Орфография испанского языка
Испанский алфавит является модифицированным вариантом латинского алфавита, состоящим из 27 букв A, B, C, D, E, F, G, H, I, J, K, L, M, N, Ñ, O, P, Q, R, S, T, U, V, W, X, Y, Z. Диграфы CH и LL обозначают отдельные звуки и до 1994 года они считались отдельными буквами и располагались в алфавите отдельно от C и L. Над гласными (A, E, I, O и U) может писаться ударение для обозначения ударного слога или иного смысла слова и трема над U для указания на раздельное прочтение.
Испанская орфография развивалась в течение почти 800 лет, начиная с эпохи Альфонса Мудрого, и была стандартизирована под руководством Испанской королевской академии. С момента публикации Орфографии кастильского языка (исп. Ortografía de la lengua castellana) в 1854 году испанская орфография пережила несколько незначительных изменений. Основными принципами испанской орфографии являются фонологический и этимологический, поэтому существует несколько букв, обозначающих одинаковые фонемы. Начиная с XVII века предлагались различные варианты реформы орфографии, которая создала бы однозначное соответствие между графемой и фонемой, но все они были отклонены. Фонетические расхождения между различными диалектами испанского языка делают невозможным создание чисто фонетической орфографии, которая бы адекватно отражала многообразие языка. Большинство современных предложений по реформированию правописания ограничиваются отменой букв-омофонов, которые сохраняются по этимологическим соображениям.
Содержание
Буквы
| Графема | Название | Транскрипция | Графема | Название | Транскрипция |
|---|---|---|---|---|---|
| Aa | a | [a] | Bb | be, be larga, be alta, be grande, be labial | [be'laɾɰa] |
| Cc | ce | [θe] или [se]1 | Dd | de | [d̪e] |
| Ee | e | [e] | Ff | efe | ['efe] |
| Gg | ge | [xe] или [he]2 | Hh | hache | ['aʧe] |
| Ii | i | [i] | Jj | jota | ['xota] или ['hota]2 |
| Kk | ka | [ka] | Ll | ele | ['ele] |
| Mm | eme | ['eme] | Nn | ene | ['ene] |
| Ññ | eñe | ['eɲe] | Oo | o | [o] |
| Pp | pe | [pe] | cu | [ku]3 | |
| Rr | ere, erre | ['eɾe], ['ere] | Ss | ese | ['ese] |
| Tt | te | [t̪e] | Uu | u | [u] |
| Vv | uve, ve corta, ve chica | ['uβe], [be‿'koɾta], [be‿'ʧika] | Ww | uve doble, doble ve, ve doble, doble u | ['uβe‿'ð̪oβle], ['doβle‿'β̞̞e] |
| Xx | equis | ['ekis] | Yy | i griega, ye | [i'ɰɾjeɰa], [ʝe] |
| Zz | zeta, zeda | [θeta] или ['seta]1, [θeða] или ['seða]1 |
1 Второй вариант в диалектах с seseo
2 Второй вариант характерен для Латинской Америки
3 Встречается только в составе диграфа qu
W и K встречаются крайне редко в испанском языке и исключительно в заимствованных словах. Буква K в иностранных словах иногда может заменяться на C перед A, O, U и на диграф qu перед I и E; W может заменяться, в зависимости от оригинального произношения, на V (если в оригинале звук [v], wolframio → volframio) или Gü (если в оригинале — [w], whisky → güisqui).
Диграфы
| Графема | Название | Транскрипция | Графема | Название | Транскрипция |
|---|---|---|---|---|---|
| Ch ch | che, ce hache | [ʧe], [se‿'aʧe] | Ll ll | elle | ['eʎe] или ['eʝe]1 |
| Qu qu | cu | [ku] | Gu gu | gue | [ge] |
| rr | erre, doble ere | ['ere], ['ð̪oβle‿'ere] |
1 Второй вариант для диалектов с yísmo
Диграфы Ch и Ll с 1803 по 1994 год считались отдельными буквами алфавита. Диграф rr (произносится /r/) никогда не считался отдельной буквой, возможно потому, что не встречается в начале слов. Диграфы qu и gu встречаются перед буквами i и e, буква u в этих диграфах не произносится.
Варианты названий
Некоторые графемы в испанском языке имеют несколько названий. B известна как просто бе, бе высокая (исп. be alta в Каталонии), бе большая (исп. be grande, в Мексике) или бе длинная (исп. be larga, в Аргентине, Чили и Уругвае), поскольку эта буква представляет звонкий билабиальный взрывной согласный или звонкий билабиальный фрикативный согласный, она также иногда называется бе лабиальная (исп. b labial), хотя произношение V (в подавляющем большинстве диалектов) является тоже лабиальным и абсолютно идентичным B. В свою очередь, V известна как уве (исп. uve, в Испании), бе низкая (исп. ve baja), бе маленькая (исп. ve chica) или бе короткая (исп. ve corta, в Чили, Аргентине), в некоторых учебниках эта буква называется бе лабиодентальная (исп. v labiodental, хотя так она произносится только в нескольких диалектах). Словом уве в некоторых районах Центральной Америки называется буква W, которая в Испании называется двойная уве (исп. uve doble), в Мексике и Коста-Рике двойная у (исп. doble u) и двойная бе (исп. doble ve) в Южном Конусе.
