Давыдов, Александр Романович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Давыдов Александр Романович

Александр Давыдов
Дата рождения:

25 января 1937(1937-01-25)

Место рождения:

Москва, РСФСР, СССР

Дата смерти:

20 ноября 2012(2012-11-20) (75 лет)

Место смерти:

Москва, Российская Федерация

Гражданство:

СССР СССРРоссия Россия

Профессия:

режиссёр-мультипликатор, художник-мультипликатор

Награды:

«Ника» (1987)

Алекса́ндр Рома́нович Давы́дов (25 января 1937, Москва — 20 ноября 2012, там же) — советский и российский режиссёр-мультипликатор и художник-мультипликатор, лауреат премии «Ника».
Среди его самых известных работ — «Раз — горох, два — горох…», «Возвращение блудного попугая (второй выпуск)» и другие.





Биография

Александр Давыдов родился в Москве 25 января 1937 года в семье известного мультипликатора Романа Давыдова.

В Москве он начал ходить в школу, с младших классов увлекался рисованием, однако, учёбу пришлось прервать, когда семью Давыдова во время Великой Отечественной войны эвакуировали на Урал.

Возобновить обучение Александр смог только в 1945 году.
В 1956 году Давыдов поступил на двухгодичные курсы киностудии «Союзмультфильм», где и остался работать.
В 1959 году — первое участие мультипликатором в мультфильме «Скоро будет дождь».
В 1980 году — первая режиссёрская работа в мультфильме «Весёлая карусель. № 11. Погоня».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3660 дней]

С 1959 по 2005 годы Александр Давыдов принял участие в создании около 100 мультипликационных фильмов мультипликатором, художником, режиссёром, сценаристом или постановщиком.

С 1986 по 1988 годы Давыдов в качестве режиссёра участвовал в киносатирическом журнале «Фитиль».

В 1988 году за «Возвращение блудного попугая» Александр Романович был удостоен национальной премии Союза кинематографистов СССР — «Ника», став первым мультипликатором-лауреатом этой премии.
Некоторое время он работал за границей — в киношколе в Индии[1].
Последней работой Давыдова стал мультфильм «Новые приключения попугая Кеши» 2005 года.[2]

Умер Александр Романович Давыдов в Москве 20 ноября 2012 года[3][4].

Фильмография

Режиссёр

Художник

Сценарист

Сюжеты из киножурнала «Фитиль» — режиссёр

  • 1986 — «Воспоминания о будущем» («Фитиль» № 287)
  • 1986 — «На всякий случай» («Фитиль» № 292)
  • 1987 — «Волшебный перстень» («Фитиль» № 298)
  • 1988 — «Комбайн под мухой» («Фитиль» № 314)
  • 1988 — «В зоне особого внимания» («Фитиль» № 318)

Художник-мультипликатор

Избранные награды[5]

См. также

Напишите отзыв о статье "Давыдов, Александр Романович"

Литература

Примечания

  1. [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=33&sp=1 Энциклопедия отечественной мультипликации]
  2. [www.animator.ru/db/?p=show_film&fid=6842 Новые приключения попугая Кеши] (2005)
  3. [www.rg.ru/2012/11/20/davydov-anons.html Российская газета — «Скончался режиссёр мультфильмов про попугая Кешу»]
  4. [ria.ru/culture/20121120/911473568.html РИА-Новости — «Скончался режиссёр мультфильмов про попугая Кешу»]
  5. [www.kino-nika.com/the-national-award/winner/121--1987.html Лауреаты Национальной кинематографической премии «НИКА» за 1987 год]

Ссылки

  • Aleksandr Davydov (1937–2012) (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.animator.ru/db/?p=show_person&pid=33 Давыдов, Александр Романович — animator.ru]
  • [www.animator.ru/?p=show_news&nid=1694 Скончался режиссёр и аниматор Александр Давыдов] 20.11.2012

Отрывок, характеризующий Давыдов, Александр Романович



На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.