Чернопёрая акула

Чернопёрая акула
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Группа:  Рыбы Класс:  Хрящевые рыбы Подкласс:  Пластиножаберные Инфракласс:  Euselachii Клада:  Neoselachii Надотряд:  Акулы Отряд:  Кархаринообразные Семейство:  Серые акулы Подсемейство:  Серые, или пилозубые акулы Триба:  Carcharhinini Род:  Серые акулы Вид:  Чернопёрая акула
Международное научное название
Carcharhinus limbatus (Müller & Henle, 1839)
Синонимы
Carcharhinus limbata (Müller & Henle, 1839) Carcharhinus natator Meek & Hildebrand, 1923 Carcharhinus tilstoni (non Whitley, 1950) Carcharias abbreviatus Klunzinger, 1871 Carcharias aethalorus Jordan & Gilbert, 1882 Carcharias aethlorus Jordan & Gilbert, 1882 Carcharias ehrenbergi Klunzinger, 1871 Carcharias limbatus Müller & Henle, 1839 Carcharias maculipinna Günther, 1868 Carcharias microps Lowe, 1841 Carcharias muelleri Steindachner, 1867 Carcharias phorcys Jordan & Evermann, 1903 Carcharias pleurotaenia Bleeker, 1852 Carcharinus limbatus (Müller & Henle, 1839) Eulamia pleurotaenia (Bleeker, 1852) Galeolamna pleurotaenia tilstoni (non Whitley, 1950) Gymnorhinus abbreviatus (Klunzinger, 1871) Gymnorrhinus abbreviatus Hemprich & Ehrenberg, 1899
Ареал
Охранный статус
Близки к уязвимому положению IUCN 3.1 Near Threatened: [www.iucnredlist.org/details/3851 3851 ]
Систематика на Викивидах Поиск изображений на Викискладе

Чернопёрая акула (лат. Carcharhinus limbatus) — вид рода серых акул, принадлежащего к одноимённому семейству отряда кархаринообразных. Широко распространёны в прибрежных тропических и субтропических водах по всему миру, в том числе могут жить в солоноватой воде. Генетические анализы показали существование значительных внутривидовых различий, популяция западной части Атлантического океана изолирована и отличается от популяций других регионов своего ареала. У чернопёрых акул характерное для представителей своего семейства веретенообразное тело, короткое и заострённое рыло, длинные жаберные щели, гребень между спинными плавниками отсутствует. У большинства особей кончики плавников имеют чёрную окантовку. В среднем эти акулы достигают длины 1,5 м.

Будучи активными хищниками, чернопёрые акулы охотятся на мелких стайных рыб. По сравнению с прочими представителями семейства они считаются довольно робкими. Как взрослые, так и молодые особи образуют скопления, в которых наблюдается сегрегация по размеру. Подобно остальным серым акулам они размножаются живорождением. Самки приносят ежегодно от 1 до 10 новорождённых. Молодь сначала держится на мелководье. Взрослые самки возвращаются рожать в те же природные питомники, в которых они сами появились на свет. В случае отсутствия самцов они способны размножаться путём партеногенеза.

Как правило, чернопёрые акулы побаиваются людей и не представляют опасности, однако при наличии пищи они становятся агрессивными и могут напасть. Они являются объектом целевого коммерческого промысла, представляют ценный трофей для рыболовов-любителей.

Таксономия

Чернопёрая акула впервые была описана как Carcharias (Prionodon) limbatus в 1839 году французским зоологом Ашилем Валансьеном в труде Иоганна Мюллера и Фридриха Генле «Systematische Beschreibung der Plagiostomen». Типовыми экземплярами были две особи, пойманные у берегов Мартиники и впоследствии утраченные. Позже этот вид был отнесён к роду Carcharhinus. Видовой эпитет происходит от латинского слова лат.  limbatus — «окаймленный» и объясняется наличием чёрной полоски, окаймляющей края плавников этой акулы.

Филогенез и эволюция

Ближайшими родственниками чернопёрых акул первоначально считались грациозная акула (Carcharhinus amblyrhynchoides) и короткопёрая серая акула (Carcharhinus brevipinna) из-за сходства в морфологии и поведении. Однако эта интерпретация не подтверждена исследованиями ДНК, которые указывают на близость с черноносой акулой (Carcharhinus acronotus).

Анализ ДНК также выявил наличие двух изолированных популяций в пределах этого вида; представители одной обитают в западной части Атлантического океана, а другой — в восточной части Атлантического океана, в Индийском и Тихом океанах. Представители этих популяций отличаются друг от друга по морфологии, окраске и характеристикам жизненного цикла.

Внешний вид

У чернопёрой акулы торпедообразное, обтекаемое тело, длинное заострённое рыло, сравнительно маленькие глаза и пять пар жаберных щелей, которые по длине превосходят жаберные щели аналогичных видов серых акул. Во рту по 15 зубных рядов с обеих сторон каждой челюсти и по 2 зуба на симфизе (по центру) верхней челюсти и 1 на нижней. Зубы широкие, с высоким, узким острием и зубчатыми краями. Первый спинной плавник высокий и серповидный, имеется короткий свободный кончик. Гребень между первым и вторым спинными плавниками отсутствует. Грудные плавники крупные, заострённые и серповидные.

