Битва при Сервере
Координаты: 41°54′ с. ш. 3°28′ з. д. / 41.900° с. ш. 3.467° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.900&mlon=-3.467&zoom=14 (O)] (Я)
| Битва при Сервере | |||
| Основной конфликт: Реконкиста | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победа Кордовского халифата | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Би́тва при Серве́ре произошла около Эспиноса-де-Сервера 29 июля 1000 года[1] между христианскими войсками графа Санчо Гарсии Кастильского и графа Гарсии Гомеса де Салданья с одной стороны и мусульманскими войсками Кордовского халифата под командованием хаджиба Аль-Мансура (Альманзора). Это «страшное и трудноописуемое»[2] сражение закончилось победой Аль-Мансура. Оно стало пятьдесят вторым в карьере Аль-Мансура (согласно Dikr bilad al-Andalus).
Причины и приготовления
К моменту унаследования Санчо Гарсией титула графа Кастилии между Кастилией и Кордовским халифатом действовало перемирие. Однако в 999 году оно было нарушено: Санчо Гарсия отказался платить халифу ежегодную дань, а также пришел на помощь своему соседу, королю Памплоны Гарсии Санчесу II, сражавшемуся с войсками хаджиба Аль-Мансура[3]. 21 июня 1000 года мусульманская армия во главе с Аль-Мансуром вышла из Кордовы, чтобы провести карательную экспедицию в Кастилию. Последующие события хорошо описаны в нескольких мусульманских хрониках, составление которых началось после экспедиции Аль-Мансура в Сантьяго-де-Компостелу в 997 году. Наиболее ценные сведения оставил историк Ибн аль-Хатиб, использовавший данные очевидцев, а также информацию, полученную от своего отца, Халафа ибн Хусайна ибн Хаййана, — личного секретаря Аль-Мансура[4]. Ибн аль-Хатиб отметил, что эта кампания была наиболее трудной для Аль-Мансура за всю его карьеру: приготовления к походу заняли особенно много времени, а правители христианской Испании были в союзе против него, создав объединенное войско[5].
Аль-Мансур пересек реку Дуэро и вторгся в Кастилию в районе Мадинат-Селима, где он встретился с армией Санчо Гарсии и «галисийских королей»[6], состоявшей из солдат Памплоны и Асторги[7]. Аль-Мансур занял крепости Осма, Сан-Эстебан-де-Гормас и Клуния, которые находились в руках мусульман в течение нескольких лет до того времени. К северу от Клунии он с удивлением обнаружил большую христианскую армию. Санчо Гарсия, избранный командующим армией христиан, встал лагерем на горе Ярбайра (Пенья-де-Сервера), заняв тем самым выгодное стратегическое положение[5]. Эта диспозиция позволяет говорить о том, что изначальное расположение войск у армии Санчо было более предпочтительным, чем у Аль-Мансура[8]. Дороги из Клунии вели к Тордомару, Ларе и Салас-де-лос-Инфантес через узкий проход Йекла, который шел через Пенья-де-Сервера и расширялся в бассейне реки Арланса.
Ход битвы
Согласно Ибн аль-Хатиб, христианские воины торжественно поклялись не отступать с поля боя. Аль-Мансуру было известно о его неблагоприятном положении — христиане имели более укрепленный лагерь и лучший обзор, — и его визири никак не могли договориться о тактике будущего сражения. Пользуясь этим, армия христиан, без планирования и стратегии, спустилась с вершины на ничего не подозревавших мусульман, и сражение сразу же перешло в стадию ближнего боя. Правый и левый фланги Аль-Мансура подверглись атаке одновременно и вскоре дрогнули, что вдохновило Санчо усилить натиск[5]. Большинство воинов мусульманского арьергарда быстро утратили боевой дух и бежали.
По словам секретаря Аль-Мансура Халафа ибн Хусайна, хаджиб со свитой наблюдал за ходом боя с вершины небольшого холма. Пока он обсуждал возможность бросить в бой свою гвардию, правый фланг его армии дрогнул. Гвардейцы оказались в незащищенном положении и начали нести потери. Когда Аль-Мансур спросил своего секретаря, как много гвардейцев остались в живых, Халаф насчитал не более двадцати[9]. Аль-Мансур в конечном счете спешился и вернулся к своей палатке, чтобы укрепить боевой дух командиров. Он приказал развернуть на холме свой шатер, чтобы поддержать воинов. По свидетельству Халафа, вид большого шатра Аль-Мансура вдохновил мусульман и деморализовал христиан. Мусульмане перешли в контрнаступление и обратили армию Санчо в бегство. Аль-Мансур преследовал отступавших христиан около десяти миль[10], многие христианские воины были пленены, другие погибли, в то время как мусульманские потери составили порядка 700 воинов[11]. Христианский лагерь был захвачен и разграблен.
Ибн аль-Хатиб отдельно отметил заслуги Абд аль-Малика, сына Аль-Мансура, подчеркнув, что это не связано с фаворитизмом, а обосновывается исключительно его успешными действиями во главе берберской кавалерии. Также отличился Кайадайр аль-Даммари аль-Абра («Прокаженный»), вождь североафриканского племени Бану Даммари, воины которого состояли в армии мусульман. При Сервере в ближнем бою он одолел одного из графов Гомес и обезглавил его[5]. Ибн аль-Хатиб также похвалил второго сына Аль-Мансура Абд аль-Рахмана, который последовал за своим братом в бой.
