Битва при Сельориго
| Битва при Сельориго | |||
| Основной конфликт: Реконкиста | |||
 Скала, на которой располагался замок Сельориго | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа астурийцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Би́тва при Сильориго — два последовательных сражения между мусульманскими войсками Кордовского эмирата и союзной астурийско-кастильской армией, произошедшие в 882—883 годах за контроль над замком Сельориго и его окрестностями. Оба сражения привели к поражению мусульман. Замок, за который сражались армии, на сегодняшний день утрачен.
Первое сражение
В 882 году Мухаммад I ибн Лубб[en], член клана Бану Каси, который как и его отец Лубб I ибн Муса[ca] ранее всегда имел хорошие отношения с христианскими королевствами на севере Пиренейского полуострова, вступил в коалицию с кордовским эмиром Мухаммадом I. Эмир в качестве жеста доброй воли послал своего сына аль-Мунзира присоединиться к войску Бану Каси для налётов на владения христиан на реке Эбро. Мухаммад ибн Лубб продвинулся из Сарагосы вдоль берега Эбро и прошёл через Ла-Риоху, в то время принадлежавшую его дядям, правителю Сарагосы Исмаилу ибн Мусе[en] и правителю Туделы Фортуну ибн Мусе.
После прибытия к Сельориго мусульмане попытались взять замок, так как он был стратегически важен для защиты одного из немногочисленных проходов через горы Обаранес[en]. Замок защищал Вела Хименес, основатель рода Вела и первый граф Алавы. Однако атака, обернувшаяся для обеих армий большим числом раненых, не позволила мусульманам добиться успеха в захвате замка. После этого сын кордовского эмира аль-Мунзир взял значительную часть мусульманской армии под своё командование и отправился к Панкорбо, другому перевалу через Обаренес. Однако атаки на замок Панкорбо[es] в течение нескольких дней также закончились мусульманским отступлением и многочисленными жертвами.
После этих отступлений король Астурии Альфонсо III приказал графу Кастилии Диего Родригесу Порселосу и Веле Хименесу преследовать Мухаммада ибн Лубба и аль-Мунзира. После преследования в течение некоторого времени мусульманские лидеры запросили мира.
Второе сражение
Год спустя, в 883 году, аль-Мунзир собрал войско под командованием аль-Мондера и Абу Халита. После победы под стенами Сарагосы и разграбления города Вильямайор-де-Монхардин и других городов Наварры они отправились в очередной раз атаковать замок Сельориго, но на этот раз без помощи войск Мухаммада ибн Лубба.
Результаты кампании оказались еще хуже, чем за год до того. После того как защитники Сельориго обили атаки, аль-Мунзир вновь атаковал замок в Панкорбо, а также замок в Кастрохерисе. Обе попытки завершились полным провалом и большими потерями для мусульманской стороны. Эти поражения вынудили аль-Мунзира отправить посланника к королю Альфонсо III, чтобы просить мира.
Напишите отзыв о статье "Битва при Сельориго"
Литература
- Llorente Juan Antonio. [books.google.es/books?id=6hEMAAAAYAAJ&pg=PA69&dq=cellorigo+vela&lr=&as_brr=3#PPA69,M1 Noticias históricas de las tres Provincias Vascongadas]. — 1806.
- Real Academia de la Historia. [books.google.es/books?id=SXADAAAAQAAJ&pg=PA27&dq=cellorigo+vela&lr=&as_brr=3#PPA27,M1 Diccionario geográfico-histórico de España].
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Сельориго
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.
