Гавриил (Кременецкий)

Митрополит Гавриил
Митрополит Киевский и Галицкий
22 сентября 1770 — 9 августа 1783
Предшественник:	Арсений (Могилянский)
Преемник:	Иларион (Кондратовский) (в/у) Самуил (Миславский)
Архиепископ Санкт-Петербургский и Шлиссельбургский
25 июля 1762 — 22 сентября 1770
Предшественник:	Вениамин (Пуцек-Григорович)
Преемник:	Гавриил (Петров-Шапошников)
Епископ Казанский и Свияжский
8 октября 1755 — 25 июля 1762
Предшественник:	Лука (Конашевич)
Преемник:	Вениамин (Пуцек-Григорович)
Епископ Коломенский и Каширский
17 сентября 1749 — 8 октября 1755
Предшественник:	Савва (Шпаковский)
Преемник:	Порфирий (Крайский)
Имя при рождении:	Григорий Фёдорович Кременецкий
Рождение:	20 ноября 1711(1711-11-20) Носовка, Киевский полк Киевская губерния
Смерть:	9 августа 1783(1783-08-09) (71 год) Киев
Принятие монашества:	1739
Епископская хиротония:	17 сентября 1749

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Гавриил и фамилией Кременецкий.

Митрополи́т Гаврии́л (в миру Григо́рий Фёдорович Кремене́цкий; 1708, Носовка, Киевский полк — 9 августа 1783, Киев) — епископ Русской православной церкви, митрополит Киевский и Галицкий.

Биография

Григорий Кременецкий родился в 1708 году (по другим данным 20 ноября 1711 года) в местечке Носовка Киевского полка.

Первоначально обучался в Киевской духовной академии в низших школах и в философии. С 1733 года продолжил образование в Московской духовной академии. В 1736 году по окончании академии был направлен в Санкт-Петербург преподавателем Александро-Невской семинарии. В 1739 году принял монашество и вскоре назначен префектом Александро-Невской семинарии.

С 5 апреля 1748 года — архимандрит Новоспасского монастыря и член Святейшего Синода.

17 сентября 1749 года хиротонисан во епископа Коломенского и Каширского.

Практически всё время своего пребывания на Коломенской кафедре архиерей провёл в столице — Санкт-Петербурге, управляя епархией «дистанционно». Учитывая расстояние между Коломной и Петербургом, можно предположить, что эффективность такого управления была не слишком высокой.

С 8 октября 1755 года — епископ Казанский.

25 июля 1762 года, сразу по воцарении Екатерины II, назначен епископом Санкт-Петербургским и Шлиссельбургским и членом комиссии о церковных имениях. 29 июля возведён в сан архиепископа.

С 29 мая 1764 года именовался архиепископом Санкт-Петербургским и Ревельским.

В вопросе секуляризации церковных вотчин активно поддержал императрицу Екатерину II. Участвовал в суде над Арсением Мацеевичем и, когда Арсения лишали сана и знаков митрополичьего достоинства, Гавриил сам принял от него посох.

С 22 сентября 1770 года — митрополит Киевский и Галицкий.

После пожара, истребившего в 1705 году деревянную бурсу, митрополит Гавриил «на своё собственное иждивение» для бурсы построил одноэтажный каменный корпус.

В академию из своих личных сумм он пожертвовал 54000 рублей, что дало возможность обеспечить множество бедных учеников.

Митрополит Гавриил скончался 9 августа 1783 года. Погребён в Киевском Софийском соборе.

Литература

1. Вишневский Д. Киевская академия в первой половине XVIII столетия. с. 301—302.
2. Аскоченский В. Киев. т. II. с. 297—315.
3. Соловьев С. М. История России. кн. V. с. 1383, 1451, 1472—1473.
4. Горталов. Краткие сведения о иерархах Казанской епархии. с. 13.
5. Захарченко. Киев теперь и прежде. Киев, 1888. с. 196.
6. Фон Эдинг Борис. «Ростов Великий», «Углич» — памятники худ. стариныю с. 40.
7. Булгаков. с. 1401, 1403, 1411.
8. Денисов. с. 399.
9. Строев. стб. 144, 265, 289, 1032.
10. Толстой Ю. № 84.
11. Киевские епархиальные ведомости. 1899. № 2.
12. Симбирские епархиальные ведомости. 1901. № 4, пр. 35.
13. Описание Киево-Софийского собора. с. 234—239.
14. Обзор русской духовной литературы. ч. II. с. 103.

Ссылки

[www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2819 Гавриил (Кременецкий)]

Отрывок, характеризующий Гавриил (Кременецкий)

– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.