Чан-Чан

Чан-Чан (кечуа Chan Chan, исп. Chan Chan) — бывший центр культуры чиму и столица государственного образования Чимор. Расположен на тихоокеанском побережье на севере Перу, к западу от города Трухильо в регионе Ла-Либертад.

История

Город возник около 1300 года и по сегодняшний день занимает площадь около 28 км². Вероятно, он был самым крупным городом своего времени на южноамериканском континенте и одним из крупнейших городов мира, построенных из самана. В период наибольшего расцвета в нём жило примерно 60 тысяч человек и в городе в большом количестве хранились золото, серебро и керамические изделия.

Столица чиму состояла изначально из девяти автономных округов, каждый из которых управлялся отдельным правителем, проявившим доблесть в бою. Эти правители почитались как короли. Каждый округ имел собственные места захоронений с богатыми вложениями в них драгоценных камней, керамических изделий и с десятками скелетов молодых женщин.

Когда в конце XV века пришли завоеватели-инки, они не могли взять Чан-Чан военным путём. Поэтому нападающие соорудили дамбу для того, чтобы повернуть реку, на которой стоял Чан-Чан, в другом направлении. Лишь нехватка воды заставила осаждённых сдаться инкам. После завоевания инками город стал терять своё значение. Однако разрушили и разграбили его не инки, которые больше стремились к расширению своей империи, чем к богатству. Разрушение пришло, когда Империей Инков завладели испанцы. От всей культуры чиму после этого мало что осталось. Сегодня сохранились лишь огромные ареалы с обветшалыми домами из самана и руины культовых сооружений.

Современное состояние

В последние годы к усиленной эрозии древнего города приводит феномен Эль-Ниньо. Десятилетиями в этой местности едва бывали осадки, однако вместе с переменой климата ежегодные бури становятся всё сильнее и видоизменяют пустынные прибрежные территории.

Лучше всего сохранился район Чуди, названный в честь швейцарского исследователя Иоганна Якоба фон Чуди. Этот район постепенно восстанавливается и открыт для посещения туристов. Здесь можно увидеть некоторые праздничные залы с роскошными орнаментами. До 1998 года саманные сооружения покрывали специальной глазурью, защищавшей их от осадков. Однако с тех пор феномен стал настолько силён, что необходимо было построить стальные леса, чтобы древние сооружения не размыло.

В 1986 году Чан-Чан обрёл статус Всемирного наследия ЮНЕСКО. Одновременно из-за изменения климата и усилившихся разрушений руины города были внесены в Красный список объектов Всемирного наследия, находящихся под угрозой уничтожения. В наше время комплексу угрожает помимо этого повышение уровня грунтовых вод, а также нелегальные поселения на его территории.

Ссылки

[all-minerals.ru/glinyanye-pamyatniki/ Глиняные памятники]

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 366 [whc.unesco.org/ru/list/366 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/366 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/366 фр.]

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Чан-Чан

Отрывок, характеризующий Чан-Чан

– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.