Ювеналий (Половцев)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Архиепископ Ювеналий<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Архиепископ Литовский и Виленский
7 марта 1898 — 12 апреля 1904
Предшественник: Иероним (Экземплярский)
Преемник: Никандр (Молчанов)
Епископ Курский и Белгородский
3 сентября 1893 — 7 марта 1898
Предшественник: Иустин (Охотин)
Преемник: Лаврентий (Некрасов)
 
Рождение: 21 октября 1826(1826-10-21)
Ораниенбаум
Смерть: 12 апреля 1904(1904-04-12) (77 лет)
Вильно
Принятие монашества: 29 апреля 1855 года

Архиепископ Ювена́лий (в миру Ива́н Андре́евич По́ловцев или По́ловцов[1]; 21 октября 1826, Ораниенбаум, Санкт-Петербургская губерния — 12 апреля 1904, Вильно) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Литовский и Виленский.





Биография

Происходил из дворянского рода Половцевых. С молодости в совершенстве владел французским, немецким и английским языками. Окончил Михайловскую артиллерийскую академию, находился на военной службе[2].

С юности мечтал о монашестве; его стремлений к монашеству не могли поколебать даже насмешки его товарищей-артиллеристов, которые в насмешку сулили ему белый клобук.

Тяжело заболев, дал обет в случае выздоровления уйти в монастырь. Даже его мать, лютеранка по вероисповеданию, женщина умная и влиятельная в высшем Петербургском обществе, должна была уступить желаниям своего сына, когда он по выздоровлении, решительно заявил о своём намерении принять монашество.

15 марта 1847 года в возрасте 21 года поступил послушником в Козельскую Введенскую Оптину пустынь Калужской епархии.

29 апреля 1855 года пострижен в монашество с именем Ювеналий.

11 июля 1857 года возведён в сан иеромонаха.

22 октября 1857 года вместе с иеромонахом Леонидом (Кавелиным) стал членом Русской духовной миссии в Иерусалиме. Прекрасно изучил греческий, латинский и сирийский языки.

10 октября 1861 года по возвращении в Россию назначен настоятелем Глинской Рождество-Богородицкой пустыни Курской епархии с возведением в сан игумена.

С 8 мая 1862 года — настоятель Коренной Рождество-Богородицкой пустыни Курской епархии.

15 августа 1862 года возведён в сан архимандрита.

С 21 декабря 1867 года — наместник Свято-Троицкой Александро-Невской лавры.

26 июня 1871 года был уволен по болезни на покой в Оптину пустынь.

С 21 мая 1884 года — наместник Киево-Печерской лавры.

25 октября 1892 года хиротонисан во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии. Хиротонию совершали митрополит Киевский и Галицкий Иоанникий (Руднев), архиепископ Холмско-Варшавский Флавиан (Городецкий) и епископы: Гурий, Герман, Антоний, Никандр и Николай.

С 3 сентября 1893 года — епископ Курский и Белгородский.

С 7 марта 1898 года — архиепископ Литовский и Виленский.

В 1899 году стал почётным членом Казанской духовной академии.

В 1900 году из Литовской епархии была выделена Гродненская, что в три раза сократило численность паствы архиепископа Ювеналия.

Скончался 12 апреля 1904 года. Был похоронен в Свято-Духовом монастыре Вильнюса.

Характеристика деятельности

Являлся духовным сыном и учеником оптинского старца Макария (Иванова), был связан тесными узами с оптинским игуменом Исаакием (Антимоновым), биограф настоятеля Оптиной пустыни архимандрита Моисея (Путилова) — все эти старцы были в 2000 году причислены к лику святых Русской православной церкви. В Оптиной пустыни занимался подготовкой к печати произведений аскетической литературы, переводом с новогреческого языка на русский книги преподобного Петра Дамаскина.

При наречении в епископы архимандрит Ювеналий произнёс речь, в которой говорил о значении монашества и его влиянии на религиозно-нравственную жизнь народа. Был единственным дореволюционным архиереем — учеником Оптинских старцев. Во время его пребывания на Литовской кафедре в Вильно был построен трёхпрестольный Знаменский храм (освящён в 1903), также выстроены семь новых, отремонтированы девять и испрошены пособия на строительство тринадцати новых храмов, что способствовало развитию православия в Литве. Несмотря на преклонный возраст, сам старался возглавлять все воскресные и праздничные богослужения. Не любил помпезности (посещал храмы в сопровождении только одного иерея и диакона), но при этом уделял много внимания торжественности богослужений, считая, что это положительно воспринимается верующими.

Митрополит Мануил (Лемешевский), составитель биографий русских архиереев, дал ему следующую характеристику:

В продолжение многолетнего служения его Церкви, он явил собой светильник, горевший ярким светом православия и благочестия, Владыку, сердце которого всегда горело любовью к Богу и ближним, особенно влекло к обездоленным, неимущим, вдовам и сиротам. Он был мудрым и заботливым начальником, отечески милостивым наставником и руководителем и высоким примером жизни, благоустроенной по правилам веры и благочестия христианского. Забота о просвещении юношества в духе благочестия была одной из самых дорогих и близких его сердцу забот.

