Шамши-Адад V

Шамши-Адад V аккад. «Моё Солнце — бог Адад»<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Деталь стелы Шамши-Адада (Британский музей)</td></tr>
Ассирийский царь
824 — 811 до н. э.
Предшественник:	Салманасар III
Преемник:	Шаммурамат
Отец:	Салманасар III

Шамши-Адад V — царь Ассирии приблизительно в 824—811 годах до н. э.

Биография

Ранние годы

Шамши-Адад V — младший сын Салманасара III. Ещё при жизни отца был назначен им своим преемником, что вызвало недовольство старшего сына Ашшур-дани-наплу, вылившееся в восстание 827 — 822 годов до н. э. Только с помощью вавилонского царя Мардук-закир-шуми I, которому Шамши-Адад вернул территории, отнятые у того Салманасаром III и признал верховную власть вавилонского царя, Шамши-Ададу удалось в 822 году до н. э. подавить этот мятеж. Судя по «канону эпонимов» реорганизовал чиновничий аппарат.

Правление

Урартская угроза

За время гражданской войны в Ассирии (827—822 годы до н. э.) урартский царь Ишпуини (ассир. Ушпина) вышел на побережье Урмийского озера и включил Гильзан в состав Урарту. Он, по-видимому, так же нанёс тяжелое поражение царю Манны, так как в качестве гегемона приурмийских царств и племен в 20-х годах IX века до н. э. выступил уже не маннейский царь, а Шарцина, сын Мектиары царь Внутренней Замуа.

Походы в Наири

Три года подряд Шамши-Адад V снаряжал походы против Наири.

Во время первого похода (822 год до н. э.) он получил дань в виде упряжных лошадей. Второй поход был более серьёзен. В 821 году до н. э. ассирийское войско под руководством полководца Мутаррис-Ашшура выступило в поход против Сигриса. Главными противниками ассирийцев во время этого похода были Шарцина и урартский царь Ишпуини. Ассирийцы захватили 300 поселений Шарцины, 11 укрепленных городов и 200 поселений Ишпуини.

По-видимому, Шамши-Ададу V удалось сломить сопротивление урартского царя Ишпуини, хотя последний и отрицал успехи ассирийцев. Надпись Шамши-Адада сообщает, что Мутаррис-Ашшур дошёл до «моря захода Солнца» (вероятно, до Каспийского моря, которое ассирийцам, очевидно, представлялось одним с Чёрным и Средиземным морями, в отличие от «моря восхода Солнца» — Персидского залива). При возвращении на родину ассирийцы перебили воинов сунбийцев (племя на западных границах с Манной) и приняли дань от всех царей Наири упряжными лошадями.

Походы в район Мидии и Манны

В 820 году до н. э. Шамши-Адад V предпринял крупный поход против мидян. Переправившись через Малый Заб и через гору Цилар и вторгся в Наири. Царь Хубушкии Дади, царь Шарцина, страны Сунба, Манна, Парсуа, Таурула принесли дань упряжными лошадьми. Население страны Месси побросало свои поселения и бежали в горы, Шамши-Адад последовал за ними и разгромил их. 500 поселений мессийцев были разрушены. Решив, что их положение в приурмийском районе достаточно прочно, ассирийцы вступили в горы Гизильбунды.

После взятия первой горной крепости Кинаки в этом округе, два гизильбундских вождя — Титамашки из Сазиашу и Киара из Карсибуту — прислали умилостивительную дань в виде упряжных лошадей. Третий Пиришати, которому ассирийская надпись приписывает титул «царь гизильбундцев», решил оказать сопротивление. Все жители Гизильбунды сошлись в его крепости Ураш, однако архаическая крепость не могла устоять против осадной техники ассирийцев. Ураш и окрестные мелкие крепости были взяты причём, по ассирийским данным 6 тыс. воинов пало в битве, а 1200 воинов вместе с самим Пиришати были захвачены в плен. Ещё один гизильбундский вождь Энгур выразил покорность Шамши-Ададу V и в его крепости Сибаре ассирийский царь воздвиг стелу со своей надписью и изображением.

Затем Шамши-Адад V двинул свои войска в Мидию, которая находилась под единым руководством военного вождя всего племенного союза Ханасирука. Резиденцией последнего была крепость Сагбиту. Ханасирук со своими людьми при приближении ассирийцев попытался укрыться в горах Эльбурса, но Шамши-Адад вынудил мидян к сражению и одержал победу. 2300 мидян было убито, а 140 всадников попало в плен. Ассирийцы разорили 1200 мидийских поселений, в том числе и крепость Сагбиту. На обратном пути, когда ассирийцы перевалили через горы между Казвином и Хамаданом им преградил дорогу Мунсуарта, правитель Аразиаша, округа лежавшего, по-видимому, неподалеку от Хамадана. Ассирийцы разбили войско Мунсуарты; 1070 человек было убито и большое количество людей попало в плен. В качестве добычи в руки ассирийцев попали большие стада скота. 28 правителей различных округов Мидии и Парсуа принесли дань.

Война с Вавилонией

В 819 году до н. э. Шамши-Адад V начал боевые действия против Вавилонии и вновь подчинил её своей власти. Остался договор Шамши-Адада с вавилонским царём Мардук-закир-шуми I, текст которого сохранился крайне фрагментарно.

В течение трёх лет Шамши-Адад вел войны с восставшей провинцией Кадмухе. Список эпонимов упоминает под 818, 817 и 816 годах до н. э. походы ассирийской армии на город Тилле (тоже что и Тилули), столицу Кадмухе.

В дальнейшем Шамши-Адад V успешно воевал с новым вавилонским царем Мардук-балашу-икби, пытавшимся с помощью эламитов и халдеев свергнуть верховную власть ассирийского царя. Список эпонимов упоминает походы: 815 год до н. э. — против Зарату, 814 год до н. э. — против Дера, во время которого произошла битва при Дур-Папсуккале, 813 год до н. э. — против Ахсаны, 812 год до н. э. — против Халдеи, 811 год до н. э. — против Вавилона. Эти походы показали военное превосходство Ассирии. Была установлена выгодная для ассирийцев линия границы. Шамши-Адад обложил данью царей халдейских государств Вавилонии, а также подчинил себе племена кочевавшие по нижнему течению Тигра.

Несмотря на эти победы, Шамши-Адад V даже не пытался двинуться на запад от Евфрата. Сирия, таким образом, была потеряна для Шамши-Адада.

Шамши-Адад V правил 13 лет.

Литература

• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.

Новоассирийский период
Предшественник: Салманасар III	царь Ассирии ок. 824 — 811 до н. э.	Преемник: Шаммурамат

Отрывок, характеризующий Шамши-Адад V

Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.