 400 подниматься и занимать эшелон 290. В 12:37 из диспетчерского центра Менгир по телефону сообщили, что почти все эшелоны заняты, а свободен только 290, да и тот разрешено занимать только если прохождение Нанта будет не раньше, чем в 13:00. В 12:42 диспетчер передал рейсу 400 указание, чтобы тот прошёл Нант в 13:00; экипаж подтвердил получение указания. Однако вскоре экипаж понимает, что снижения скорости недостаточно и Нант будет пройден до указанного времени. В связи с этим в 12:50 с самолёта запрашивают разрешение выполнить разворот на 360°, чтобы удлинить таким образом траекторию полёта до Нанта. Однако связь с Мариной уже была неустойчивой, а связь с Менгиром экипаж ещё не устанавливал, то есть рейс 400 фактически оказался в изоляции. В 12:51 с самолёта доложили на землю, что они начинают выполнять правый разворот.

В 12:52 в 25 километрах юго-восточнее радиомаяка Нанта на эшелоне 290 повернувший уже на 100° «Конвэйр» врезался в «Дуглас». В результате столкновения DC-9 взорвался, а затем перейдя в вертикальное падение врезался в землю. Все 68 человек на его борту погибли. У CV-990 произошло разрушение части левой плоскости крыла до первого двигателя (крайний левый), однако управление самолётом всё же сохранилось, хотя и было значительно затруднено.

Немного погодя диспетчер в Менгире связался с коллегами в центре Раки (Тур) и сказал, что наблюдает у себя на экране радиолокатора неизвестный самолёт, следующий по курсу 90°, после чего попросил идентифицировать его. В 12:56 экипаж рейса 400 объявил первый сигнал бедствия «Mayday». Этот сигнал услышал экипаж рейса IB-163, который транслировал его в диспетчерский центр Марина. После этого экипаж теряющего высоту рейса 400 сообщил о намерении совершить посадку в аэропорту Бордо</span>^ru_en. В это время по направлению из Тура к югу следовал Lockheed T-33 французских ВВС. В 13:07 диспетчеры дали ему указание перехватить терпящий бедствие авиалайнер и провести его к Туру, однако установить связь между собой экипажи обоих самолётов не смогли. В 13:18 рейс 400 установил связь с диспетчерским центром аэропорта Бордо и получил разрешение выполнять заход на посадку. Однако экипаж перепутал аэродромы и начал выполнять заход на военный Коньяк-Шатобернар</span>^ru_fr. В 13:28 повреждённый CV-990 совершил жёсткую посадку на военном аэродроме, но при самой посадке никаких повреждений не получил. Все люди на борту благополучно эвакуировались по аварийным надувным трапам. Никто из 107 человек на борту не пострадал.

Причины

По мнению французской комиссии, аварийная ситуация возникла из-за того, что военные диспетчеры центра Марина дали указание занимать одну и ту же высоту двум рейсам, которые должны были пройти Нант в одинаковое время. Диспетчеры центра Менгир для предотвращения происшествия начали разводить самолёты с интервалом по времени. Однако в результате дистанции между самолётами были меньше нормальных, что в таких условиях требовало полного радиолокационного контроля за всеми самолётами в регионе и безупречной радиосвязи с ними, но эти требования не были соблюдены. К тому же из-за различных задержек, сложностей передачи рейсов от одного диспетчерского центра другому, а также из-за плохой радиосвязи между самолётами и землёй пилоты и диспетчеры начали путаться в ситуации. И в этот опасный момент экипаж самолёта Spantax понял, что не может пройти Нант позже требуемого. Тогда не зная своего точного местонахождения и не получая разрешения от диспетчера, он начал самовольно выполнять разворот для удлинения маршрута, в ходе которого пересёк траекторию самолёта Iberia. Диспетчеры центра Менгир наблюдали рейс 400 на своих радарах, но не смогли идентифицировать его. Кроме того, если бы между данными рейсом и диспетчерским центром на заключительном этапе существовала радиосвязь, то это позволило бы предотвратить катастрофу.

Последствия

После катастрофы не менее 16 авиакомпаний прекратили полёты над Францией как минимум на неделю. Французские гражданские авиадиспетчеры прекратили свою забастовку 21 марта 1973 года, причинив отрасли значительный финансовый урон.

На месте падения DC-9 был установлен памятник.

Литература

• [www.bea.aero/docspa/1973/ec-c730305/pdf/ec-c730305.pdf Rapport final de la Commission d'Enquête sur la collision du DC 9 EC-BII de la Compagnie Iberia et du Coronado EC-BJC de la Compagnie Spantax (Région de Nantes 5 mars 1973)] (фр.). Bureau d'enquêtes et d'analyses pour la sécurité de l'aviation civile (1 mars 1975). Проверено 28 декабря 2014. [www.webcitation.org/6RuzWGXqj Архивировано из первоисточника 18 августа 2014].
  • [www.bea.aero/docspa/1973/ec-c730305/htm/ec-c730305.html HTML версия отчёта] (фр.). Проверено 28 декабря 2014. [www.webcitation.org/6RuzYUU7u Архивировано из первоисточника 18 августа 2014].
• [www.aaib.gov.uk/sites/aaib/publications/formal_reports/7_1975__ec_bii_and_ec_bjc.cfm Iberia DC9, EC-BII and Spantax Coronado, EC-BJC. Report on the collision in the Nantes area, France, on 5 March 1973] (англ.). Air Accidents Investigation Branch (July 1975). Проверено 28 декабря 2014.

Ссылки

• [archive.is/fiQg L'accident d'avion DC9] (фр.). Проверено 28 декабря 2014.

Отрывок, характеризующий Столкновение над Нантом

Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.