21-й специальный батальон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
21-й специальный батальон
Erillinen Pataljoona 21
Годы существования

28 августа 1941июнь 1944

Страна

Финляндия Финляндия

Подчинение

Вооружённые силы Финляндии

Входит в

26-й пехотный полк

Тип

штрафбат, военная полиция

Включает в себя

политические заключённые, перебежчики

Численность

550 человек

Прозвище

Чёрная стрела (фин. Musta Nuoli), отряд Пярми (фин. Osasto Pärmi), дьяволы Пярми (фин. Pärmin pirut)

Участие в

Советско-финская «война-продолжение»

Командиры
Известные командиры

Никке Пярми, Арво Картано

21-й специальный батальон (фин. Erillinen Pataljoona), известный также как Чёрная стрела (фин. Musta Nuoli) и Отряд Пярми (фин. Osasto Pärmi) — специальное формирование вооружённых сил Финляндии, участвовавшее в войне против СССР в 1941—1944 годах.



История

Батальон был образован 28 августа 1941 года как часть резерва финских сухопутных частей в преддверии кампании в Советском Союзе. Подчинялся 26-му пехотному полку. В его составе было 550 человек, большинство из которых были советскими военнопленными и перебежчиками или же финскими уголовниками из тюрем городов Сукева и Пельсо. Среди солдат батальона были 25 бывших командиров РККА. Первым командиром батальона стал майор Никке Пярми.

Батальон начал боевые действия осенью 1941 года, напав на деревню Чёбино. 3 ноября батальон занял деревню и получил личную благодарность от маршала Маннергейма[1]. Вместе с тем из батальона началось массовое дезертирство: так, в городе Рийхимяки, откуда батальон отправлялся на фронт, остались семеро финских солдат во главе с коммунистом Юрьё Лейно. Ещё 80 солдат сбежали в первую же неделю из батальона. Те, кто сдались в плен, были отправлены специально на допрос к Тойво Антикайнену, деятелю компартии Финляндии и депутату Верховного Совета СССР, который отбирал из них наиболее пригодных для службы в ВДВ.

Раздосадованный Пярми изгнал из батальона всех бывших перебежчиков (около 200 человек) и оставил только уголовников, которым доверял куда больше[2]. Обновлённый состав батальона беспрекословно выполнял все указания и заслужил прозвища «Чёрная стрела» (фин. Musta Nuoli) и «Дьяволы Пярми» (фин. Pärmin pirut).

Батальон участвовал в боях за деревни Карельской ССР, а также выполнял охранные функции. Вскоре Пярми оставил батальон, а место командира занял капитан Арво Картано. Батальон был расквартирован в Олонце и вынужден был охранять участок протяжённостью 20 километров. Однако Картано в июне 1943 года был уволен с должности командира батальона за отвратительное обращение как с пленными, так и с собственными подчинёнными. Спустя год, когда советско-финская война окончилась, батальон был расформирован.

Напишите отзыв о статье "21-й специальный батальон"

Примечания

  1. Tuompo, W. E. Päiväkirjani päämajasta 1941—1944. — Porvoo: WSOY, 1968. — S. 85—86.
  2. Kostiainen, A. Mielivaltaa vai kansallista turvallisuutta?. Poleemi Poliittisen historian opiskelijat // Polho Ry. — 2006. — № 4. — S. 5—7.

Ссылки

  • [www.brantberg.fi/Parmi%201%20luku.htm Книга Роберта Бранберга «Nikke Pärmi - Musta nuoli» (Никке Пярми — Чёрная стрела)]  (фин.)

Отрывок, характеризующий 21-й специальный батальон

Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].