LL и rr называются элье (исп. elle) и эррэ (исп. erre) или двойная эле (исп. doble ele) и двойная эрэ (исп. doble ere), и являются единственными двойными согласными в современной орфографии, наряду с cc и в редких случаях nn.
I иногда называется и латинской (исп. i latina) для отличия от Y, и греческой (исп. y griega). В некоторых районах Y называется йе (исп. ye).
История
Альфонсовский период
Первая попытка стандартизации испанской письменности была предпринята при короле Альфонсо X Мудром, который хотел внести порядок в различные вариации орфографии, существовавших на тот период, взяв за основу фонетический принцип. Новая королевская орфография точно отражала фонетику языка той эпохи. Одним из изобретений этой орфографии было удвоение буквы N для обозначения палатализации, что впоследствии привело к появлению новой буквы Ñ.
От Альфонсо Мудрого до Академии
Антонио де Небриха, автор первой Грамматики кастильского языка, был также первым, кто опубликовал Reglas de orthographia («Правила орфографии»). Эти правила базировались в первую очередь на фонетическом принципе, но также широко применялся и этимологический принцип (в слове orthographia диграфы th и ph сохранены по этимологическим соображениям, реальное произношение соответствовало t и f). Идея Небрихи о том, что язык является «инструментом империи», касалась и устного языка, он стремился унифицировать произношение на всей территории Кастильской короны в соответствии с вальядолидским произношением.
В 1531 году Алехо де Венегас напечатал Tractado de orthographia y accentos («Трактат об орфографии и произношении»), который сильно отличался от «Правил» Небрихи, в частности, наличием оппозиции B и V и этимологическим использованием буквы Y. В 1609 году в Мехико была опубликована Ortografia castellana («Кастильская орфография») севильца Матео Алемана, которая было значительно более фонетической, чем его предшественников Венегаса и Небрихи, в частности, был упразднён диграф PH и введено различное написание для /r/ и /ɾ/. Настолько же смелой была и Arte de la lengua española castellana Варфоломея Хименеса Патона, появившаяся в 1614 году.
Кульминацией фонетического движения стало появление в 1627 году Arte de la lengua española kastellana («Искусство испанского кастильского языка») Гонсало Корреаса и её расширенной и исправленной версии в 1630 под названием Ortografía kastellana nueva i perfeta («Новая и совершенная кастильская орфография»). Корреас предложил различать во всех позициях /r/ и /ɾ/, избавиться от использования C и Q как /k/, использовать диграф GH для /g/, устранить немые буквы во всех консонантных группах и создать полную симметрию между фонемой и графемой.
Основание Академии
В 1714 году была основана Испанская Королевская Академия (RAE), целью которой стало зафиксировать нормы испанского языка. В 1726—1739 гг. Академией был издан толковый «Словарь авторитетов» в шести томах. Академия работает по принципам Французской академии, закрепившей нормы французского языка: сохранение этимологии и исторического произношения. Таким образом была восстановлена разница между B и V даже в тех случаях, где она фонетически исчезла; для слов греческого происхождения предписывалось латинизированное написание: TH взамен θ, RH вместо ρ, PS для ψ, PH для φ; были восстановлены непроизносимые H.
В 1754 году были упразднены некоторые сочетания согласных с буквами P греческого происхождения, включая PH. Также были введены правила ударения. В 1763 году была исключена двойная S, было введено графическое ударение, включая использование циркумфлекса (знака ^) для обозначения долгих гласных.
В 1803 году в алфавит были включены CH и LL, при этом были исключены случаи этимологического использования CH. Одновременно с этим была разрешена элизия плавных согласных в некоторых триграфах, унаследованных из латинского; по этой причине из алфавита была исключена буква K.
Напишите отзыв о статье "Орфография испанского языка"
Ссылки
- [www.rae.es/frame.html?URL=/rae/gestores/gespub000005.nsf/(voAnexos)/arch9D18941A6F110082C1256AD9002F20BE/$FILE/Representaci%C3%B3ndefonemasosonidos.htm&Cabecera= Notación fonética usada por la Real Academia Española].
- [roble.pntic.mec.es/~msanto1/ortografia/ Информация и примеры испанской орфографии] (исп.)
Отрывок, характеризующий Орфография испанского языка
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.
Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
