Священный отряд (1942)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Священный отряд

Эмблема Священного отряда с девизом
Годы существования

август 19427 августа 1945

Страна

Греция Греция

Тип

спецназ

Включает в себя

греческие добровольцы и курсанты

Численность

батальон, позднее полк

Прозвище

Священный полк (фр. Le Regiment Sacré)

Девиз

Со щитом или на щите (греч. Ή ταν ή επί τας)

Снаряжение

британское оружие

Участие в

Вторая мировая война:

Командиры
Известные командиры

генерал Христодулос Цигантес

Священный отряд (греч. Ιερός Λόχος) — греческое подразделение специального назначения, сформированное в 1942 году на Ближнем Востоке, состоявшее полностью из греческих офицеров и курсантов. Является предшественником современного греческого спецназа.





История создания

Сразу же после тройной германо-итало-болгарской оккупации Греции в апреле-мае 1941 года греческое эмиграционное правительство вместе с военно-морским флотом обосновалось в Египте и приступило к формированию новых сухопутных воинских частей на Ближнем Востоке. Вместе с эмиграционным правительством на Ближнем Востоке оказались около 250 офицеров армии и 500 офицеров флота и авиации[1].

Под командование эмиграционного правительства перешёл батальон добровольцев из греческого населения Египта и Палестины, готовившегося для участия в итало-греческой войне, но не успевшего принять в ней участие. Английской дипломатии удалось освободить и переправить в Египет 1300 греческих рядовых и офицеров приграничной бригады «Эврос», перешедшей в Турцию и интернированной турками. В июне 1941 года эмиграционное правительство сформировало 1-ю бригаду, насчитывавшую 250 офицеров и 5500 рядовых[2].

Оставив инициативу в самой Греции в руках коммунистов и британских спецслужб, эмиграционное правительство продолжало организацию армии на Ближнем Востоке. Набор происходил из числа офицеров и рядовых, прибывающих из оккупированной Греции морем или через заигрывавшую с немцами, но номинально нейтральную Турцию[3] и, частично, из многочисленного тогда греческого населения Египта и Палестины.

К концу 1942 года были созданы 2 бригады, 1 полк артиллерии, отдельный пехотный батальон и «Священный отряд»[4].

Организация «Священного Отряда» была связана с тем, что число располагаемых офицеров было значительно выше необходимого для формирования частей из располагаемого рядового состава. Командующий греческих ВВС на Ближнем Востоке, подполковник Г. Александрис, предложил создать подразделение армии из офицеров в качестве рядовых. Это предложение было одобрено командующим 2-й греческой бригады, пехотным полковником А. Бурдарасом[5].

В августе 1942 года в Палестине майор кавалерии А. Стефанакис сформировал Отряд Избранных Бессмертных (греч. Λόχος Επιλέκτων Αθανάτων) в честь «бессмертных» Византии. Отряд насчитывал 200 человек, и первоначально предполагалось включить его в качестве отряда пулемётчиков в формирующуюся тогда 2-ю греческую бригаду. Однако 15 сентября 1942 года новый командир соединения, полковник Х. Цигантес переименовал его в «Священный отряд» в честь древнего фиванского Священного отряда и Священного отряда Греческой революции, получив добро на преобразование отряда в соединение спецназа[6][7][8].

SAS

В тесном сотрудничестве с командиром британского полка Особой воздушной службы (SAS) подполковником Дэвидом Стёрлингом (англ.) и с одобрения греческого генерального штаба отряд перебазировался в сентябре в Кабрит (Египет) для подготовки в своей новой роли. Однако второе сражение при Эль-Аламейне и скорость продвижения союзников в Ливии положили конец эпохе рейдов на джипах[9].

Тем не менее, этот период оказался полезным введением в службу для полка SAS и эскадрона майора Джеллико в частности. Этот эскадрон стал диверсионным, получив имя Особая лодочная служба (SBS). С окончанием войны в Африке в мае SAS был разделён на 2 ветви. Эскадрон специальных рейдов (Special Raiding Squadron) действовал в центральном Средиземноморье, до своего возвращения и превращения его в воздушно-десантное соединение, в то время как SBS действовал в Эгейском море, вместе с греческим «Священным отрядом», до конца войны[10].

