Тиглатпаласар III

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тиглатпаласар III
аккад. Tukultī-apil-Ešarra<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Царь Ассирии
745 до н. э. — 727 до н. э.
Предшественник: Ашшур-нирари V
Преемник: Салманасар V
 
Вероисповедание: Шумеро-аккадская мифология
Смерть: 727 до н. э.(-727)
Род: IX вавилонская династия
Дети: сын: Салманасар V

Тиглатпаласар III (ассир. Тукульти-апал-Эшарра, переводится как «Защити наследника, Эшарра»; библ. Феглафелласар и Фул) — царь Ассирии приблизительно в 745727 годах до н. э.





Биография

Начало правления и реформы

Тиглатпаласар III пришёл к власти в ходе гражданской войны 746 — 745 годах до н. э. Опираясь на поддержку военной знати он захватил престол 13 айару (апрель — май) 745 года до н. э., после свержения Ашшур-нирари V. В самом начале своего правления Тиглатпаласар провёл ряд реформ, способствующих стабилизации внутриполитического положения в государстве и обусловивших новый подъём Ассирии. Так он разделил прежние большие области на множество мелких.

Во главе тех стояли уже не наместники, а «областеначальники», по большей части из евнухов, поэтому царь мог не опасаться, что создастся новая династия. Была реорганизована и ассирийская армия. Теперь она формировалась не из военных колонистов и ополчения, а из наёмников, впоследствии и из военнопленных. Постоянное профессиональное войско находилось на полном содержании у царя. Этот шаг помимо повышения боеспособности и численности армии увеличивал также независимость царя от общин, прежде выставлявших ополчение. Армия стала единообразно экипирована и превосходно обучена. Именно ассирийцы первыми начали широко применять стальное оружие. Они же впервые ввели два новых рода войск — регулярную кавалерию и сапёров.

Кавалерия, заменившая традиционные отряды колесниц, позволяла наносить внезапные стремительные удары, застигая противника врасплох и нередко добиваясь успеха малыми силами, а также преследовать разбитого противника вплоть до его полного уничтожения. Отряды саперов прокладывали дороги и наводили переправы, позволяя ассирийскому войску преодолевать местности, считавшиеся непроходимыми. И они же впервые дали возможность вести правильную осаду крепостей с применением осадного вала, насыпей, стенобитных машин и т. п., либо путём полной блокады, позволяющей взять город измором. Наконец, новая ассирийская армия имела превосходно налаженную службу разведки и связи. Это ведомство считалось столь важным, что во главе его обычно стоял наследник престола.

Изменилось отношение ассирийцев и к населению завоеванных территорий. Если раньше значительная часть пленных вырезалась и лишь некоторая часть работоспособных жителей уводилась голыми и в шейных колодках в рабство, то, начиная с Тиглатпаласара III, это было признано нецелесообразным и менее выгодным для доходов Ассирийского государства. Теперь население, поскольку территорию удавалось включить в состав Ассирии, либо оставлялось на месте и облагалось тяжелыми налогами, либо, чаще, выселялось в организованном порядке, с частью имущества, детьми и т. д. в ранее разоренные ассирийскими походами районы на другом краю державы. Этим обеспечивалась более рациональная эксплуатация территорий державы и более регулярное поступление доходов с них, а также перемешивание населения, имевшее целью затруднить для покорённых народов возможность сговориться о сопротивлении.

Военные походы

Тиглатпаласар III был не только выдающимся администратором, но блестящим полководцем и реалистичным политиком. Уже в первый год своего правления, в месяце ташриту (сентябрь — октябрь) 745 года до н. э. он двинул свои войска в Вавилонию. Вавилонский царь Набонасар призвал Тиглатпаласара на помощь против халдеев и эламитов. Тиглатпаласар прошёл всю Вавилонию до самого Персидского залива, громя халдейские племена, и выселяя в Ассирию множество пленных, но он не причинил никакого ущерба городам и всячески подчеркивал свою роль их защитника и покровителя. За свою помощь Тиглатпаласар стал сюзереном вавилонского царя и принял титул «царь Шумера и Аккада» .

