Аграфена Купальница

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина есть другие значения: см. Купальница
Аграфена Купальница
</td>
К. Е. Маковский. Девушка в венке.
Тип народно-христианский
Иначе Аграфена — лютые коренья, Аграфена — обетная каша
также Агриппина (церк.)
Значение Канун Ивана Купалы
Установлен имеет древние дохристианские корни[1]
Отмечается славянами
Дата 23 июня (6 июля)
Традиции мытьё в бане, сбор охранительных трав, девушки плетут венки
Связан с Иваном Купалой

Аграфе́на Купа́льница — день в народном календаре восточных славян, приходящийся на 23 июня (6 июля). В этот день шла активная подготовка к купальской ночи[2]. С этого дня во многих местностях считалось безопасным купание в реках и других водоёмах, начинался сбор трав, делался пробный покос, начинанали вязать банные веники и мётлы[3].





Другие названия

Аграфена — лютые коренья[4], Аграфена — обетная каша[5], Аграфена — злые коренья[6], Ивановские ночи, белор. Агрыпіна, Арцём, Герман[7][страница не указана 2790 дней], Купала, Купалле[8], полес. Ведьмин день, Скакунов вечер[9].

Название дня происходит на имени святой Агриппины Римской, прозванную в народе Аграфеной.

Русский книжник XVI века пытался объяснить название (Купальница) и целительную силу навечерия Иванова дня привязкой к содержанию ветхозаветной книге Товита. Как он пишет, именно в этот день Товий искупался в Тигре, где по совету архангела Рафаила обнаружил рыбу, с помощью внутренностей которой его отец исцелился от слепоты (Тов. 6:2-9)[10].

Обряды и поверья

Во многих местах только с этого дня начинают купаться, «закупываются»[11]. Бывают даже общие купания, сопровождаемые песнями. На Аграфену обязательно мылись и парились в бане, заготавливали банные веники на весь год[12].

Один из довольно распространённых купальских обрядовК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2763 дня] — обливание водой всякого встречного и поперечного. Так, в Орловской губернии деревенские парни одевались в старое и грязное и отправлялись с вёдрами на речку чтобы наполнить их самою мутною водою, а то и просто жидкой грязью, и шли по деревне, обливая всех и каждого, делая исключение разве что для стариков и малолеток. Но всего более, разумеется, доставалось девушкам: парни врывались даже в дома, вытаскивали девушек на улицу силой и здесь окатывали с ног до головы. В свою очередь и девушки старались отомстить парням. Кончалось тем, что молодёжь, перепачканная, мокрая, в прилипшей к телу одежде, устремлялась на речку и здесь, выбрав укромное местечко, подальше от строгих глаз старших, купалась вместе, «причём, — как замечает этнограф XIX в. — разумеется, и парни и девушки остаются в одеждах»[13].

Считается, что к этому дню лютые травы и коренья в соке, а травы лучистые в силе. Селяне украшали дома вениками, пучками травы и букетами цветов. Утром этого дня пели:

Приехала Купаленка
На семидесяти тележках.
Привезла нам Купаленка
Добра и здоровья,
Богатства и почестей.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2799 дней]

И верили, и видели, будто на телегах, выстланных скошенной травой, украшенных букетами цветов, едет она, обмытая росами, рассветом-зоряницей привечаемая, лелеемая ветерком светлокрылым, из семи братьев Ветровичей младшим братом. Едет красавица Аграфена с Иваном Купалой повидаться[14].

В этот день заготавливали банные веники на весь год. Для этого девушки и женщины после обеда запрягали лошадь и уезжали в лес ломать молодые березовые ветки. Иногда веники делали из различных пород лиственных деревьев и растений, тогда в каждый веник входило по ветке: от березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и ветку разных сортов. Это ритуальные веники: одним из них парятся в этот день в бане, другими обряжают недавно отелившихся коров, третьи, наконец, перебрасывают через головы или бросают на крышу бани с целью узнать будущее (если веник упадёт вершиной к погосту, то бросающий умрёт, а если не вершиной, то останется жив). Заготовка веников шла под пение песен[15].