Тунис

7 февраля 1943 года после предложения полковника Цигантеса командующий 8-й британской армии генерал Б. Монтгомери передал греческий «Священный отряд» под командование генерала Ф. Леклерка во 2-ю бронетанковую дивизию свободных французов в роли лёгкой механизированной кавалерии. 10 марта 1943 года в районе Ксар-Риллан (Тунис) «Священный отряд» дал свой первый бой против немецкого механизированного соединения, прикрывая наступление 10-го британского корпуса, который пытался обойти оборонительную «линию Марет» с юга.

Сразу после этого союзные войска захватили тунисский город Габес.

«Священный отряд» был придан 2-й новозеландской дивизии.

29 марта−6 апреля смешанное греческо-новозеландское соединение дало бой с немцами в Вади-Акарит.

12 апреля Священный отряд вступил в Сусс и принял участие в сражении за Энфидавилль между 13 и 17 апреля[11].

Эгейское море

С мая 1943 года «Священный отряд», состоящий из 314 человек, находился в различных лагерях в Палестине. В июле соединение перешло в Дженин для подготовки к прыжкам с парашютом. Там же была произведена реорганизация и отряд был разбит на подразделения: штабное, основное и подразделения диверсантов I, II и III. После итальянской капитуляции 9-го сентября 1943 года британские силы были направлены на оккупированные итальянцами Додеканесские острова. Подразделение I «Священного Отряда» было выброшено с воздуха на остров Самос 30 октября, в то время как подразделения II и III были переброшены на рыболовецких судах. Однако с провалом кампании на острове Лерос «Священный отряд» был эвакуирован на Ближний Восток.

В феврале 1944 года отряд перешёл под командование британских рейдерских сил. 7 февраля подразделение I было направлено на боевые операции на северные острова Эгейского моря (Самос, Псара, Лесбос, Хиос), в то время как подразделение II было вновь направлено на Додеканесские острова).

В апреле 1944 года «Священный отряд» был расширен до размера полка, насчитывая около 1000 человек. Это отражало эффективность соединения, а также, с британской точки зрения, его политическую надёжность в британских планах послевоенного устройства Греции, в особенности после волнений в греческой армии и флоте на Ближнем Востоке в апреле того же года.

В июле 1944 года «Священный отряд» вместе с подразделением SBS освободил остров Сими, взяв в плен немецкий гарнизон[12][11].

Афины, декабрь 1944 года

К октябрю 1944 года почти вся материковая Греция была освобождена частями Народно-освободительной армией Греции (ЭЛАС). Согласно соглашениям, подписанным 26 сентября в итальянском городе Казерта, части ЭЛАС не вошли в столицу страны, город Афины[13]. Этим самым руководимая коммунистами ЭЛАС подтвердила, что не намерена воспользоваться политическим вакуумом для взятия власти.

При этом действовавшие в самом городе в годы оккупации отряды и другие подпольные организации ЭЛАС насчитывали 23 тыс. человек, из которых 6 тыс. имели лёгкое вооружение, а 3 тыс. были вооружены только пистолетами[14].

Немцы оставили Афины 12 октября 1944 года, и BBC объявило, что город был освобождён силами ЭЛАС. Но последовал протест премьер-министра эмиграционного правительства Георгиоса Папандреу, и «без зазрения совести» была передана телеграмма британского командующего Вильсона У. Черчиллю о том, что Афины были освобождены британскими войсками и «Священным отрядом»[15].

В действительности «Священный отряд» высадился вместе с англичанами в Пирее 14 октября[16].

Напряжение в отношениях между поддерживаемым англичанами правительством Георгиоса Папандреу и прокоммунистическим Национально-освободительным фронтом Греции (ЭАМ), который контролировал почти всю страну, нарастало. Критическим вопросом стало разоружение партизанских сил и формирование новой национальной армии из состава соединений эмиграционного правительства и партизанских армий ЭЛАС и ЭДЕС[17].