В 744 году до н. э. ассирийские войска, по-видимому, уже с предшествующего года готовившиеся к походу (об этом говорит сообщение о постройке крепости, как стратегической базы и заселение вавилонскими переселенцами области Замуа), выступили на восток. Поднявшись вверх по долине реки Диялы, ассирийцы вступили на территорию Парсуа, и подвергли разгрому несколько мельчайших государств, которые анналы называют, по-видимому, по имени основателей династий — Бит-Затти, Бит-Капси, Бит-Санги (или Бит-Сакки) и Бит-Таззакки. Военные действия проходили по уже известному нам сценарию. Жители как и раньше укрывались в горах или изредка пытались отсидеться в крепостях, а ассирийцы жгли доставшиеся их поселения и захватывали, что и кого могли захватить. Некоторых правителей ассирийцам удалось захватить в плен, (например Каки царя Бит-Затти, Митаки царя Бит-Санги), другим удалось укрыться вместе со своими людьми в горах. Те пленные, которых ассирийцы считали принадлежавшими к особенно враждебным им группам, были посажены на кол. Часть территории была включена в состав Ассирии под названием наместничества Парсуа с центром в крепости Никур. В Бит-Затти, области вошедшей в новое наместничество, Тиглатпаласар III отпустил часть пленных на свободу, предварительно отрубив им пальцы, с тем чтобы сделать их неспособными к военному делу, но годными, как работников. Даже там, где территория не была непосредственно включена в состав ассирийских владений, Тиглатпаласар пытался наладить регулярную эксплуатацию населения, в виде назначения ежегодной дани. Так было в Бит-Капси, царь которого Баттану добровольно принял несение налогов и повинностей в пользу Ассирии, за что Тиглатпаласар оставил ему нетронутой крепость Каркарихундир.

«Анналы Тиглатпаласара» дошли до наших дней в виде отрывков надписей на полустертых плитах, которые предполагалось вторично использовать во дворце царя Асархаддона. Строки между этими отрывками не сохранились и последовательность их не всегда ясна. Однако, по-видимому, во время этого похода Тиглатпаласар III не ограничился территорией Парсуа, а углубился в Мидию. В очень фрагментированном контексте упоминается взятие поселения Эрензиаш (может быть это тоже, что Аразиаш или тоже, что Элензаш в Бит-Барруа), которое восстало против Бисихадира, правителя Кишессу, затем бегство Раматеи, правителя Аравиаша (около Хамадана), причём в его поселениях наряду с лошадьми и рогатым скотом были захвачены и запасы бактрийского лазурита.

Конечной точкой похода была мидянская крепость Закрути. Затем ассирийцы двинулись обратно. Описывается покорение Туни, правителя Сумурзу (в долине одного из юго-восточных притоков Диялы), казнь его воинов и соединение Сумурзу и Бит-Хамбана в одну ассирийскую провинцию. Сюда же, по-видимому, вошла и Бит-Барруа (Баруата уратских надписей). После этого похода Тиглатпаласар III потребовал чтобы горные «владыки поселений» то есть общинные вожди всей «страны могучих мидян», вплоть до гор Бикин (Демавенда) приносили ему регулярную дань, которую он установил в 300 талантов (более 9 тонн) лазурита и 500 талантов (более 15 тонн) бронзовых изделий.

Война с Урарту

Обезопасив свои границы на юге и востоке, Тиглатпаласар III выступил против своего главного врага — царя урартов Сардури II, который заключил союз с рядом сирийских государств и в первую очередь с Арпадом (Бит-Агуси), в то время бывшим центром Северосирийского союза. Подчинив своему влиянию Сирию, Сардури пытался таким образом зайти во фланг Ассирии и отрезать её от Средиземного моря и от мест добычи полезных ископаемых, главным образом железа. В 743 году до н. э. в битве при Арпаде Тиглатпаласар разбил союзные армии ураратского царя Сардури, царя Арпада Мати’эля, царя Мелида Сулумаля, царя Гургума Тархулары и царя Куммаха Кушташпи. Сардури бежал под покровом ночи. Тиглатпаласар преследовал его до моста через Евфрат, то есть до границ Урарту. Кроме военной добычи захваченной у Сардури Тиглатпаласар получил в Арпаде дань от царя Дамаска Рецина (3 таланта золота, некоторое количество серебра, 20 талантов ладана), царя Куммуха Кушташпи, царя Тира Хирумму (финик. Хирум, библ. Хирам), царя Куэ (у устьев рек Сара и Пирама, совр. Сейхуна и Джейхана) Урияйка, царя Каркемиша Писириса, царя Гургума Тархулары, царя Библа Сибитти’ила, царя Хамата Эниэля, царя Сам’аля Панамму, царя Мелида Сулумала, царя касков Дадиму, царя Табала Васусарму (ассир. Уассурме), царя Туны (антич. Тиана) Ушхитти, царя Тухани (рядом с антич. Тианой) Урбаллы, царя Иштунды Тухамме, царя Хубишны Уримму, царя Арвада Матанби’ла, царя Бит-Аммана Санипу, царя Моава Саламану, царя Асколона Митинти, царя Иудеи Йаухазу (ивр.Йсхоахаз‏‎, библ. Ахаз), царя Эдома Каушмалаки, царя Тазы Хануну и от некоего царя Муцрайа (правда, неизвестно, царём какой страны он был). С завоеванных территорий было переселено 73 тысячи человек. Принесение дани государствами всей Сирии, Финикии, Палестины и юго-востока Малой Азии свидетельствует, что в середине 8 в. союзниками Урарту выступали далеко не только 4 упомянутых анналами государства.