К вечеру обязательно моются и парятся в банях, используя при этом для исцеления от болезней разные лечебные травы. Парятся веником из богородицкой травы (тимьян или чабрец) и папоротника, иван-да-марьи и ромашки, из лютика (купальница), полыни и мяты пахучей[15].

В некоторых великорусских местностях ещё накануне Аграфены-купальницы, деревенские девушки собирались на беседу и толкут в ячмень в ступе, сопровождая эту несложную работу песнями. Утром, на Аграфену, из этого ячменя варится в складчину обетная каша, съедаемая вечером с коровьим маслом. Этой кашей также угощали нищих[16][страница не указана 2790 дней][17][страница не указана 2790 дней].

В некоторых местностях в день Аграфены Купальницы девушки ходили в своих лучших нарядах по домам и просили: «Умойте», что означало — дайте что-нибудь из девичьих украшений: серьги, ленточки, бусы и прочее[18].

У русских было принято[когда?] вечером этого дня умываться вечерней росой, чтобы быть здоровыми[19].

В течение всего дня и ночью звучали песни. Девушки под Иван-день гадали: находили на дороге подорожник и обращались к нему со словами: «Подорожник, подорожник, ты сидишь на дороге, видишь старого и малого, скажи милого моего». После этого растение срывали ртом и на ночь клали под подушку[20].

Обязательное событие дня Аграфены-купальницы — сбор трав, кореньев для лечебных и знахарских целей. На Ивана Травника, отчаянные мужики и бабы в глухую полночь снимают с себя рубахи и до утренней зари роют коренья или ищут в заветных местах клады. А знахари, ложась спать, читали «самодельные молитвы»[18].

Существовал обычай[в какой стране?][где?] в ночь на Иван Купалу «выкатывать ржи» — кататься по ржи, мять рожь[21].

У восточных и западных славян существовал[когда?] обычай чистить колодцы накануне Иван Купалы; в сёлах юго-восточной Польши верили, что вода в колодцах будет особенно «здоровой», если его вычистить в день св. Яна[22].

Мученице Агриппине молятся при всевозможных недугах, а также проказе[23].

Поговорки и приметы

См. также

Напишите отзыв о статье "Аграфена Купальница"

