Роман (Танг)
Архиепископ Роман<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 21 мая 1959 — 18 июля 1963 | ||
| Предшественник: | Алексий (Дехтерёв) | |
| Преемник: | Антоний (Варжанский) | |
| ||
| 9 декабря 1958 — 21 мая 1959 | ||
| Предшественник: | Иннокентий (Зельницкий) | |
| Преемник: | Леонид (Поляков) | |
| ||
| 23 июля 1956 — 9 декабря 1958 | ||
| Предшественник: | Венедикт (Поляков) | |
| Преемник: | Иларион (Прохоров) | |
| ||
| 20 декабря 1955 — 23 июля 1956 | ||
| Предшественник: | Михаил (Чуб) | |
| Преемник: | Алексий (Коноплёв) | |
| ||
| 16 апреля 1950 — 20 декабря 1955 | ||
| Предшественник: | Исидор (Богоявленский) | |
| Преемник: | Иоанн (Алексеев) | |
| Имя при рождении: | Роман Йоханнович Танг | |
| Рождение: | 3 октября 1893 Аренсбург | |
| Смерть: | 18 июля 1963 (69 лет) Вильнюс | |
| Принятие монашества: | 7 апреля 1950 года | |
Архиепископ Роман (в миру Роман Йоханнович Танг; 3 октября 1893, Аренсбург — 18 июля 1963, Вильнюс) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Виленский и Литовский.
Биография
Родился 3 октября 1893 года в Аренсбурге (ныне Курессааре, Эстония) в семье служащего.
В 1909 году окончил Аренсбургское городское училище.
Трудовую деятельность начал в судебном ведомстве, а с началом Первой мировой войны поступает в военное училище и принимает участие в боевых действиях русской армии.
В 1916 году — окончил Московские общеобразовательные курсы, где при испытательной комиссии выдержал экзамен на аттестат зрелости.
После революции 1917 года молодой возвращается в Эстонию и служит в различных ведомствах канцелярским работником.
В 1920-е годы был чтецом и певчим. Изучал церковные дисциплины, необходиме для пастырского служения.
7 марта 1931 году был рукоположен митрополитом Александром (Паулусом) во диакона, а 8 марта — во священника к Богоявленскому храму города Йыхви.
С 1 марта 1933 года — священник церкви Пюхтицкого женского монастыря.
С 9 июня 1940 года снова назначен священником Йыхвинского Богоявленского храма в помощь больному настоятелю и благочинному округа протоиерею Александру Мяннику.
С 6 мая 1949 — настоятель того же храма и благочинный округа.
Будучи безбрачным, 7 апреля 1950 года в Псково-Печерском монастыре пострижен в монашество игуменом Пименом (Извековым). 14 апреля 1950 года возведён в сан архимандрита.
16 апреля 1950 года был хиротонисан в Никольском кафедральном соборе города Ленинграда во епископа Таллинского, викария Ленинградской епархии. Хиротонию совершили патриарх Алексий I, митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) и епископ Лужский Симеон (Бычков).
В июле 1952 года, после кончины епископа Симеона, митрополит Григорий испросил разрешения временно, до назначения нового лица, возложить обязанности викария Ленинградской епархии на епископа Романа.
С 20 декабря 1955 года назначен епископом Лужским, викарием Ленинградской епархии в помощь новоназначенному тяжело болевшему митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Елевферию (Воронцову).
С 23 июля 1956 года — епископ Ивановский и Кинешемский. Принимал в епархию духовенство, изгоняемое с прежних мест служения — протоиерея Ростислава Лозинского из Тарту, Андрея Сергеенко — из Ленинграда.
С 9 декабря 1958 года — епископ Курский и Белгородский.
С 21 мая 1959 года — архиепископ Виленский и Литовский, священноархимандрит Виленского Свято-Духова монастыря. В 1960 году дал приют в монастыре сёстрам закрытого Виленского женского Марие-Магдалининского монастыря.
В июне 1963 года помещён в больницу в связи с обострением диабета. 15 июля утром произошло кровоизлияние в мозг.
Скончался 18 июля 1963 года в Вильнюсе. Похоронен в архиерейской усыпальнице Свято-Духовского монастыря в Вильнюсе.
Напишите отзыв о статье "Роман (Танг)"
Ссылки
- drevo-info.ru/articles/15619.html
- www.orthodox.ee/index.php?d=duhoven/tang
- [litopys.net/ru/thisday/month/7/day/18/id/4856 18 июля 1963 года скончался Роман (Танг), архиепископ Виленский]
Отрывок, характеризующий Роман (Танг)
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.
На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