Однако такой союз не мог быть уничтожен в одном сражении. Союзники вскоре оправились и захватили Арпад. Война приняла затяжной характер. 742 году до н. э. в «Списке эпонимов» помечен также походом на Арпад. Под 741 годом до н. э. отмечается, что некий город, название которого в надписи не сохранилось, взят после 3 лет боёв за него. Очевидно, тут речь идет об Арпаде. Однако и следующий год также отмечает поход на Арпад, который, видно, был снова отвоеван у ассирийцев союзниками. И только после 740 года до н. э. государство Бит-Агуси (Арпад) навсегда исчезает со страниц ассирийской истории. Но даже и после падения Арпада Северосирийский союз, поддерживаемый Урарту, оставался довольно сильным.

Борьба с мятежными царствами

В 739 году до н. э., взяв столицу племени Иту’а город Бирту (совр. Тикрит), Тиглатпаласар положил конец войне с этим племенем, тянувшейся ещё со времен Адад-нирари III. Воспользовавшись тем, что Тиглатпаласар III вёл войну с племенем Иту’а, активизировалась антиассирийская коалиция в Сирии. Царь Я’уди Азария привлёк на свою сторону царя страны Унку (Амк) и 19 городов хаматской области. Но верный вассал, царь Сам’ала Панамму немедленно сообщил об этом Тиглатпаласару и призвал его против мятежных царьков.

Тиглатпаласар III в 738 году до н. э. выступил в поход, быстро сокрушил своих противников и уничтожил их царства. В том же году был взят город Куллани (др.-евр. Калне), ставший, очевидно, после падения Арпада в 740 году до н. э. центром антиассирийского движения на западе. Панамму за верность был награждён территорией, частью из владений Азарии, частью за счёт Тархулары гургумского.

Девятнадцать хаматских городов и царство Унку были превращены в новую ассирийскую провинцию, доходящую до моря у Библа, с центром в Симирре. Первым наместником этой провинции был назначен сын и наследник Тиглатпаласара III Салманасар. Многие страны Сирии, а также юго-востока М. Азии и арабские племена Сирийской полупустыни принесли дань.

Поход в Мидию

В 737 году до н. э. Тиглатпаласар III повторил поход в Мидию. Ассирийские войска прошли завоеванные ещё в 744 году до н. э. Бит-Санги и Бит-Таззаки. Был захвачен ряд поселений, имевших центром Бит-Иштар (ассир. «Храм богини Иштар»), где правил некто Ба’. Здесь ассирийцами был установлен культ священного копья ассиро-вавилонского бога Нинурты. Вожди расположенных далее к востоку областей применили обычную тактику укрытия в горах. Так поступили правители Упаш из Бит-Капси, Ушуру из Тадирруты и Бурдада из Нирутакты; последнего ассирийцам всё же удалось захватить в плен. Таким образом, ассирийское войско дошло до крепости Сибур (Сибар) и взяло её.

Дальнейшее описание похода сохранилось фрагментированно, однако ясно, что ассирийцы прошли через область Бушту (которую однако, не следует, по-видимому, смешивать с одноименной крепостью в районе стыка Манны, Парсуа и Гизильбунды) и вступили на коренную территорию Мидийского союза. К этому же месту, вероятно относится упоминание области Нишша или Нишай (Нисейских полей античных авторов, соврем. равнина Казвина) и отрывок анналов, перечисляющий мидийские области Ариарма (иранск. Арья-Урва), «Петушиную страну» и Саксукну. Другие надписи Тиглатпаласара III подробнее перечисляют области, являющиеся объектами этого похода, но, к сожалению, расположение их установить невозможно. Из указанных надписей следует, что ассирийцы прошли насквозь почти всю Мидию, достигли какой-то «Страны Золота» (она же возможно Шикракки) и достигли гор Руа (по-видимому, восточнее современного Тегерана) и Соляной пустыни (Деште-Кевир). Отсюда они повернули обратно, по-видимому, через область Ушкаккан (которую возможно следует локализовать в долине Кара-су). По дороге взяли в плен и угнали жителей поселения Кар-Зибра, затем вступили в область Бит-Сагбит, жители которой укрылись в Сильхази, называемой также «Крепостью вавилонян» (в районе будущей Экбатаны, современный Хамадан). Ассирийцам удалось взять как эту крепость, так и соседнюю крепость Тилашури. Здесь был центр культа вавилонского бога Мардука, которому Тиглатпаласар принёс жертвы. Он приказал также здесь воздвигнуть стелу со своей надписью. Отсюда ассирийцы вернулись на свою территорию, по-видимому, через области Бит-Зуальзаш и Бит-Матти и долину реки Диялы. По дороге ассирийцы получили умилостивительные подарки от царства Эллипи (около совр. Керманшаха). Во время этого похода ассирийцы захватили огромную добычу и взяли в плен 65 тыс. человек.