Окраска дорсальной поверхности тела от серого до коричневого цвета, брюхо белое, по бокам проходит заметная белая полоса. Хвостовой плавник с длинной верхней лопастью и чёрными краями. Кончики грудных, первого и второго спинных плавников, как правило, окантованы чёрным цветом. Брюшные плавники и изредка анальные тоже могут иметь чёрные кончики. Некоторые крупные особи почти лишены тёмной окантовки плавников. Чернопёрые акулы могут временно потерять окраску во время цветения воды, вызванного кокколитофоридами. Максимальная зарегистрированная длина составляет 2,8 м, а масса 123 кг, средний размер не превышает 1,5 метров, а масса колеблется в пределах 20—45 кг.

Ареал

В Атлантическом океане чернопёрая акула встречается от прибрежных вод штата Массачусетс до Бразилии, в том числе в Мексиканском заливе и Карибском море, и от Средиземного моря, о. Мадейры и Канарских островов до Конго. Её можно встретить по всему периметру Индийского океана от берегов Южной Африки и Мадагаскара до Аравийского полуострова и Индийского субконтинента. В западной части Тихого океана она распространена в южной части Китая, на севере Австралии, в том числе на Филиппинах и в Индонезии. В восточной части Тихого океана этот вид распространён от Калифорнии до Перу. Кроме того, есть данные о его присутствии у островов Тихого океана, включая Новую Каледонию, Таити, Маркизские острова, Гавайи, Ревилья-Хихедо и Галапагосские острова.

В прибрежных водах чернопёрые акулы часто появляются в местах впадения рек в океан и заходят в мангровые заросли в эстуариях крупных рек. Как правило, они не опускаются глубже 30 м, хотя есть данные, что эту акулу встречали на глубине 64 м. Хотя иногда чернопёрые акулы уплывают на некоторое расстояние от берега, в целом они предпочитают прибрежные воды. Акулы, принадлежащие к популяции восточного побережья Соединенных Штатов, сезонно мигрируют, летом двигаясь на север к Северной Каролине и перемещаясь зимой на юг до Флориды.

Биология и экология

Чернопёрые акулы — чрезвычайно быстрые и энергичные хищники, которые обычно образуют большие стаи, в которых наблюдается сегрегация по полу и возрасту. Самцы и небеременные самки держатся отдельно от беременных самок, и обе эти группы не смешиваются с молодью. В бухте Terra Ceia, штат Флорида, молодые чернопёрые акулы днём образуют скопления, а на ночь расходятся. Чернопёрые акулы чаще собираются в стаи в начале лета, когда на свет появляется потомство; предположительно, такое поведение помогает им спастись от хищников (в основном крупных акул). Взрослые акулы практически не имеют естественных врагов.

Чернопёрые акулы способны выпрыгивать из воды и совершать три-четыре оборота вокруг своей оси. В некоторых случаях этот прыжок представляет собой финальную стадию атаки, в ходе которой акулы мчатся вертикально к поверхности воды и проходят сквозь косяк рыб, по инерции выскакивая из воды. Наблюдения на Багамах дают основания полагать, что чернопёрые акулы могут совершать подобные прыжки, чтобы избавиться от паразитов (Echeneis naucrates), которые раздражают кожу акул и снижают её гидродинамику. Во время этих прыжков акулы в среднем развивают скорость 6,3 м/с.

Чернопёрые акулы довольно робки, в конкурентной борьбе за пищу они уступают галапагосским (Сarcharhinus galapagensis) и белопёрым серым акулам (Сarcharhinus albimarginatus) сопоставимого с ними размера. В конфликтных ситуациях они демонстрируют характерное агрессивное поведение: подплывают к раздражающему объекту и разворачиваются обратно, опускают грудные плавники, наклоняют голову, приподнимают хвост и раскрывают челюсти. Весь «ритуал» длится около 25 секунд.

Рацион и пищевое поведение

Рацион чернопёрых акул на 90 % составляют костистые и хрящевые рыбы. Их добычей становятся сардины, сельди, анчоусы, элопсы, ариевые, рыбы-свистульки, камбалы, пальцепёры, кефали, скумбрии, ставриды, морские окуни, морские караси, летриновые, горбыли, спинороги, кузовки и рыбы-ежи. Также они питаются скатами и мелкими акулами — такими, как куньи и длиннорылые акулы, иногда поедают головоногих моллюсков и ракообразных. В Мексиканском заливе наиболее важной добычей чернопёрых акул являются заливный менхаден (Brevoortia patronus) и крокер обыкновенный (Micropogonias undulatus). У берегов Южной Африки основу рациона составляют ставриды и сельди.

Пик охоты приходится на рассвет и на сумерки. В стаях при наличии большого количества пищи чернопёрые акулы склонны впадать в пищевое безумие</span>^ru_en — состояние, в котором стая акул начинает неистово рвать зубами любой движущийся объект, в том числе и друг друга.

