Гвайт-и-Мирдайн

Гвайт-и-Мирдайн (синд. Gwaith-i-Mírdain, «народ камнеделов») — в легендариуме Дж. Р. Р. Толкина искусные эльфийские мастера Эрегиона, заселённого около 750 года Второй эпохи нолдор во главе с Келебримбором, внуком Феанора.

Эти нолдор многому научились у гномов, обитавших неподалеку в подземных пещерах Мории, познали многие секреты кузнечного ремесла и сделались со временем величайшими мастерами среди эльфов Средиземья. Однако им хотелось стать ещё искуснее, и это желание привело их к погибели.

Создание Колец Власти и гибель Гвайт-и-Мирдайн

Около 1200 года Второй эпохи в Эрегионе появился Саурон; он звался тогда Аннатар — Даритель — и, предлагая дружбу и совет, лелеял втайне чёрные замыслы. Со временем он обольстил Келебримбора и многих его подданных и убедил их выковать Кольца Власти. Это произошло около 1500 года Второй эпохи. Как сказано в «Акаллабет»,

«в те дни кузнецы Ост-ин-Эдхиля превзошли все свои прежние творения; они… создали Кольца Власти. Но Саурон направлял их труды и знал всё, что было ими создано; ибо желал он опутать эльфов и подчинить их себе»

На то, чтобы выковать Кольца, ушло без малого 100 лет, а затем Саурон выковал Единое Кольцо, и его тайный замысел стал явным. Келебримбор успел спрятать эльфийские кольца, и Саурон развязал войну. В 1697 году Эрегион был захвачен полчищами Саурона, а Келебримбор и большинство Гвайт-и-Мирдайн погибли. Уцелевших принял у себя в Ривенделле Элронд (возможно, именно эти уцелевшие кузнецы в 3018 году Третьей эпохи заново сковали Арагорну Элессару сломанный меч его предка, Исилдура).

См. также

• Келебримбор
• Кольца Власти Средиземья
• Эрегион

Отрывок, характеризующий Гвайт-и-Мирдайн

Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…