Тем не менее, правительство Папандреу не желало расформировывать «Священный отряд», 3-ю горную бригаду Римини и отряды бывших грекоязычных гитлеровцев, так называемые «Батальоны охраны»[18]. Папандреу и англичане желали сохранить эти соединения как ядро новой армии. Одновременно Черчилль и Папандреу настаивали на расформировании ЭЛАС[19].

3 и 4 декабря 1944 года произошли массовые убийства при разгоне демонстраций левых[20], обстрелянных силами прежних коллаборационистских формирований (бывших членов СС)[21][22][23]. По мнению некоторых историков, причины не выяснены до сих пор[23]. В результате вспыхнули жестокие 35-дневные бои в Афинах, названные потом Декабрьскими событиями (греч. Δεκεμβριανά). «Священный отряд» принял тогда участие в боях против ЭЛАС[24]. В греческой историографии эти события, в зависимости от политической ориентации авторов, именуются как британской интервенцией, так и гражданской войной[25]. О характере событий говорит и расстановка сил. Против сил ЭЛАС в Афинах были задействованыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4108 дней]:

  • 2-я британская дивизия KRRC, численностью в 5 тыс. человек
  • 5-я индийская дивизия численностью в 5 тыс. человек
  • 23-я британская бронетанковая дивизия с более 100 (300[26]) танков.
  • позиции ЭЛАС обстреливали корабли британского флота и 50 самолётов Supermarine Spitfire
  • в разгар боёв сюда была переброшена и 4-я британская дивизия
  • характер гражданской войны военным действиям придавали своим участием: «Священный отряд», 3-я горная дивизия (общая численность прибывших из эмиграции составляла 3500 человек[27]), не менее 12 тысяч солдат из «Батальонов охраны»[28], отряды полиции, плюс члены других антикоммунистических формирований, вооружённых во время оккупации немцами и вновь вооружённых англичанами.

В целом на британской стороне воевало свыше 19 тысяч членов вооруженных греческих формирований.

Бои вызвали устное осуждение президента США Рузвельта. В британском парламенте Черчилля обвинили в том, что в то время, как развивалось немецкое наступление в Арденнах и просили об ответном советском наступлении, Черчилль перебрасывал британские части из Италии для войны «против греческого народа, на стороне немногочисленных квислингов и монархистов», «в попытке посадить в Греции своего премьер-министра, подобно тому как Гитлер сажал гауляйтеров в оккупированных странах»[29].

Бои продолжались 33 дня. В ходе боёв Черчилль прибыл в Афины 25 декабря, созвав встречу «воюющих сторон», в присутствии хранившего молчание главы советской военной миссии полковника Попова[30].

На этом этапе военное противостояние окончилось после подписания Варкизского соглашения 12 февраля 1945 года[31].

Расформирование отряда

После окончания боёв в Афинах с февраля по май 1945 года (до конца войны) «Священный отряд» продолжил боевые действия против оставшихся немецких гарнизонов на островах Эгейского моря. Последним 2 мая 1945 года Священный отряд освободил остров Тилос, севернее Родоса[32].

7 августа 1945 года отряд был расформирован. Во время церемонии расформирования в Афинах флаг подразделения был награждён высшими военными наградами Греции Крестом Доблести и Военным крестом первого класса. Продолжением традиций «Священного корпуса» стало создание с началом гражданской войны в 1946 году отрядов спецназа, именуемых «Отряды горных рейдеров»[5].