В 736 году до н. э. Тиглатпаласар III совершил поход на север, к подножию гор Нал. Ассирийцы покорили поселения Никку, Хиста, Харабисина, Барбас, Таса, и дошли до реки Улуруш, взяв в качестве добычи 8650 человек в плен и большие стада. Захваченные территории вошли в состав Ассирии, и Тиглатпаласар прибавил их к наместничеству На’ири. После захвата 13 населенных пунктов, люди страны Муканни заперлись в крепости Ура, расположенной на горе Мусурну (или Ушурну, соврем. г. Бирдашу на горе Шернах-даг к северу от горы Джуди-даг и города Джезирет-ибн-Омар), но ассирийцы взяли этот город.

Разгром Урарту

В 735 году до н. э. Тиглатпаласар III вновь выступил против своего главного врага царя Урарту Сардури II и его союзников. В сражении в стране Куммух, между областями Киштан и Хальпу, он одержал победу над объединенной армией Сардури, царя Мелида Сулумаля, царя Гургума Тархулары и царя Куммуха Кушташпи. Это сражение решило исход борьбы. После этого Тиглатпаласар прошёл огнём и мечом 60 беру (около 450 км) через всю территорию Урарту с запада на восток, вплоть до Тушпы, не встретив сопротивления. И хотя ассирийский царь разрушил нижнюю часть столицы Сардури, но взять цитадель, где заперся царь урартов, он так и не смог, а вести длительную осаду счёл, видимо, излишним.

После поражения 735 года до н. э. царство Урарту потеряло большую часть территории в верховьях и у истоков Тигра, а также между озером Ван и районом слияния Арацани с Евфратом. Страны Уллуба и Хабху, расположенные у горы Нал, были завоеваны целиком и включены в границы Ассирии. В стране Уллуба Тиглатпаласар III построил новый город, названный им Ашшур-икиши, и посадил в нём областеначальника. В стране Куллимери он водрузил свою статую. Новые земли вошли в состав областей «Главного кравчего» (столица Кутмухи), Туртана (столица Харран) и На’ири (столица Амеду). Также Тиглатпаласар укрепил свою северную границу, построив там многочисленные крепости.

Покорение Дамаска

Затем Тиглатпаласар III снова готовит поход на запад в Сирию и Ханаан, где против Ассирии создалась коалиция во главе с царём Дамаска Реционом и царем Израиля Факеем. На их стороне стояли также царь Газы Ганнон и царь Эдома. Союзники предложили также царю Иудеи Ахазу примкнуть к их коалиции, но последний ответил отказом. Тогда пытаясь заставить его силой, Рецин и Факей осадили столицу Иудеи Иерусалим. Ахаз запросил помощи у Тиглатпаласара. Последний не замедлил явиться и в 734 году до н. э. нанёс сильный удар по союзникам. Ганнон бежал в Египет, но затем вернулся, и изъявил покорность ассирийскому царю и уплатил огромный выкуп.

733 — 732 годах до н. э. были заняты у Тиглатпаласара III войной с Дамаском. Наконец в 732 году до н. э. Дамаск был взят. Рецин был казнен, Факей пал жертвой бунта, а на его место был посажен сторонник Ассирии Осия.

Покорение Израиля

Израильское царство было сокращено до пределов Самарии, весь север отторгнут и часть населения уведена в плен (4Цар. 15:29; 1Пар. 5:26). Царь тиро-сидонский Хирам II, цари Моава, Эдома, Аммона, Аскалона, Газы, а также аравийские царства арабов Муза, Тейма, Мавейское и другие покорились и принесли богатые дары золотом и серебром. При этом Тир уплатил самую большую за всю историю Ассирии единовременную дань в 150 талантов золота (более 4,5 тонн).

