Бофорт, Джоан (королева Шотландии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джоан Бофорт
англ. Joan Beaufort<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Яков I и Джоан Бофорт. Джоан держит в руках скипетр и цветущий чертополох — цветочную эмблему Шотландии</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Джоан в браке
Щит рассечён: слева – герб Бофортов (щит, окаймлённый серебряно-лазоревой каймой, рассечён и пересечён: в 1-й и 4-й частях в лазоревом поле три золотых лилии [королевский герб Франции]; во 2-й и 3-й частях в червлёном поле три золотых, вооружённых лазурью леопарда [идущих льва настороже]). Справа — шотландский королевский герб (в золотом поле червлёный, вооруженный лазурью восстающий лев, окружённый двойной процветшей и противопроцветшей внутренней каймой [Шотландия])</td></tr>

Королева Шотландии[en]
2 февраля 1424 — 21 февраля 1437
Предшественник: Анабелла Драммонд[en]
Преемник: Мария Гелдернская
 
Вероисповедание: католицизм
Рождение: ок. 1404
Смерть: 15 июля 1445(1445-07-15)
Данбар, Шотландское королевство
Место погребения: Картезианский приорат в Перте
Род: БофортыСтюарты
Отец: Джон Бофорт, граф Сомерсет
Мать: Маргарет Холланд
Супруг: 1. Яков I
2. Джеймс Стюарт[en]
Дети: от 1-го брака: Маргарита, Изабелла, Мария, Джоанна, Александр, Яков, Анабелла, Элеонора
от 2-го брака: Джон, Джеймс, Эндрю

Джоан Бофорт[1] (англ. Joan Beaufort; ок. 1404 — 15 июля 1445) — королева Шотландии (с 1424 по 1437 год). Жена короля Якова I, мать его восьмерых детей, в том числе короля Шотландии Якова II. После смерти Якова I снова вышла замуж, родила ещё троих детей.





Биография

Джоан была старшей из двух дочерей и четвёртым ребёнком в семье Джона Бофорта, графа Сомерсета, и Маргарет Холланд[2]. Как по отцу, так и по матери девочка состояла в родстве с английским королями. По отцу она была племянницей короля Генриха IV, который был сыном её деда герцога Ланкастерского Джона Гонта от первой жены[3]; король Генрих V, сын Генриха IV, был, соответственно, её двоюродным братом, а король Генрих VI, сын Генриха V, — её двоюродным племянником. По матери она была внучатой племянницей короля Ричарда II[1], который был сыном её прабабушки Джоанны, Прекрасной Девы Кента, от третьего брака.

С 1406 года, вначале будучи шотландским принцем, а затем и королём, Яков I (1394—1437) находился в плену у английского короля. Здесь, не позднее 1420 года, Яков познакомился с Джоан[2]. Считается, что именно ей шотландский король посвятил свою романтическую поэму «Королевская книга»[en] (The Kingis Quair, около 1424), в которой повествуется о влюблённом пленнике[1]. По преданию, король написал её, увидев в саду девушку из окна своей комнаты[4].

Брак, заключённый 12 февраля 1424 года в церкви Святой Марии в Саутуорке[5], имел и политический подтекст, учитывая родство Джоан с английскими королями: он был частью соглашения об освобождении шотландского короля из плена и, с точки зрения Англии, способствовал заключению альянса с Шотландией, которая таким образом лишалась возможности заключить союз с Францией[2]. Приданое Джоан составляло десять тысяч шотландских мерков; приданым была оплачена часть выкупа, за который Яков получал свободу[6][1].

Год после свадьбы пара проживала в Уинчестерском дворце[en], который принадлежал дяде Джоан кардиналу Генри Бофорту. Затем Джоан сопровождала супруга во время его возвращения в Шотландию, где оба они были коронованы в аббатстве Скон[en]. Королева оказывала смягчающее влияние на авторитарную политику Якова I: по её просьбе король неоднократно освобождал арестованных баронов; кроме того, Джоан часто заступалась за тех, кто должен был быть казнён[7]. За тринадцать лет брака Джоан родила восемь детей, однако среди них было только двое мальчиков — близнецы Яков (будущий король Шотландии Яков II) и Александр, который скончался в младенчестве[2].

21 февраля 1437 года король Яков был убит во дворце в Перте; королева также была целью покушения, однако отделалась травмой. Джоан успешно возглавила сторонников Якова I, которые жаждали покарать убийцу короля графа Атолла, но от дальнейшей власти ей пришлось отказаться из-за английского происхождения. Опеку над шестилетним королём парламент Шотландии поручил вдовствующей королеве, однако регентом страны стал Арчибальд Дуглас[2].

