Питирим (Свиридов)

Митрополит Питирим<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
6-й Митрополит Крутицкий и Коломенский
19 сентября 1960 — 10 августа 1963
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Николай (Ярушевич)
Преемник:	Пимен (Извеков)
Митрополит Ленинградский и Ладожский
21 апреля 1959 — 19 сентября 1960
Предшественник:	Елевферий (Воронцов)
Преемник:	Гурий (Егоров)
Митрополит Минский и Белорусский
13 января 1947 — 21 апреля 1959
Предшественник:	Василий (Ратмиров)
Преемник:	Гурий (Егоров)
Епископ Курский и Белгородский
14 июля 1943 — 13 января 1947
Предшественник:	Ефрем (Ефремов)
Преемник:	Алексий (Сергеев)
Епископ Калужский
10 января 1942 — 14 июля 1943
Предшественник:	Августин (Беляев)
Преемник:	Алексий (Сергеев)
Епископ Куйбышевский
25 декабря 1941 — 10 января 1942
Предшественник:	Андрей (Комаров)
Преемник:	Алексий (Палицын)
Имя при рождении:	Пётр Петрович Свиридов
Рождение:	21 декабря 1887 (2 января 1888)(1888-01-02) село Пахотный Угол, Тамбовский уезд, Тамбовская губерния
Смерть:	10 августа 1963(1963-08-10) (75 лет) Москва
Похоронен:	Ново-Переделкино
Принятие священного сана:	1911
Принятие монашества:	1941
Епископская хиротония:	25 декабря 1941 года
Награды:

Митрополи́т Питири́м (в миру Пётр Петро́вич Свири́дов; 21 декабря 1887 [2 января 1888], Пахотный Угол, Тамбовская губерния — 10 августа 1963, Москва) — епископ Русской Православной Церкви; с 19 сентября 1960 года митрополит Крутицкий и Коломенский, член Священного Синода. Ранее, с 21 апреля 1959 года, митрополит Ленинградский и Ладожский.

Биография

Родился 21 декабря 1887 (2 января 1888) года в семье крестьянина в Тамбовском уезде. По окончании в 1903 году второклассной церковно-приходской школы, поступил учителем школы грамоты Тамбовского уезда.

В 1904 году поступил в Иоанно-Богословскую церковно-учительскую школу Козловского уезда, которую окончил в 1907 году. Работал учителем в церковно-приходских школах.

В 1911 году рукоположён во диакона к церкви в с. Широкое Саратовского уезда.

В 1913 году поступил в 4-й класс Саратовской духовной семинарии, курс которой окончил в 1915 году; рукоположён во священника и назначен заведующим второклассной церковно-приходской школы села Араш Петровского уезда.

Известно что он служил настоятелем Покровского храма в Куйбышеве. В 1938 году он вышел из подчинения митрополиту Сергию с целью присоединиться к обновленцам.

На официальные запросы властей о том, «тихоновской» или обновленческой является церковь, отвечал: «смешанной». Второй священник — архиепископ Андрей (Комаров), был «тихоновцем», третий — обновленцем, обновленцем же, вступившим во второй брак, был протодиакон. Сам же отец Петр служил, не поминая ни митрополита Сергия, ни обновленческих архиереев.

Летом 1939 года ездил к главе Московской Патриархии митрополиту Сергию (Страгородскому), после чего был принят в клир Патриархии.

В декабре 1941 года определён быть епископом Куйбышевским, после чего был пострижен в монашество с именем Питирим. Архиепископ Куйбышевский Андрей (Комаров), переведённый тогда же на Саратовскую кафедру, решительно выступал против его кандидатуры, оценив его за 2,5 года совместного служения как человека, «вредного для Церкви». Однако отзывом архиепископа Андрея пришлось пренебречь в условиях, когда Патриаршему Местоблюстителю впервые за 5 лет «улыбнулась возможность» (как он сам писал) рукоположить архиерея для служения в России, и он не имел права её упустить.

Его епископская хиротония, ставшая первой за годы Великой Отечественной войны, состоялась в Куйбышеве 25 декабря 1941 года. Хиротонию совершили: митрополит Николай (Ярушевич), архиепископ Андрей (Комаров) и архиепископ Сергий (Гришин). И дата, и место её совершения (католическое Рождество и город Куйбышев, где 22 месяца находился в эвакуации весь дипломатический корпус с иностранными корреспондентами) были выбраны с расчетом на широкий международный резонанс.

30 декабря 1941 года в ходе битвы за Москву была освобождена Калуга, после этого 10 января 1942 года епископ Питирим был назначен епископом Калужским.

С 14 июля 1943 года — епископ Курский, c 1944 года — епископ Курский и Белгородский.

8 сентября 1943 года был участником Собора епископов, избравшего митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и всея Руси.

В феврале 1945 года возведён в сан архиепископа. В 1946 году награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

С 13 января 1947 года — архиепископ Минский и Белорусский.

25 февраля 1949 года награждён правом ношения креста на клобуке.

К началу 1950-х годов остался единственным архиереем на всю Белоруссию; в этих условиях в 1953 году выхлопотал себе викария с титулом «епископ Бобруйский».

В феврале 1955 года возведён в сан митрополита. В ноябре того же года был командирован в Ленинград, где возглавил погребение митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова).

С 21 апреля 1959 года — митрополит Ленинградский и Ладожский, постоянный член Священного Синода.

С 28 августа 1960 по 3 августа 1963 года председатель новоучрежденной Комиссии по межхристианским связям при Священном Синоде.

С 19 сентября 1960 года — митрополит Крутицкий и Коломенский.

Скончался вечером 10 августа (день его тезоименитства) 1963 года. Отпевание его тела 12 августа в Успенском храме бывшего Новодевичьего монастыря возглавил митрополит Ленинградский и Ладожский Пимен (Извеков). Похоронен в ограде Преображенского храма в Лукине (Ново-Переделкино).

Отзывы

Современники считали отличительным качеством митрополита кротость, вероятно, ставшую причиной его назначения на место более заметного Николая. Уполномоченный по делам РПЦ с удовлетворением отмечал податливость Питирима в вопросах управления церковью, отсутствие интереса к развитию проповеди. Вместе с тем, архиепископ Василий сообщает о его упорстве — по собственному незнанию дипломатии — в отстаивании прав РПЦ на управление русскими монастырями на Афоне.

Труды

• Хвала тебе, священная Москва! // Правда о религии в России. — М.: Московская Патриархия, 1942. — С. 163−174.
• Докладная записка // Там же. — С. 357−373.

Литература

1. Медведский А., протоиерей. Прощание с паствой // ЖМП. — 1960. — № 10. — С. 6—7.
2. ЖМП. — 1963. — № 9. — С. 21—25 (некролог, фото).

Ссылки

• [ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1226 Питирим (Свиридов)]

Предшественник: Николай (Ярушевич)

Митрополит Крутицкий и Коломенский 19 сентября 1960 — 10 августа 1963

Преемник: Пимен (Извеков)

Отрывок, характеризующий Питирим (Свиридов)

– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.