Дракула (фильм, 1931, испанская версия)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дракула (фильм, 1931, Испания)»)
Перейти к: навигация, поиск
Дракула
Drácula
Жанр

фильм ужасов / фэнтези / драма

Режиссёр

Джордж Мелфорд
Энрике Товар Авалос

Продюсер

Пол Кохнер
Карл Леммле мл.

Автор
сценария

книга Брэма Стокера
Хэмилтон Дин
Джон Л. Болдерстон
пьеса Гаррета Форта
Дадли Мерфи
адаптация Baltasar Fernández Cué

В главных
ролях

Карлос Виллариас
Лупита Товар
Бэрри Нортон
Пабло Алварез Рубио

Оператор

Джордж Робинсон

Кинокомпания

Universal Pictures

Длительность

104 мин

Бюджет

66 тыс. $

Страна

США США

Год

1931

IMDb

ID 0021815

К:Фильмы 1931 года

«Дракула» (англ. Drácula, 1931) — фильм ужасов Джорджа Мелфорда, экранизация сценической версии одноименного романа Брэма Стокера. Испанская версия фильма снималась в одно время с английской и в тех же самых декорациях. Один из сохранившихся до наших дней и наиболее известный "многоязычный" голливудский фильм короткого периода (1929-1935), когда возможности звукозаписывающей техники еще не позволяли осуществлять дубляж.

Съёмки проходили с 10 октября 1930 по 8 ноября 1930. Премьера фильма состоялась 11 марта 1931 года.





Сюжет

Агент по недвижимости Ренфилд (Пабло Алварез Рубио) приезжает в Трансильванию, чтобы подписать с графом Дракулой договор о покупке им старого аббатства Карфакс в Лондоне. Местные жители предупреждают Ренфилда, что замок Дракулы — логово нечисти, но тот игнорирует предупреждения и отправляется в замок. На перевале Борго его подбирает карета с молчаливым кучером. Выглянув по дороге из кареты, Ренфилд видит, что кучер исчез, а над упряжкой машет крыльями летучая мышь.

Приехав в замок, Ренфилд встречает там графа Дракулу (Карлос Виллариас) — аристократичного затворника с немного странными, но вполне сносными манерами. Они подписывают договор. Ренфилд выпивает предложенное ему вино и засыпает. К нему приближаются три женщины-вампира, но появляется Дракула и жестом отгоняет их.

На борту идущего в Лондон судна «Веста» успевший сойти с ума Ренфилд охраняет Дракулу, который ночами выбирается из гроба и одного за другим убивает моряков. К моменту прибытия «Весты» в Лондон из живых на борту остаётся только сам Ренфилд. Поскольку он явно безумен, его помещают в психиатрическую клинику.

Ночной Лондон. Дракула прогуливается по улицам, выбирая жертву. Затем он отправляется в театр, где знакомится в ложе с Джоном Харкером (Бэрри Нортон), его невестой Евой (Лупита Товар) и её подругой Люсией (Кармен Герерро). Девушки очарованы графом, вечером они обсуждают его. Когда Люсия ложится спать, в окно влетает летучая мышь и превращается в Дракулу.

В анатомическом театре доктор Абрахам Ван Хельсинг (Эдуардо Аросамена) обследует труп Люсии и обнаруживает на её шее следы укуса, которые он видел уже у предыдущих жертв. Он приходит к выводу, что убийства — дело рук Носферату — «не-мёртвого».

Ренфилд в клинике пытается поедать мух и пауков. Ван Хелсинг беседует с ним, выспрашивая о его снах.

Вернувшись в камеру, Ренфилд ночью через окно умоляет Дракулу не трогать Еву, но у Дракулы иные намерения.

Утром Ева рассказывает Харкеру о страшных снах, после которых она чувствует себя обессиленной. Приходит Ван Хелсинг и начинает расспрашивать Еву о том, что именно ей снится, а затем осматривает её и находит следы укуса.

В это время появляется Дракула. Ван Хелсинг и Дракула знакомятся друг с другом. Пока Дракула беседует с Евой, профессор замечает, что граф не отражается в зеркале. Он показывает Дракуле маленькое зеркальце; тот реагирует очень остро и уходит.

Пока мужчины обсуждают случившееся, Ева, попавшая под власть вампира, выходит из дома в сад, где её ждет Дракула. В это время в доме появляется сбежавший из клиники Ренфилд и умоляет Ван Хелсинга и Харкера увезти Еву. Летучая мышь в окне пугает его и он замолкает. В это время горничная, обнаружившая исчезновение Евы, поднимает тревогу. Харкер находит девушку в саду — она без сознания.

Санитары в клинике читают в газете статью о странной Белой Женщине, которая по ночам нападает на детей. Ева тоже видела Белую Женщину, и она сказала Ван Хелсингу, что узнала в ней Люсию. Ван Хелсинг обещает, что поможет душе Люсии упокоиться и советует Харкеру серьёзно обеспокоиться безопасностью Евы. Он говорит также, что единственный способ уничтожить вампира — вбить ему в сердце деревянный кол. Снова появляется Ренфилд, который рассказывает о том, как невероятно силен его «хозяин». Когда Ренфилда уводят и Ван Хелсинг остаётся в комнате один, входит Дракула, который говорит, что его кровь уже течет в жилах Евы и что девушка принадлежит ему. В ответ Ван Хелсинг сообщает Дракуле, что намерен его уничтожить. Граф пытается подавить волю Ван Хелсинга, но тот защищается крестом.

С наступлением ночи Ева чувствует себя лучше и просит Харкера отпустить её погулять. Она уже почти вампир и едва сдерживает желание укусить Джона; крест Ван Хелсинга и на неё действует как оружие. Она признается, что Дракула заставил её выпить кровь из его вены.

Следующей ночью Дракула вновь появляется под окном Евы; он гипнотизирует сиделку, заставляет её открыть окно и уводит Еву в аббатство Карфакс, где их уже ждет Ренфилд. Харкер и Ван Хелсинг также пробираются в аббатство и становятся свидетелями того, как Дракула убивает Ренфилда. Начинается рассвет, и Дракула с Евой прячутся в подземелье. Ван Хелсинг и Харкер находят гроб Дракулы и убивают вампира. После гибели Дракулы Ева обретает свободу и снова становится человеком.

В ролях

Премьеры

Техническая информация

  • Формат изображения: 1.20 : 1
  • Формат копии: 35 mm
  • Формат съёмок: 35 mm

Напишите отзыв о статье "Дракула (фильм, 1931, испанская версия)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дракула (фильм, 1931, испанская версия)

– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.