Битва у Бергена (1665)

Сражение у Бергена
Основной конфликт: Вторая англо-голландская война
Нападение англичан на порт Берген, раскрашенная гравюра Арнольда Блюма.
Дата	2 (12) августа 1665 года
Место	Северное море, Бергенский порт в заливе Воген, 60°23′33″ с. ш. 5°19′24″ з. д.60.39250° с. ш. 5.32333° з. д. / 60.39250; -5.32333
Итог	победа Голландии
Противники
Королевство Англия Голландская Республика
Командующие
Томас Теддиман Питер де Биттер
Силы сторон
15 военных кораблей, 2 брандера 11 торговых судов, береговая батарея
Потери
112 убитых 309 раненых 29 убитых 70 раненых

Сражение у Бергена — морское сражение Второй англо-голландской войны 1665 — 1667 годов, состоявшееся 2 (12) августа 1665 года в заливе Воген у входа в Бергенский порт. Английская эскадра под командованием контр-адмирала сэра Томаса Теддимана атаковала нидерландский торговый флот в Бергенском порту, обороной командовал голландский капитан Питер де Биттер. На стороне голландцев также сражался норвежский гарнизон крепости. Битва закончилась поражением и отступлением английской эскадры (хотя ни один английский корабль не был уничтожен, многие из них были серьёзно повреждены и понесли большие потери в личном составе).

Предыстория

Начало войны

После окончания Первой англо-голландской войны в 1654 году на английский трон взошёл Карл II (1630—1685). При помощи новой войны с Голландской республикой он надеялся получить от парламента средства, необходимые для большей независимости королевской власти. Кроме того король поддерживал интересы Королевской африканской компании, главным конкурентом которой являлась Голландская Ост-Индская компания. Война была объявлена весной 1665 года.

Первое столкновение флотов противников в Лоустофском сражении 13 июня 1665 года закончилось крупным поражением голландцев. Повреждённый голландский флот вынужден был возвратиться в порт, благодаря чему англичане временно получили контроль над ключевыми торговыми путями в Северном море и Ла-Манше. Английский флот под командованием графа Сандвича занял позицию на отмели Доггер-банка, чтобы ожидать там конвои, прибывающие из голландских колоний и нападать на них. Англичанам стало известно, что голландский флот под командованием вице-адмирала де Рюйтера, прибывающий из Америки, находится у побережья Шотландии и собирается южным курсом пробиваться в голландские порты. 27 июля 1665 года граф Сандвич созвал военный совет, на котором было принято решение отправиться к норвежскому побережью, где англичане надеялись захватить конвой де Рюйтера. Однако они разминулись с голландским флотом, который 6 августа прибыл в порт Делфзейл. Английский флот безуспешно искал конвой, истратив за время поисков большую часть своих припасов. Поэтому, когда стало известно, что голландский конвой находится в гавани Бергена, на военном совете 9 августа было решено атаковать его. Для этой цели была выделена эскадра из 22 военных кораблей и 2 брандеров под командованием контр-адмирала Томаса Теддимана.

Конвой Ост-Индской компании

Голландский конвой состоял из больших торговых судов Ост-Индской компании. Торговый конвой с грузом отправлялся из Нового Света в Европу дважды в год. В связи с началом войны командование конвоем было поручено опытному офицеру Михиэлу де Рюйтеру. Груз стоимостью свыше 11 миллионов гульденов был велик как никогда раньше, так как голландцы предполагали, что начавшаяся война может вызвать затруднения в сообщении колоний с Европой. Конвой вышел из Ост-Индии 25 декабря 1664 года. Узнав о начале войны и поражении голландцев в Лоустофском сражении, де Рюйтер предположил, что Ла-Манш занят англичанами, и повёл конвой к северу от Шотландии, чтобы добраться до Нидерландов через Северное море. Коммерческие суда по приказу де Рюйтера отправились в Берген, а сам он с военными кораблями направился в Голландию, чтобы вернуться с большим флотом и сопровождать конвой на родину. 29 июня торговые суда конвоя прибыли в нейтральный порт Берген.