Напишите отзыв о статье "Священный отряд (1942)"

Примечания

  1. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 571.
  2. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 605.
  3. Frank G. Weber, The Evasive Neutral — ΘΕΤΙΛΗ, 1983.
  4. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 606.
  5. 1 2 [defence.e-e-e.gr/hellenic_war_history/1897_to_1922/major_general_tsigantes/index.html Λεωνιδασ ≫ Υποστρατηγοσ Χριστοδουλοσ Τσιγαντεσ]
  6. Ευάγγελος Τζάχος, «Ο Αντισμήναρχος Γεώργιος Α. Αλεξανδρής και η πρώτη επιχείρηση του Ιερού Λόχου», περιοδικό Πόλεμος και Ιστορία, τεύχος 17, Μάρτιος 1999, εκδ. Επικοινωνίες, σελ. 8
  7. Ο Ελληνικός Στρατός στη Μέση Ανατολή (1941—1945) (Ελ Αλαμέιν-Ρίμινι-Αιγαίο), συντάκτες Υποστράτηγος Εμμανουήλ Περισάκης, Υποστράτηγος Δημήτριος Παλαιολόγος. Αθήνα 1995, εκδ. Γενικό Επιτελίο Στρατού/ Διεύθυνση Ιστορίας Στρατού, σελ. 40-41.
  8. Η ονομασία αυτή, ως επωνυμία στρατιωτικού τμήματος, εμφανίζετε για πέμπτη φορά στην ελληνική ιστορία. Γενικό Επιτελείο Στρατού [www.army.gr/files/File/DED/Ieros_Loxos.pdf Ιερός Λόχος]
  9. Ο Ελληνικός Στρατός στη Μέση Ανατολή (1941—1945) (Ελ Αλαμέιν-Ρίμινι-Αιγαίο) (1995), σελ. 42 και Χρήστος Σ. Φωτόπουλος [defence.e-e-e.gr/hellenic_war_history/1897_to_1922/major_general_tsigantes/index.htm ΥΠΟΣΤΡΑΤΗΓΟΣ ΧΡΙΣΤΟΔΟΥΛΟΣ ΤΣΙΓΑΝΤΕΣ 1897—1970]
  10. [books.google.com/books?id=3r1Tq5GsrlcC&pg=PA11&dq=Sacred+Squadron&lr=&as_brr=3&hl=de&cd=3#v=onepage&q=Sacred%20Squadron&f=false James Shortt, Angus McBride; The Special Air Service S. 11 — 1981.]
  11. 1 2 www.army.gr/files/File/DED/Ieros_Loxos.pdf
  12. Koburg C. W., S. 73.
  13. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 734.
  14. Σπύρος Κωτσάκης, σελ. 52.
  15. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 742.
  16. Σπύρος Κωτσάκης, σελ. 53.
  17. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 765.
  18. «Батальоны охраны» давали присягу (греч. Ο όρκος του ταγματασφαλίτη) на верность Адольфу Гитлеру и немецкому командованию, источник: [www1.rizospastis.gr/wwwengine/story.do?id=3720146 ΡΗΖΟΣΠΑΣΤΗΣ № 27.03.1998], из книги «Ο Μωριάς στα όπλα» автора Ильяса Пастерьеглу (Ηλίας Παπαστεργιόπουλου). Текст присяги в оригинале: «: Ορκίζομαι εις τον Θεόν τον άγιον τούτον όρκον, ότι θα υπακούω απολύτως εις τας διαταγάς του ανωτάτου αρχηγού του γερμανικού στρατού Αδόλφου Χίτλερ. Θα εκτελώ πιστώς απάσας τας ανατεθησομένας μοι υπηρεσίας και θα υπακούω άνευ όρων εις τας διαταγάς των ανωτέρων μου. Γνωρίζω καλώς ότι διά μιαν αντίρρησιν εναντίον των υποχρεώσεών μου, τας οποίας διά του παρόντος αναλαμβάνω, θέλω τιμωρηθή παρά των γερμανικών στρατιωτικών νόμων». — Перевод: «Свято клянусь перед Богом, что буду беспрекословно исполнять приказы наивысшего вождя немецкой армии Адольфа Гитлера. С преданностью и лояльностью буду исполнять мои обязанности и безусловно буду исполнять приказы высших. Подтверждаю, что знаю, любое сопротивление моим обязанностям, которые я принимаю теперь, приведет к суровому наказанию немецким военным законом». Однако неясно, все или не все члены «Батальонов охраны» давали эту присягу.
  19. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 766.