Примечания

Литература

  1. Баранова О. Г., Зимина Т. А., Мадлевская Е. Л. и др. Русский праздник. Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия / Науч. ред. И. И. Шангина. — СПб.: Искусство-СПБ, 2001. — 668 с. — (История в зеркале быта). — ISBN 5-210-01497-5.
  2. Колодец / Валенцова М. М., Виноградова Л. Н. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 2004. — Т. 3: К (Круг) — П (Перепелка). — С. 536–541. — ISBN 5-7133-1207-0.
  3. Грушко Е. А. Энциклопедия русских суеверий. — М.: ЭКСМО-пресс, 2000. — 558 с. — ISBN 5-04-005166-2.
  4. Ермолов А. С. [books.google.ru/books?id=q2PuAgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Народная сельскохозяйственная мудрость в пословицах, поговорках и приметах]. — СПб.: Типография А.С.Суворина, 1901. — Т. 1. Всенародный меяцеслов. — 691 с.
  5. Золотые правила народной культуры / О. В. Котович, И. И. Крук. — Мн.: Адукацыя i выхаванне, 2010. — 592 с. — 3000 экз. — ISBN 978-985-471-335-9.
  6. Касторский М. И. [books.google.ru/books?id=s2FcAAAAcAAJ&pg=PA33&dq=%D0%90%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B5%D0%BD%D0%B0+%D0%9A%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0+%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&hl=ru&sa=X&ei=_TB0U9HTBZSK4gSp_IHYDA&ved=0CD0Q6AEwAw#v=onepage&q=%D0%90%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B5%D0%BD%D0%B0%20%D0%9A%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0%20%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&f=false Начертание славянской мифологии]. — СПб.: Типография Е. Фишера, 1841. — 182 с.
  7. Колесникова В. [books.google.ru/books?id=fEF-7meECqYC&pg=PA302&dq=%D0%90%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B5%D0%BD%D0%B0+%D0%9A%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0+%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&hl=ru&sa=X&ei=_TB0U9HTBZSK4gSp_IHYDA&ved=0CCwQ6AEwAA#v=onepage&q=%D0%90%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B5%D0%BD%D0%B0%20%D0%9A%D1%83%D0%BF%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%B8%D1%86%D0%B0%20%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9&f=false Русь православная. Праздники и обряды]. — М.: Олма-Пресс, 2005. — 606 с. — ISBN 5-224-05162-2.
  8. Коринфский А. А. Народная Русь. — М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1901. — 723 с.
  9. Дорога / Левкиевская Е. Е. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 124–129. — ISBN 5-7133-0982-7.
  10. Максимов С. В. Аграфена Купальница // Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Товарищество Р. Голике и А. Вильворг, 1903. — 529 с.
  11. [etymolog.ruslang.ru/index.php?act=xi-xvii Народный календарь Кемеровской области] / Сост., авт. вступ. ст. и примеч. Е. И. Лутовинова. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998. — 208 с.
  12. Мадлевская Е. Л. Аграфена Купальница // Русская мифология. Энциклопедия. — М.: Мидгард, Эксмо, 2005. — 784 с. — ISBN 5-699-13535-9.
  13. Некрылова А. Ф. Круглый год. Русский земледельческий календарь. — М.: Правда, 1991. — 496 с. — ISBN 5-253-00598-6.
  14. Некрылова А. Ф. Русский традиционный календарь: на каждый день и для каждого дома. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 765 с. — ISBN 5352021408.
  15. Рогов А. П. [textarchive.ru/c-2397704-pall.html Мир русской души, или История русской народной культуры]. — М.: ТЕРРА—Книжный клуб, 2003. — 352 с. — ISBN 5-275-00906-2.
  16. Рожнова П. К. Радоница. Русский народный календарь: обряды, обычаи, травы, заговорные слова. — М.: Дружба народов, 1992. — 174 с. — ISBN 5-285-00135-8.
  17. Соколов М. И. Отчего канун Иванова дня (23 июня) называют купальницею и считается днем урочным? // Живая старина. Вып. 2. — СПб., 1890. — С. 137–138.
  18. Соколовский Вл. Времена года. Православный народный календарь. — Пермь: Урал-Пресс, 1996. — 288 с. — ISBN 5-86610-063-0.
  19. Терещенко А.В. [www.booksite.ru/fulltext/4by/tru/ssk/ogo/index.htm Быт русского народа: забавы, игры, хороводы]. — М.: Русская книга, 1999. — 336 с. — ISBN 5-268-01383-1. (по изд. 1847 – 1848 гг.).
  20. Толстая С. М. Полесский народный календарь. — М.: Индрик, 2005. — 600 с. — (Традиционная духовная культура славян. Современные исследования). — ISBN 5-85759-300-X.
  21. Уваров Н. Энциклопедия народной мудрости. Пословицы, поговорки, афоризмы, крылатые выражения, сравнения. — М.: Инфра-Инженерия, 2009. — ISBN 978-5-9729-0020-6.
  22. Здоровье / Усачева В. В. // Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. / Под общей ред. Н. И. Толстого; Институт славяноведения РАН. — М. : Международные отношения, 1999. — Т. 2: Д (Давать) — К (Крошки). — С. 299–303. — ISBN 5-7133-0982-7.
  23. Чичеров В. И. [padabum.com/d.php?id=45044 Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI – XIX веков]. — М.: Издательство Академии Наук СССР, 1957. — 237 с.
  24. Энциклопедия российских праздников / Сост. В. Воскобойников, Н. Голь. — СПб.: Респекс, 1997. — 448 с. — (Русь Великая). — ISBN 5-7345-0094-1.
  25. Юдина Н. А. Энциклопедия русских обычаев. — М.: Вече, 2000. — 510 с. — ISBN 578380813X.
  26. Васілевіч Ул. А. [starbel.narod.ru/kalendar.htm Беларускі народны каляндар] // Паэзія беларускага земляробчага календара. Склад. Ліс А.С.. — Мн., 1992. — С. 554-612.  (белор.)
  27. Лозка А. Ю. Беларускі народны каляндар. — Мн.: Полымя, 2002. — 238 с. — ISBN 98507-0298-2.  (белор.)

Отрывок, характеризующий Аграфена Купальница

Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.