XVIII династия
|
Правители (фараоны, префекты, епархи, номархи ) |
| редактировать |
Восемнадцатая династия (1550—1292 до н. э.) — одна из наиболее известных династий Древнего Египта. Иногда XVIII династия именуется династией Тутмосидов, так как в неё входят все четыре фараона по имени Тутмос.
В неё входил ряд наиболее могущественных фараонов (включая Тутмоса III), расширивших границы Египта от пятого порога Нила на юге до Евфрата на севере. К этой династии относится правление Хатшепсут и, возможно, ещё двух женщин-фараонов. Значительной фигурой является Эхнатон (также известный как Аменхотеп IV), «фараон-еретик», который впервые на государственном уровне ввел монотеизм, и его жена Нефертити.
Последним родственником Тутмосидов на троне был Тутанхамон, усыпальница которого, открытая в 1922 году Говардом Картером, стала одним из величайших археологических открытий, поскольку являлась одной из немногих неразграбленных царских гробниц. Эйе и Хоремхеб, правившие после Тутанхамона, также включаются в XVIII династию.
Также этой династии принадлежат такие постройки как Храм Амона в Луксоре заупокойный храм Тутмоса III, и ступенчатый храм Царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахари.
Династия обычно объединяется с XIX и XX, образуя «Новое царство».
Согласно ДНК-исследованию, представители XVIII династии принадлежали к гаплогруппе R1b1a2[1].
Содержание
Яхмос I
Восемнадцатая династия была основана Яхмосом I, братом Камоса, последнего правителя XVII династии. Яхмос завершил борьбу с правлением гиксосов. С изгнанием этой династии завершился Второй Переходный Период в истории Египта, и началось Новое царство (Египетская Империя). Яхмоса I сменил Аменхотеп I. Оба фараона правили более 20 лет.
Тутмос I и Хатшепсут
Тутмос I, по всей видимости, не был непосредственно связан с династической линией, а присоединился к ней путём брака. После него власть перешла к Тутмосу II и его жене, царице Хатшепсут, бывшей дочерью Тутмоса I. Вскоре после смерти супруга она заняла трон и правила более 20 лет из-за малолетия своего приёмного сына, Тутмоса III. Исследователи XIX века полагали, что Хатшепсут узурпировала власть, однако новые доказательства свидетельствуют, что она была эффективной и успешной правительницей, как о ней и говорится в античных историях. При ней была восстановлена международная торговля, возрождено богатство страны, Хатшепсут поощряла крупные строительные проекты и вернула к жизни опустошенные храмы. Вокруг построенной ей собственной гробницы позже возникла Долина Царей, так как позднейшие фараоны хотели быть связанными с величием её погребального комплекса. Её пасынок, Тутмос III, позже прославился как величайший военный деятель египетской истории. Его преемником стал Тутмос IV, правивший 10 лет.
Аменхотеп III, Эхнатон и амарнский период
Первые записи об официальных отношениях Египта с иностранными государствами относятся ко времени правления Аменхотепа III, при котором Египет пережил экономический подъём. По всему Египту было построено много храмов и монументов в честь бога Себека, изображавшегося в виде крокодила. Часть дипломатической переписки Аменхотепа, ведшейся на аккадском языке, содержалась в царских архивах в эль-Амарне и сыграла важную роль в изучении этого периода.
Фараон Эхнатон провел религиозную реформу, заключавшуюся во введении монотеизма (некоторые ученые полагают, что Эхнатон лишь восстановил монотеизм). Считается, что посвящение Эхнатона богу Атону вызвало недовольство окружения, из-за чего после смерти он подвергся проклятию памяти. Хотя современные египтологи считают религиозные реформы Эхнатона наиболее важным событием периода, сами египтяне считали амарнский период неудачным отклонением. Частичный возврат к традиционной египетской религии произошёл уже во время правления Сменхкары и Нефернеферуатона (возможно, под этими именами правила царица Нефертити).
Тутанхамон
Следующий фараон, Тутанхамон, не дожил до двадцатилетия, после чего линия наследования оборвалась (согласно проведенному в 2008 году исследованию, два плода, погребенные вместе с ним, могли быть его дочерьми-близнецами). Анхесенамон, вдова Тутанхамона, обратилась к хеттскому королю Суппилулиуме I с просьбой послать ей в мужья одного из своих сыновей, сделав его таким образом правителем Египта, так как не желала выходить замуж за представителя нижестоящего класса. Суппилулиума I отправил посла, который выяснил, что ситуация описана верно. Однако, хеттский принц Цаннанца был убит в пути на границе между Хеттской и Египетской империями. В ответ на это разгневанный Суппилулиума I объявил войну зависимым от Египта Сирии и Северному Ханаану. К несчастью, среди египетских пленников вспыхнула эпидемия, которая привела к опустошению Хеттского царства — погиб как Суппилулиума I, так и его непосредственный наследник.
Два последних правителя XVIII династии, Эйе и Хоремхеб, происходили из придворных чиновников, хотя Эйе мог с целью получения власти жениться на вдове Тутанхамона незадолго до её смерти. Правление Эйе было коротким. Его преемник Хоремхеб был дипломатом при дворе Тутанхамона и мог быть выбран им в качестве преемника и, возможно, пришёл к власти в результате свержения Эйе. Он также не имел детей и избрал преемника.
С началом царствования в 1292 году до н. э. Рамсеса I началась XIX династия.
Родословное древо XVIII династии
Серым цветом выделены представители XVII династии.
Напишите отзыв о статье "XVIII династия"
Примечания
- ↑ [lenta.ru/news/2011/08/02/pharaos/ Lenta.ru: Прогресс: Половина европейцев оказалась потомками египетских фараонов]
Литература
- Петер Элебрахт «Трагедия пирамид! 5000 лет разграбления египетских усыпальниц» (перевод с немецкого) О. И. Павловой, Москва, издательство «Прогресс», 1984 года./Peter Ehlebracht «Heltet die Piramiden Fest! 5000 Jahre Grabraub in Agypten» Düsseldorf — Wien, 1980, Econ Verlag.
Ссылки
- [ru-egypt.com/lexicon/18_dynasty История XVIII династии]
Отрывок, характеризующий XVIII династия
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
