Исламская литература
Исла́мская литерату́ра (араб. الأدب الإسلامي) — термин используемый для определения литературы созданной представителями мусульманских народов, объединённые характерными религиозными и интеллектуальными чертами[1]. Включает в себя произведения не только на арабском, но и на персидском, турецком и др. языках, носители которых являются исконно мусульманскими народами.
Содержание
История
Началом исламской литературы является Коран — священная для мусульман книга, которая становится идеалом не только для арабов, но и для других народов, которые впоследствии обратились в ислам. Коран, как «несотворённое божье слово» теперь становится высшим проявлением литературной изящности и становится основой для всей исламской культуры и литературы, достигнув уникального положения в арабской литературе[1].
Религиозная литература
Помимо Корана в перечень исламской религиозной литературы входят многочисленные сборники хадисов — преданий о жизни пророка Мухаммада. Во времена Мухаммада запись его слов поначалу ставится под запрет самим Мухаммадом из-за боязни смешения Коранических аятов и его хадисов, однако потом этот запрет снимается и некоторые из его сподвижников начинают записывать его слова, поступки, невысказанные одобрения, однако это не носит системного характера, ибо процветает устная передача Корана и хадисов и в первые времена эти откровения сохраняются только в памяти его сподвижников и их учеников. Первым, кто стал записывать хадисы считается выдающийся имам Ибн Шихаб аз-Зухри, который был из числа табиинов (последователей) сподвижников пророка Мухаммада.
Самыми важными и достоверными сборниками хадисов у суннитов являются шесть книг (Кутуб ас-ситта):
- «Сахих» Мухаммада аль-Бухари.
- «Сахих» Муслима ибн аль-Хаджжаджа.
- «Сунан» Абу Дауда.
- «Джами» Абу Исы ат-Тирмизи.
- «Сунан» Ибн Маджа.
- «Сунан» ан-Насаи.
Впротивовес суннитским сборникам хадисов, шиитскими хадисоведами написаны собственные книги, важнейшими из которых считаются «Четыре книги»:
- «Аль-Кафи» аль-Кулайни.
- «Ман ла йахдуруху-ль-факих» Ибн Бабавайха ас-Садука.
- «Тахзиб аль-ахкам» Мухаммада ат-Туси.
- «Аль-Истибсар» Мухаммада ат-Туси.
Художественная литература
Наиболее известным произведением исламской художественной литературы является «Тысяча и одна ночь», которая является компиляцией многих ранних легенд и сказаний в пересказе от персидской царевны Шахерезады.
Также большу́ю известность получил иранский народный эпос Фирдоуси «Шахнаме», который повествует о мифической и героической истории Ирана.
Ибн Туфайль и Ибн ан-Нафис являются пионерами философского романа. Ибн Туфайль написал первый вымышленный роман на арабском языке «Хай ибн Якзан» (лат. Philosophus Autodidactus) в ответ на книгу Абу Хамида аль-Газали «Непоследовательность философов». А затем Ибн ан-Нафис в опровержение Ибн Туфайлу пишет вымышленный роман «ар-Рисала аль-Камилия» (лат. Theologus Autodidactus).
Составными частями исламской литературы являются литературы разных народов с преимущественно исламской культурой:
- Арабская литература
- Иранская литература:
- Тюркские:
- Литература Индонезии:
- Южно-Азиатская:
- Литература Сомали
Влияние
Латинский перевод работы Ибн Туфайла «Philosophus Autodidactus» появился в 1671 году подготовленный Эдуардом Пококом младшим (англ. Edward Pococke), а затем, в 1708 году, переводится на английский Саймоном Окли. Эти переводы позже вдохновили Даниеля Дефо на написание «Робинзона Крузо», который рассматривается как первый роман на английском языке[2][3][4][5].
«Божественная комедия» Данте Алигьери, которая считается величайшим произведением итальянской литературы, была написана под прямым или косвенным влиянием от работ по исламской эсхатологии[6].
Такие работы Шекспира как «Тит Андроник», «Венецианский купец» и «Отелло» в котором главным героем является мавр, содержат мавританские символы. Эти работы были вдохновлены несколькими мавританскими делегациями из Марокко в XVII веке во времена королевы Елизаветы[7].
Напишите отзыв о статье "Исламская литература"
Примечания
- ↑ 1 2 Islamic art, literature and culture, 2010.
- ↑ Nawal Muhammad Hassan (1980), Hayy bin Yaqzan and Robinson Crusoe: A study of an early Arabic impact on English literature, Al-Rashid House for Publication.
- ↑ Cyril Glasse (2001), New Encyclopedia of Islam, p. 202, Rowman Altamira, ISBN 0-7591-0190-6.
- ↑ Amber Haque (2004), «Psychology from Islamic Perspective: Contributions of Early Muslim Scholars and Challenges to Contemporary Muslim Psychologists», Journal of Religion & Health 43 (4): 357—377 [369].
- ↑ Martin Wainwright, [books.guardian.co.uk/review/story/0,12084,918454,00.html Desert island scripts], The Guardian, 22 March 2003.
- ↑ I. Heullant-Donat and M.-A. Polo de Beaulieu, "Histoire d’une traduction, " in Le Livre de l'échelle de Mahomet, Latin edition and French translation by Gisèle Besson and Michèle Brossard-Dandré, Collection Lettres Gothiques, Le Livre de Poche, 1991, p. 22 with note 37.
- ↑ Professor Nabil Matar (April 2004), Shakespeare and the Elizabethan Stage Moor, Sam Wanamaker Fellowship Lecture, Shakespeare’s Globe Theatre (cf. Mayor of London (2006), [www.london.gov.uk/gla/publications/equalities/muslims-in-london.pdf Muslims in London], pp. 14-15, Greater London Authority)
Литература
- Исламское искусство, литература и культура = Islamic art, literature and culture / Kathleen Kuiper. — Нью-Йорк: Britannica Educational Publishing, 2010. — 227 с. — ISBN 978-1-61530-097-6.
Отрывок, характеризующий Исламская литература
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
