Катакомбы капуцинов (Палермо)

Достопримечательность
Катакомбы капуцинов Catacombe dei Cappuccini
Общий вид Коридора профессионалов
Страна	Италия
Город	Палермо
Координаты	38°06′42″ с. ш. 13°20′21″ в. д.38.11167° с. ш. 13.3392194° в. д. / 38.11167; 13.3392194
Конфессия	Католицизм
Епархия	Палермо
Орденская принадлежность	Капуцины
Дата основания	1599

Катако́мбы капуци́нов (итал. Catacombe dei Cappuccini) — погребальные катакомбы, расположенные в городе Палермо на Сицилии, в которых в открытом виде покоятся останки более восьми тысяч человек — местной элиты и выдающихся граждан: духовенства, аристократии и представителей различных профессий. Это одна из самых знаменитых выставок мумий — скелетированные, мумифицированные, забальзамированные тела усопших лежат, стоят, висят, образуют композиции.

Расположение

Катакомбы капуцинов расположены под Монастырём капуцинов (итал. Convento dei Cappuccini) за пределами исторического центра Палермо. От Пьяцца Индепенденца (Норманнский и Орлеанский дворцы) нужно пройти по Корсо Калатафими два квартала и затем свернуть по Виа Пиндемонте. Указанная улица завершается площадью Пьяцца Каппучини, на которой находится здание монастыря.

История

К концу XVI века количество насельников монастыря капуцинов значительно возросло, и возникла необходимость в достойном и вместительном кладбище для братии. Для этой цели была приспособлена крипта под монастырским храмом. В 1599 году здесь был погребён брат Сильвестро из Губбио, а затем сюда были перенесены останки нескольких ранее скончавшихся монахов. В дальнейшем помещение крипты стало тесным, и капуцины постепенно вырыли длинный коридор, в котором вплоть до 1871 года помещались тела умерших монахов.

Благотворители и жертвователи монастыря также выражали желание быть похороненными в Катакомбах. Для их захоронения были вырыты дополнительные коридоры и кубикулы. Вплоть до 1739 года разрешение на погребение в Катакомбах выдавали архиепископы Палермо или руководители ордена капуцинов, затем — настоятели монастыря. В XVIII-XIX веках Катакомбы капуцинов стали престижным кладбищем для духовных лиц, дворянских и буржуазных семей Палермо.

Катакомбы капуцинов были официально закрыты для погребений только в 1882 году. За три века на этом своеобразном кладбище было захоронено около 8 000 жителей Палермо — духовенства, монахов, мирян. После 1880 года по исключительным прошениям в Катакомбах были положены ещё несколько усопших, в том числе вице-консул США Джованни Патернити (1911) и двухлетняя Розалия Ломбардо, нетленные тела которых являются главными достопримечательностями катакомб.

Методы погребения

Уже в XVII веке выяснилось, что особенность почв и атмосферы Катакомб капуцинов препятствуют разложению тел. Основным методом приготовления тел к размещению в Катакомбах стало высушивание их в специальных камерах (Collatio) в течение восьми месяцев. После этого срока мумифицированные останки омывали уксусом, облачали в лучшие одежды (иногда, согласно завещаниям, тела переодевали несколько раз в год) и помещали непосредственно в коридорах и кубикулах Катакомб. Некоторые тела помещались в гробы, но в большинстве случаев тела вывешивали, выставляли или укладывали в открытом виде в нишах или на полках вдоль стен.

Во время эпидемий метод сохранения тел видоизменялся: останки умерших погружали в разбавленную известь или растворы, содержащие мышьяк, а после этой процедуры тела также выставлялись на обозрение.

В 1837 году размещение тел в открытом виде было запрещено, но, по желанию завещателей или их родственников, запрет обходили: в гробах удаляли одну из стенок или оставляли «окошки», позволяющие видеть останки.