Дипломатическая обстановка

Несмотря на то, что король Дании и Норвегии Фредерик III был связан несколькими договорами с Республикой Соединённых провинций, датско-голландские отношения были достаточно напряжёнными. Нидерландская монополия в торговле с Америкой и Африкой препятствовала развитию датской торговли. Кроме того, ухудшению отношений способствовала недостаточная, с точки зрения датчан, поддержка со стороны их голландских союзников в Северной войне против Швеции (1655—1660 год). После поражения Голландии при Лоустофте, Фредерик III взял курс на сближение с Англией. Он предполагал, что в случае дальнейших успехов англичан в войне, многие голландские торговые суда начнут искать убежища в датских портах. В этом случае он планировал конфисковать эти гружёные товаром суда, что было бы финансово весьма выгодно для Дании. 24 июня 1665 года английский посланник Джилберт Тэлбот обратился к королю с предложением воспользоваться услугами английского флота для конфискации голландских судов. Фредерик III не отказался от помощи англичан, и посланник немедленно уведомил своё правительство о готовности датского короля к сотрудничеству. Генерал-адмирал английского флота герцог Йоркский Джейкоб Стюарт (будущий король Англии Яков I) немедленно отправил соответствующее распоряжение графу Сандвичу. Эти бумаги, полученные графом ещё до военного совета на Доггер-банке, должны былы стать основой для последующих английских операций в норвежских водах.

Однако Фредерик опасался окончательного разрыва с Нидерландами. Он надеялся, что в создавшейся ситуации сможет получить немалую выгоду, не разрывая союза с голландцами, а напротив, предоставив им за определённую плату убежище от английского флота. Он приказал губернаторам датских и норвежских портовых городов не участвовать ни в каких боевых действиях ни на голландской, ни на английской стороне. Джилберт Тэлбот, узнав об этом, пытался сообщить об этом своему правительству, однако эта информация так и не достигла флота графа Сандвича.

Ход боевых действий

Переговоры

Когда 11 августа 1665 года эскадра Томаса Теддимана подошла к Бергену, для нападения на конвой в его распоряжении оставались только 15 кораблей и 2 брандера. Остальные 5 кораблей были отнесены южнее сильным штормом. Прибывший на борт английского флагмана датский чиновник сообщил англичанам, что по условиям договора не больше 5 военных кораблей одного государства могли одновременно войти в нейтральный Берген. Теддиман отправил своего представителя Эдварда Монтегю к коменданту крепости генерал-майору Иоганну Каспару фон Сисиньону и командующему датскими вооружёнными силами в Норвегии генералу Клаусу фон Алефельдту. Оба они были в курсе слухов о секретном договоре между королями Дании и Англии, однако никаких конкретных приказов не получали. Курьер, выехавший из Копенгагена 24 июля ещё не успел достичь Бергена. Переговоры продолжались всю ночь. Генерал Алефельдт, стремясь выиграть время, необходимое, чтобы дождаться приказа от короля, предложил Теддиману напасть на голландский флот, используя не более шести кораблей и с двухдневной отсрочкой. Его предложение было категорически отвергнуто контр-адмиралом, понимавшим, что во-первых, за эти дни голландцы успеют подготовиться к нападению, а во-вторых, существует вероятность появления военного флота де Рюйтера, отправленного для охраны конвоя. На рассвете переговоры безрезультатно завершились и эскадра начала подготовку к нападению.

Подготовка к сражению

В 4:00 утра 2 августа Монтегю вернулся, но был немедленно отправлен обратно Теддиманом с приказом откровенно пригрозить крепости применением насилия, если они продолжат упрямиться. Монтегю заявил норвежцам, что английский флот имеет 2000 орудий и 6000 солдат, но это не произвело на них впечатления, поскольку было очевидно, что истинный размер английских сил меньше примерно в три раза. В отчаянии Монтегю даже предложил коменданту крепости орден Подвязки в обмен на уступки. но вновь безрезультатно.

Между тем англичане стали грозить городу высадкой десанта. Многие жители, опасаясь грабежей, бежали. Де Биттер спешно отозвал с берега голландские экипажи. Многие голландские моряки имели большой военный опыт борьбы, к тому же Биттер мотивировал их обещанием выплаты заработной платы в трехкратном размере в случае победы.

Большинство голландских кораблей были хорошо укрыты в бухте. Примерно в 300 метрах от английской линии Де Биттер расположил с севера на юг Slot Hooningen, Catherina, свой флагман Walcheren, Gulden Phenix и Rijzende Zon. Тысячи моряков сз легких судов были отправлены для усиления крепости.

Ход битвы

Рано утром англичане ударили в барабаны и затрубили в трубы, чем возвестили начало атаки. Их экипажи обнажили головы для короткой молитвы, а затем спешно стали заряжать пушки.