  20. Архивные статьи из прессы: [wwk.kathimerini.gr/kath/7days/1994/12/04121994.pdf в греческом ежедневнике Καθημερινή ], иллюстрированные фотографиями Димитрия Кесселя (Dimitri Kessel) — наглядного свидетеля и документатора массовых убийств 3 и 4 декабря 1944 года. Фотография № 7 запечатлела момент, когда подразделения греческой полиции из бывших коллаборационистов готовятся открыть огонь по мирным демонстрантам [el.wikipedia.org/wiki/%CE%91%CF%81%CF%87%CE%B5%CE%AF%CE%BF:EAMdemonstratorsKilledOnDecember-3-1044.jpg Эта фотография], переданная в распоряжение греческой Википедии, документирует, что 3 этих гражданских демонстрантов было расстреляно 3 декабря 1944 года за то, что они несли транспарант с текстом, неблагонадёжным для бывших гитлеровских политиков в Греции, ставших роялистами.
  21. Университетская коллективная работа «Εμείς οι Έλληνες» — Афины: Σκαϊ Βιβλίο, 2008.
  22. [www.athensguide.com/syntagma.html Syntagma (Constitution) Square // © Matt Barrett’s Athens Survival Guide (www.athensguide.com)  (Проверено 26 января 2013) (англ.)] — Страница содержит, среди прочего, описание крупнейшего массового убийства демонстрантов.
  23. 1 2 Mark Mazower: Στην Ελλάδα του Ηίτλερ. Η εμπειρία της Κατοχής, — Афины: ΑΛΕΞΑΝΔΡΕΙΑ, 1994. — ISBN 960-221-096-6. — С. 400.
  24. [books.google.com/books?id=qYAwZFwyYdwC&printsec=frontcover&hl=de&source=gbs_v2_summary_r&cad=0#v=onepage&q=&f=false Christopher Montague Woodhouse, The struggle for Greece, 1941−1949 — 2002. — S. 121.]
  25. Απόστολος Ε. Βακαλόπουλος, Νέα Ελληνική Ιστορία 1204−1985, Βάνιας Θεσσαλονίκη — σελ. 436.
  26. По некоторым источникам, в общей сложности 300 британских танков принимало участие в этих боях в Афинах — Brzeziński A.: Grecja. — Варшава, издательство: TRIO, 2002. — С. 125−126. — ISBN 83-88542-30-3
  27. Ορέστης Μακρής,Η ιστορική πείρα μιάς εποποίας, Εθνική Αντίσταση,τεύχος 152—2011. — σελ. 40.
  28. «The Greek Civil War — Studies of Polarization, edited by David H.Close» — ISBN 0-415-02112-X, главa в сотрудничестве c Lars Baerentzen: The British Defeat of EAM, 1944−45. — С. 86.
  29. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 774.
  30. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 780.
  31. Τριαντάφυλλος Γεροζήσης, σελ. 794.
  32. Koburg C. W., S. 113.

Литература

  • Τριαντάφυλλος Γεροζήσης,. Το Σώμα των αξιωματικών και η θέση του στην σύγχρονη Ελληνική κοινωνία, 1821−1975. — ISBN 960-248-794-1.
  • Σπύρος Κωτσάκης,. Η Απελευθέρωση της Αθήνας, Εθνική Αντίσταση,τεύχος 152, 2011.
  • Charles W. Koburg:. [books.google.com/books?id=aV8N5Fdf_Y8C&pg=PA73&dq=Sacred+Squadron&lr=&as_brr=3&hl=de&cd=4#v=onepage&q=Sacred%20Squadron&f=false Wine-dark, blood red sea: naval warfare in the Aegean, 1941−1946 — 1999].

Ссылки

  • [www.militaryphotos.net/forums/showthread.php?127556-The-Greeks-at-El-Alamein-(1942) Die Griechen bei El Alamein]
  • [greek-war-equipment.blogspot.com/2010/11/1942-1945-sacred-band.html The complete operational history of the Sacred Band]

Отрывок, характеризующий Священный отряд (1942)

– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.