Значение этой победы было огромно. Во-первых, прекратило своё существование некогда могущественное Дамасское царство, стоявшее во главе почти всех антиассирийских движений в Сирии. Во-вторых, создавшаяся обстановка предопределила и конец Израильского царства, которое стало беспомощным, окруженное со всех сторон ассирийскими владениями. В-третьих, царь Иудеи Ахаз стал вассалом Ассирии и за свою мнимую независимость платил огромную дань. И, наконец, с подчинением Газы ассирийские войска вплотную подошли к границе Египта.

Последние походы

Тем временем Вавилония из-за ряда внутренних событий оказалось ввергнутой в полную анархию. Вождь халдейского племени Амуккани Набу-укин-зер покорил Вавилон и короновался там царём. В 731 году до н. э. Тиглатпаласар III явился в Вавилонию как восстановитель порядка и спокойствия. Его поход был направлен против халдеев и, в первую очередь, против Шапии, столицы Бит-Амуккани. Халдейские племена подверглись жесточайшему разгрому. 154 000 халдеев было угнано в плен. Халдейские вожди принесли огромную дань. Среди этих вождей в «Анналах Тиглатпаласара» упоминается царь Приморья Мардук-апла-иддин II, впоследствии заклятый враг Ассирии.

Завоеванную страну Тиглатпаласар III не разделил, как обычно, на области. Престиж Вавилонии был столь велик, что Тиглатпаласар предпочёл в 729 году до н. э. короноваться в качестве вавилонского царя под именем Пулу, объединив, таким образом, всю Месопотамию личной унией.

Около 728 года до н. э. царь Табала Васусарму (ассир. Уассурме) попытался освободиться от уплаты дани и отношений зависимости от Ассирии. Тиглатпаласар III сверг его с престола, заменив своим доверенным лицом (всем ему обязанным безродным Хулли) и наложил на него дань 10 талантов (303 кг) золота, 100 талантов (3030 кг) серебра и 200 лошадей.

Не все спокойно было и в Куэ. Его царь Урикки (которого в иероглифических надписях именуют «Аварикус из Адана») завязал тайную переписку с Урарту. К счастью для Ассирии, опасные послания из Куэ в Урарту шли через земли мушков, где были перехвачены правителем Митой, лояльным к Ассирии. Дальнейший ход событий взаимоотношений между Урикки и Тиглатпаласаром III неизвестен, царь Урикки из Куэ больше нигде не упоминается.

После 737 года до н. э. в течение жизни Тиглатпаласара III в Мидию был предпринят ещё один поход под командованием полководца Ашшур-дан-нин-анни, но ассирийские тексты не сообщают никаких подробностей об этом походе, кроме того, что было захвачено «5000 лошадей, а людей и крупного рогатого скота без счёта».

Тиглатпаласар III правил 18 лет.

Напишите отзыв о статье "Тиглатпаласар III"

Литература

Новоассирийский период
Предшественник:
Ашшур-нирари V
царь Ассирии
ок. 745 — 727 до н. э.
Преемник:
Салманасар V
Предшественник:
Набу-мукин-зери
царь Вавилона
(под именем Пулу)
ок. 729 — 727 до н. э.


Девятая Вавилонская династия
(731627 до н. э.) — правила 104 года

Набу-мукин-зериТиглатпаласар IIIСалманасар VМардук-апла-иддин IIСаргон IIСинаххерибМардук-закир-шуми IIБел-ибниАшшур-надин-шумиНергал-ушезибМушезиб-МардукАсархаддонШамаш-шум-укинКандалану

Отрывок, характеризующий Тиглатпаласар III

Князь Николай Андреич поморщился и ничего не сказал.
Через две недели после получения письма, вечером, приехали вперед люди князя Василья, а на другой день приехал и он сам с сыном.
Старик Болконский всегда был невысокого мнения о характере князя Василья, и тем более в последнее время, когда князь Василий в новые царствования при Павле и Александре далеко пошел в чинах и почестях. Теперь же, по намекам письма и маленькой княгини, он понял, в чем дело, и невысокое мнение о князе Василье перешло в душе князя Николая Андреича в чувство недоброжелательного презрения. Он постоянно фыркал, говоря про него. В тот день, как приехать князю Василью, князь Николай Андреич был особенно недоволен и не в духе. Оттого ли он был не в духе, что приезжал князь Василий, или оттого он был особенно недоволен приездом князя Василья, что был не в духе; но он был не в духе, и Тихон еще утром отсоветывал архитектору входить с докладом к князю.
– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]