Когда начался бой, оба флота находились лишь в нескольких сотнях метров друг от друга. Теддиман сразу решил пустить в ход брандеры. Голландцы расположили восемь тяжелых кораблей в линию поперек бухты, чтобы иметь возможность одновременным залпом ударить по врагу. Английский флот находился с подветренной стороны и имел, таким образом, более выгодную позицию, но английские артиллеристы не учли этого, и поэтому их выстрелы в основном ушли мимо цели. Сильный южный ветер и дождь отнес дым от английских пушек обратно к кораблям, ослепив канониров. В результате большинство выстрелов пришлись севернее, по крепости Бергена, и убили четырёх солдат гарнизона. Комендант крепости ответил огнём по английскому флоту. Английский флот, который в общей сложности насчитывал около 600 орудий и 2000 солдат, сам по себе намного превосходил силы норвежской крепости, включавшие всего 125 орудий и 200—300 человек. Однако корабли Теддимана были расположены в линию относительно голландцев, и потому стрельба по крепости была сильно затруднена. Теддиман рассчитывал, что голландцы быстро сдадутся под непрерывным огнём, но ошибся. После трех часов перестрелки английские корабли сами были вынуждены отступить около десяти часов утра.

Англичане потеряли 421 человека: 112 убитыми (среди них большинство капитанов кораблей) и 309 ранеными. В биографии Джона Уилмота, 2-го граф Рочестера, рассказывается, что Рочестера, Монтегю и Джорджа Виндхэма, троих молодых дворян, одолевали предчувствия смерти. Они заключили договор, что тот, кто погибнет первым, явится к остальным в виде призрака. В конце боя Джордж вдруг начал дрожать от страха, Эдвард Монтегю обнял его, желая приободрить, после чего они оба были убиты взрывом пушечного ядра.

Голландский флот также понес серьезный урон, особенно Catherina, потеряв около 25 погибших и 70 раненых. Восемь человек погибли в крепости, ещё десять — в городе.

Состав флотов

Соединенные Провинции
Название	Командир	Орудия	Примечания
Slot Hooningen	Херман де Рюйтер	60
Catharina	Рут Максимилиан	40	Сел на мель
Walcheren	Питер де Биттер	60 — 70
Jonge Prins	Якоб Йохемсзон	60 — 66
Gulden Phenix	Якоб Буркхорст	65
Rijzende Zon	Неизвестно	50
Kogge	Люйт Петерсзон	45
Wapen van Hoorn	Петер Виллемсзон ван Весп	60 — 66
Англия
Название	Командир	Орудия	Примечания
Prudent Mary	Томас Хавард	28
Breda	Томас Сил	40 — 48
Foresight	Пэкингтон Брукс	34 — 48
Bendish	Роберт Тейлор	42
Happy Return	Джеймс Ламберт	52
Sapphire	Томас Эллиот	36 — 40
Pembroke	Ричард Коттон	22 — 34
Guernsey	Джон Утбер	22 — 30
Revenge	Томас Теддиман	60
Golden Lion	Уильям Дейл	42
Society	Ральф Ласкеллс	44
Norwich	Джон Ветвонг	24 — 30
Guinea	Томас Рум Койл	34 — 40

Последствия битвы

После неудачи в сражении английский флот отступил в ближайший фьорд. Два дня спустя генерал Алефельдт с опозданием получил инструкции от короля, согласно которым не должен был препятствовать нападению англичан на голландский флот. Сэр Томас Клиффорд отправился в Берген в качестве парламентёра для новых переговоров с датчанами. Однако, даже получив королевский приказ, Алефельдт старался избежать действий, которые могли быть расценены голландцами как враждебные. Он поставил англичанам несколько условий. Во-первых, датско-норвежские войска не приняли бы участия в нападении, во-вторых, англичане не должны были сходить на берег и использовать плавучие маяки. И, наконец, в-третьих, генерал пожелал сам назначить время нападения. Англичан такие условия вновь не устроили. Таким образом, переговоры вновь закончились ничем и Томас Теддиман вынужден был вернуться к основным силам английского флота. Генерал Алефельдт конфисковал пушки и часть товаров, привезённых голландцами на берег, в качестве платы за помощь в защите от нападения англичан.

Вскоре норвежского побережья достиг голландский военный флот, отправленный для эскортирования торговых судов в домашние гавани. Однако на обратном пути конвой вновь попал в сильный шторм, и часть торговых судов отстала. Некоторые из них были захвачены английским флотом. В частности, 13 сентября 1665 два больших судна из Ост-Индии попали в руки англичан. 19 сентября 1665 их судьба постигла ещё четыре корабля. Захват этих судов стал, фактически, единственным успехом англичан в войне со времени Лоустофтского сражения. Поражение при Бергене привело к отстранению графа Сандвича от командования английским флотом. Вскоре его место занял Джордж Монк, 1ый герцог Альбемарль.

См. также

• История Норвегии
• Вторая англо-голландская война

Отрывок, характеризующий Битва у Бергена (1665)

– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.