Смерть Якова I послужила толчком к началу долгого периода анархии в Шотландии. Ни вдова короля, ни регент не смогли удержать в повиновении баронов. Враждующие группировки Ливингстонов и Крихтонов неоднократно захватывали друг у друга малолетнего короля, используя контроль над ребёнком в обоснование своих претензий на власть в стране. Джоан пыталась переломить ситуацию и ближе к концу июля 1439 года вышла замуж за Джеймса Стюарта[en], «Чёрного рыцаря Лорна» (ок. 1399 — ок. 1451), отец которого был послом в Англии, а мать — потомком шотландского короля Роберта I и наследница дома Эргадия[en]; по мужской линии Джеймс был прямым потомком Александра Стюарта, 4-го лорд-стюарда Шотландии. Вместе с Чёрными Дугласами, чьим сторонником был новый супруг королевы, он планировал изолировать пасынка от влияния Ливингстонов и, тем самым, лишить их власти. Однако, силы были не равны: королева была арестована в августе 1439 года и была вынуждена отказаться от опеки над царственным сыном. К 1443 году власть в стране окончательно сосредоточилась в руках Ливингстонов. В 1445 году Джоан при поддержке Крихтонов и епископа Сент-Эндрюсского попыталась свергнуть правление Ливингстонов—Дугласов. Королева потерпела неудачу и была вынуждена укрыться в Данбарском замке[en], где и скончалась 15 июля. Джоан Бофорт была похоронена в пертском картезианском приорате[2][5].

Дети

От брака с королём Яковом I[2]
От брака с Джеймсом Стюартом[5]

Генеалогия

Предки Джоан Бофорт[9][10][11]
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Эдуард II
король Англии
 
 
 
 
 
 
 
8. Эдуард III
король Англии
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Изабелла Французская
 
 
 
 
 
 
 
4. Джон Гонт, 1-й герцог Ланкастер
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Вильгельм I де Эно
 
 
 
 
 
 
 
9. Филиппа Геннегау
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Жанна Валуа[en]
 
 
 
 
 
 
 
2. Джон Бофорт, 1-й граф Сомерсет
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
10. Пейн де Роэ[en]
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
5. Екатерина Суинфорд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
1. Джоан Бофорт
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Роберт Холланд[en], 1-й барон Холланд
 
 
 
 
 
 
 
12. Томас Холланд, 2-й барон Холланд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Мод де ла Зуш
 
 
 
 
 
 
 
6. Томас Холланд, 2-й граф Кент
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Эдмунд Вудсток, 1-й граф Кент
 
 
 
 
 
 
 
13. Джоанна Плантагенет, 4-я графиня Кент
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Маргарет Уэйк[en], 3-я баронесса Уэйк из Лидделла
 
 
 
 
 
 
 
3. Маргарет Холланд
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Эдмунд Фицалан, 9-й граф Арундел
 
 
 
 
 
 
 
14. Ричард Фицалан, 10-й граф Арундел
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Элис де Варенн[en]
 
 
 
 
 
 
 
7. Элис Фицалан[en]
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Генри Плантагенет, 3-й граф Ланкастер
 
 
 
 
 
 
 
15. Элеонора Ланкастерская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Мод Чауорт[en]
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Бофорт, Джоан (королева Шотландии)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/YAKOV_I.html Яков I (1394–1437)]. Кругосвет. Проверено 13 апреля 2016.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Brown, 2004.
  3. Marshall, 2007, p. 50.
  4. Marshall, 2007, pp. 49—50.
  5. 1 2 3 Weir, 2009, p. 232.
  6. Marshall, 2007, pp. 50—51.
  7. Marshall, 2007, pp. 51—52.
  8. Paul, 1904, p. 356.
  9. Browning, 1898, p. 288.
  10. Weir, 2007, p. 6.
  11. Weir, 2009, pp. 77, 92—95, 97, 104, 125.

Литература

  • Brown, M.H. [www.oxforddnb.com/index/14/101014646/ Joan [Joan Beaufort] (d. 1445)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford University Press, 2004.
  • Browning, Charles Henry. [books.google.ru/books?id=hTUfAAAAMAAJ The Magna Charta Barons and Their American Descendants with the Pedigrees of the Founders of the Order of Runnemede Deduced from the Sureties for the Enforcement of the Statutes of the Magna Charta of King John]. — 1898. — 463 p.
  • Marshall, Rosalind K. [books.google.ru/books?id=ABNYPgAACAAJ Scottish Queens, 1034-1714]. — John Donald, 2007. — 226 p. — ISBN 0859766772, 9780859766777.
  • [archive.org/stream/scotspeeragefoun06paul#page/356/mode/2up The Scots peerage; founded on Wood's edition of Sir Robert Douglas's peerage of Scotland; containing an historical and genealogical account of the nobility of that kingdom] / ed. James Balfour Paul. — 1904.
  • Weir, Alison. [books.google.ru/books?id=8DiiacacjnsC Britain's Royal Families: The Complete Genealogy]. — Vintage books, 2009. — 400 p. — ISBN 009953973X, 9780099539735.
  • Weir, Alison. [books.google.ru/books?id=KURpBwAAQBAJ Mistress of the Monarchy]. — Ballantine Books, 2007.

Отрывок, характеризующий Бофорт, Джоан (королева Шотландии)

Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.