Жизненный цикл

Подобно прочим представителям рода серых акул, чернопёрые акулы являются живородящими. Развивающиеся эмбрионы получают питание посредством плацентарной связи с матерью, образованной опустевшим желточным мешком. Желточный мешок истощается на 10 или 11 неделе беременности, когда эмбрион достигает размеров 18—19 см.

У самок имеется один функциональный яичник и две функциональные матки, каждая из которых разделена на отсеки с одним эмбрионом внутри каждого отсека. Беременность длится 10—12 месяцев; поэтому если спаривание у чернопёрых акул происходит с весны до начала лета, то роды приходятся примерно на то же время в следующем году.

В помёте в среднем 4—7 (1—10) новорождённых. Самки приносят потомство раз в два года. Роды происходят у берега на мелководье, где много пищи и меньше крупных хищников. Несмотря на то, что взрослые чернопёрые акулы очень мобильны и способны преодолевать большие расстояния, они демонстрируют высокую степень филопатрии и возвращаются рожать туда, где сами появились на свет. У восточного побережья США длина новорождённых составляет 55—60 см, а у берегов Северной Африки и 61—65 см. Смертность в течение первых 15 месяцев жизни достигает 61—91 %; при этом основную угрозу представляют хищники и недостаток пищи.

Молодые акулы остаются на мелководье до первой осени своей жизни, а затем мигрируют к местам зимовки. Темпы роста этого вида с возрастом замедляются: за первые шесть месяцев молодняк вырастает на 25—30 см, затем на 20 см в год и прибавляет по 10 см в год до созревания; ежегодный прирост у взрослых акул не превышает 5 см. В северо-восточной Атлантике самцы и самки созревают при длине 1,4—1,5 м и 1,6 м соответственно, в Мексиканском заливе 1,3—1,4 м и 1,5—1,6 м,, у берегов Южной Африки 1,5 м и 1,6 м, а в прибрежных водах Северной Африки 1,7 м и 1,8 м.

Половая зрелость наступает на 4—5 году у самцов и 7—8 году у самок. Максимальная продолжительность жизни — не менее 12 лет.

В 2007 году 9-летняя самка чернопёрой акулы, жившая в аквариуме Морского научного центра Вирджинии оказалась беременной и разрешилась от бремени новорождённой женского пола, хотя никогда не спаривалась с самцами. Генетический анализ подтвердил, что её потомство было продуктом партеногенеза — формы бесполого размножения. Поскольку ранее случай партеногенеза был зафиксирован у молотоголовой акулы, то вполне возможно, что у акул бесполое размножение распространено шире, чем считалось ранее.

Взаимодействие с человеком

Есть сообщения о том, что чернопёрые акулы интересуются дайверами, оставаясь на безопасном расстоянии. В большинстве случаев эти робкие акулы не считаются опасными для человека; тем не менее в присутствии раненой рыбы (например, на подводной охоте) они легко приходят в возбуждение и могут укусить аквалангиста. Их размер и скорость достаточны, чтобы нанести человеку серьёзные травмы. К 2008 году в списке International Shark Attack File было зафиксировано 28 неспровоцированных нападений (одно с летальным исходом) и 13 спровоцированных нападений, приписываемых этому виду. Чернопёрые акулы ежегодно несут ответственность за 16 % нападений акул у берегов Флориды. Большинство атак этого вида приводит лишь к незначительным ранениям.

Чернопёрые акулы — наиболее распространённый вид крупных акул, обитающий в прибрежных водах. Они являются объектом целевого промысла по всему миру. Их ловят с помощью ярусов, ставных донных сетей, донных тралов. Их мясо высоко ценится и поступает в продажу в свежем, замороженном и вяленом виде. Плавники используют для приготовления супа, кожу выделывают, из жира печени производят витамины, а из остатков туши — рыбной муки.Чернопёрые акулы являются одним из наиболее важных объектов рыболовства в северо-западной Атлантике, занимая второе место после серо-голубой акулы (Carcharhinus plumbeus). Мясо последних ценится выше, поэтому иногда под его видом в США продают мясо чернопёрых акул. В Индии, Мексике, Средиземном море, Южно-Китайском море и на севере Австралии также ведётся активный коммерческий промысел чернопёрых акул.

Чернопёрая акула пользуется популярностью среди рыболовов во Флориде, в Карибском бассейне и в Южной Африке. Этот вид включен в список промысловых рыб International Game Fish Association</span>^ru_en. Попавшись на крючок, чернопёрые акулы активно сопротивляются и иногда выпрыгивают из воды. С 1995 года число акул, пойманных в США рыболовами-любителями, приблизилось или даже превысило численность добычи коммерческого промысла. Международный союз охраны природы оценил статус сохранности вида как «Близкий к уязвимому положению», так как низкий уровень репродукции делает его уязвимым к перелову. Соединенные Штаты и Австралия являются единственными странами, в которых лов чернопёрой акулы регулируется на государственном уровне.

Отрывок, характеризующий Чернопёрая акула

Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.