Последствия
Несмотря на то, что битва завершилась победой мусульман, христиане преуспели в предотвращении дальнейшего продвижения Аль-Мансура по Кастилии. Гонсало Мартинес Диес предполагает, что если бы христианская армия не сразилась с мусульманами у Серверы, Аль-Мансур беспрепятственно отправился бы опустошать Бургос, как он уже поступал с Барселоной, Памплоной, Леоном и Сантьяго-де-Компостела[12]. На самом деле внимание Аль-Мансура было обращено не на Кастилию, а на Памплону. 4 сентября он занял местечко Kashtila (отождествляется с Каркастильо)[13], на пути из Сарагосы в Памплону. Но, только войдя в королевство, Аль-Мансур решил повернуть назад. Он вернулся в Кордову 7 октября после 109 дней отсутствия, завершив тем самым, вероятно, самый длинный из своих пятидесяти шести военных походов. Кордовская знать, неудовлетворенная проведением экспедиции, обвинила Аль-Мансура в трусости[14]. Поэт Ибн Даррай, участник битвы у Серверы, также был недоволен результатами похода. Его поэма 105 — горькое воспоминание о кампании, в том числе с упоминаниями краткого вторжения в Памплону и сожжения монастыря Санта Крус де ла Серос[15]. Также поэт упоминал и разорение области al-hima min al-rah, отождествляемой с Ла-Риохой, что подтверждает тот факт, кампания Аль-Мансура была направлена в первую очередь против королевства Памплона, где он задержался всего на семнадцать дней[16].
Единственными христианскими источниками, упоминающими битву у Серверы, являются хроники Anales Castellanos Segundos и Anales Toledanos Primeros. Первая упоминает: In era MXXXVIII [año 1000] fuit arrancada de Cervera super conde Sancium Garcia et Garcia Gomez (В 1000 н. э. были разгромлены у Серверы графы Санчо Гарсия и Гарсия Гомес)[17]. Вторая летопись опровергает мусульманские источники, утверждающие, что обезглавленный у Серверы граф Гомес — это именно Гарсия Гомес де Салданья. У Гарсии было три брата — Веласко, Санчо и Муньо — и все они носили графский титул. Скорее всего, у Серверы погиб Веласко Гомес — только он не появляется в хрониках после 1000 года.[12].
Напишите отзыв о статье "Битва при Сервере"
Примечания
- ↑ Дата определена как понедельник за шесть дней до конца месяца Шабан, 390 г.х. (по сведениям Ибн аль-Хатиба, см. Martínez Díez, 567.
- ↑ Слова Ибн аль-Хатиба, цит. по: Martínez Díez, 566.
- ↑ Martínez Díez, 568.
- ↑ См. Martínez Díez, 566-67.
- ↑ 1 2 3 4 Martínez Díez, 564-67, quoting from Ibn al-Khatib at length.
- ↑ Здесь имеются в виду, скорее всего, не короли Леона и Памплоны, несколько леонских графов. Король Леона Альфонсо V был несовершеннолетним и находился под опекой сестры Санчо, Эльвиры Гарсия, а предыдущий король Бермудо II умер за несколько месяцев до битвы. Присутствие же Гарсии Санчесу II Наваррского также маловероятно. Martínez Díez (с. 570) признает, что его нахождение в христианской армии могло иметь место, однако Альберто Каньяда Хусте (см. «Un posible interregno en la monarquía pamplonesa (1000—1004)», Primer Congreso General de Historia de Navarra, 3, Comunicaciones. Edad Media, Pamplona, 1988, pp. 15-18) утверждает, что король Наварры в это время тяжело болел или уже был мертв.
- ↑ В Dikr bilad отмечено, что «бесчисленные христиане» пришли из всех регионов Испании.
- ↑ Martínez Díez, 568-9.
- ↑ Халаф также записал, что Аль-Мансур приказал ему охранять его лошадей с седлами, украшенными драгоценностями, чтобы они не попали в руки христиан.
- ↑ Martínez Díez, 567. Эта цифра взята из Dikr bilad и хроники Ибн Аби-л-Файяда, Ибн аль-Хатиб дает иную формулировку: «несколько parasangas», что, будучи словом персидского происхождения, означает 6400 метров.
- ↑ Martínez Díez, 567 и 569, цитируется Ибн аль-Хатиб и Dikr bilad.
- ↑ 1 2 Martínez Díez, 570.
- ↑ Эта идентификация была впервые предложена Хосе Мария Лакаррой и была поддержана Мартинес Диесом (см. Martínez Díez, 570-71). Великий французский арабист Эварист Леви-Провансаль первоначально предположил, что Kashtila означало «Кастилия» и указывал на столицу графства — Бургос. Он утверждал, что в течение целого месяца августа Аль-Мансур опустошал Кастилию на пути к Сарагосе, откуда он быстро вернулся в Бургос 4 сентября. Понимая практическую невыполнимость такого маршрута передвижений, Леви-Провансаль впоследствии изменил своё мнение и приравнивая Kashtila с Эстелла. Тем не менее, немецкий учёный Вильгельм Хёнербах расширил первоначальное предложение Леви-Провансаля, предположив, что Аль-Мансур после своего визита в Бургос отправился к Памплоне, а затем вернулся в Кордову.
- ↑ Martínez Díez, 571.
- ↑ Martínez Díez, 572.
- ↑ Данные Махмуда Али Макки, см. Martínez Díez, 572.
- ↑ Martínez Díez, 569.
Литература
- Martínez Díez, Gonzalo. 2005. El condado de Castilla, 711—1038: La historia frente a la leyenda. Marcial Pons Historia.
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Битва при Сервере
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