Труды

  • Жизнь и творения св. Петра Дамаскина.
  • Жизнеописание настоятеля Козельской Введенской Оптиной пустыни архимандрита Моисея. М., 1868.
  • Монашеская жизнь по изречениям о ней святых отцов-подвижников. // Исторический вестник, 1904, май.
  • Речь при наречении его во епископа. "Приб. к «ЦВ» 1892, № 44, с. 1522—1524.
  • Для духовного руководства ученым инокам. (Письмо иеродиакону о. студенту К. Д. Акад.). «Русск. Инок» 1911, март, вып. 5, с. 12-13.
  • Сила Божия и немощь человеческая.

Напишите отзыв о статье "Ювеналий (Половцев)"

Литература

Примечания

  1. С. А. Нилус, [dugward.ru/library/nilus/nilus_sila_Bojiya.html Сила Божия и немощь человеческая], глава XXXIII
  2. Ювеналий (Половцев) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7454 Ювеналий (Половцев). Биография]
  • [lib.eparhia-saratov.ru/books/noauthor/optpaterik/160.html Оптинский патерик. Глава VI. Окрыленные Оптиной. Архиепископ Ювеналий (Половцев)]

Отрывок, характеризующий Ювеналий (Половцев)

Разговор замолк на минуту; старый генерал прокашливаньем обратил на себя внимание.
– Изволили слышать о последнем событии на смотру в Петербурге? как себя новый французский посланник показал!
– Что? Да, я слышал что то; он что то неловко сказал при Его Величестве.
– Его Величество обратил его внимание на гренадерскую дивизию и церемониальный марш, – продолжал генерал, – и будто посланник никакого внимания не обратил и будто позволил себе сказать, что мы у себя во Франции на такие пустяки не обращаем внимания. Государь ничего не изволил сказать. На следующем смотру, говорят, государь ни разу не изволил обратиться к нему.
Все замолчали: на этот факт, относившийся лично до государя, нельзя было заявлять никакого суждения.
– Дерзки! – сказал князь. – Знаете Метивье? Я нынче выгнал его от себя. Он здесь был, пустили ко мне, как я ни просил никого не пускать, – сказал князь, сердито взглянув на дочь. И он рассказал весь свой разговор с французским доктором и причины, почему он убедился, что Метивье шпион. Хотя причины эти были очень недостаточны и не ясны, никто не возражал.
За жарким подали шампанское. Гости встали с своих мест, поздравляя старого князя. Княжна Марья тоже подошла к нему.
Он взглянул на нее холодным, злым взглядом и подставил ей сморщенную, выбритую щеку. Всё выражение его лица говорило ей, что утренний разговор им не забыт, что решенье его осталось в прежней силе, и что только благодаря присутствию гостей он не говорит ей этого теперь.
Когда вышли в гостиную к кофе, старики сели вместе.
Князь Николай Андреич более оживился и высказал свой образ мыслей насчет предстоящей войны.
Он сказал, что войны наши с Бонапартом до тех пор будут несчастливы, пока мы будем искать союзов с немцами и будем соваться в европейские дела, в которые нас втянул Тильзитский мир. Нам ни за Австрию, ни против Австрии не надо было воевать. Наша политика вся на востоке, а в отношении Бонапарта одно – вооружение на границе и твердость в политике, и никогда он не посмеет переступить русскую границу, как в седьмом году.
– И где нам, князь, воевать с французами! – сказал граф Ростопчин. – Разве мы против наших учителей и богов можем ополчиться? Посмотрите на нашу молодежь, посмотрите на наших барынь. Наши боги – французы, наше царство небесное – Париж.
Он стал говорить громче, очевидно для того, чтобы его слышали все. – Костюмы французские, мысли французские, чувства французские! Вы вот Метивье в зашей выгнали, потому что он француз и негодяй, а наши барыни за ним ползком ползают. Вчера я на вечере был, так из пяти барынь три католички и, по разрешенью папы, в воскресенье по канве шьют. А сами чуть не голые сидят, как вывески торговых бань, с позволенья сказать. Эх, поглядишь на нашу молодежь, князь, взял бы старую дубину Петра Великого из кунсткамеры, да по русски бы обломал бока, вся бы дурь соскочила!
Все замолчали. Старый князь с улыбкой на лице смотрел на Ростопчина и одобрительно покачивал головой.
– Ну, прощайте, ваше сиятельство, не хворайте, – сказал Ростопчин, с свойственными ему быстрыми движениями поднимаясь и протягивая руку князю.
– Прощай, голубчик, – гусли, всегда заслушаюсь его! – сказал старый князь, удерживая его за руку и подставляя ему для поцелуя щеку. С Ростопчиным поднялись и другие.


Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…