После официального закрытия Катакомб (1881) здесь были погребены ещё несколько человек, останки которых были забальзамированы. Самой последней здесь была погребена Розалия Ломбардо (умерла 6 декабря 1920 года). Произведший бальзамирование доктор Альфредо Салафия так и не открыл секрета сохранения тела; было известно лишь, что в основе его были химические инъекции. В результате остались нетленными не только мягкие ткани лица девочки, но и глазные яблоки, ресницы, волосы. В настоящее время секрет состава открыт итальянскими учёными по изучению бальзамирования. Найден дневник Альфредо Салафии, в котором описан состав: формалин, спирт, глицерин, соли цинка и салициловая кислота. Смесь подавалась под давлением через артерию и расходилась по кровеносным сосудам по телу. Проведённые в США исследования по бальзамированию с применением состава Салафии дали великолепные результаты.

Описание катакомб

По мере увеличения числа захороненных здесь тел Катакомбы расширялись — увеличивались существовавшие коридоры и прорывались новые. В результате Катакомбы в плане приобрели вид прямоугольника с дополнительным коридором (Коридор священников), параллельным меньшей из сторон. Стороны прямоугольника — это так называемые Коридоры монахов, мужчин, женщин и профессионалов. На пересечении основных коридоров созданы небольшие кубикулы — детей, девственниц и часовня святой Розалии.

Первоначально вход в Катакомбы осуществлялся непосредственно из находящейся выше монастырской церкви. В 1944 году был открыт новый вход прямо с Пьяцца Каппучини.

Из практических соображений вход в «тупиковые» коридоры и кубикулы перекрыт решётками, а движение посетителей организовано по периметру прямоугольника.

Коридор монахов

Коридор монахов представляет собой исторически самую древнюю часть Катакомб. Захоронения производились здесь с 1599 по 1871 годы. В правой от нынешнего входа части коридора (закрыта для посещения) помещены тела 40 наиболее почитаемых монахов, а также следующих примечательных лиц:

— Алессио Нарбоне — духовный писатель,

— Аяла — сын тунисского бея, обратившийся в христианство и принявший имя Филипп Австрийский (умер 20 сентября 1622 года),

— дон Винченцо Агати (умер 3 апреля 1731 года).

В левой части коридора в числе других монахов помещены тела Сильвестра из Губбио (умер 16 октября 1599 года), первого из погребённых в Катакомбах, и Риккардо из Палермо (умер в 1871 году), последнего из капуцинов, похороненного здесь. Все тела капуцинов облачены в одеяния своего ордена — грубую рясу с капюшоном и с верёвкой вокруг шеи.

Коридор мужчин

Коридор мужчин образует одну из двух длинных сторон прямоугольника. Здесь в течение XVIII-XIX века помещались тела благотворителей и жертвователей монастыря из числа мужчин-мирян. В соответствии с завещаниями самих похороненных здесь или желания их родственников тела усопших облачены в разнообразные одежды — от грубого погребального савана наподобие монашеского одеяния до роскошных костюмов, сорочек, жабо и галстуков.

Кубикула детей

Кубикула детей расположена на пересечении Коридоров мужчин и священников. В небольшой комнатке в закрытых или открытых гробах, а также в нишах вдоль стен помещены останки нескольких десятков детей. В центральной нише помещена детское кресло-качалка, на которой сидит мальчик, держащий на руках свою младшую сестру.

Превратившиеся в скелеты останки составляют удивительный контраст с детскими костюмчиками и платьицами, любовно выбранными родителями, что отмечено Мопассаном в «Бродячей жизни».

…Мы приходим в галерею, полную маленьких стеклянных гробиков: это дети. Едва окрепшие косточки не выдержали. И трудно разглядеть, что, собственно, лежит перед вами, настолько они изуродованы, расплющены и ужасны, эти жалкие детишки. Но слезы навёртываются у вас на глаза, потому что матери одели их в маленькие платьица, которые они носили в последние дни своей жизни. И матери все еще приходят сюда поглядеть на них, на своих детей!

Коридор женщин

Коридор женщин образует одну из меньших сторон прямоугольника. Вплоть до 1943 года вход в этот коридор был закрыт двумя деревянными решётками, а ниши с телами были защищены стеклом. В результате бомбардировки союзников в 1943 году одна из решёток и стеклянные преграды были разрушены, а останки значительно повреждены.

Большинство помещённых здесь тел женщин лежат в отдельных горизонтальных нишах, и лишь несколько наиболее сохранившихся тел поставлены в вертикальных нишах. Тела женщин облачены в лучшие одежды по моде XVIII-XIX веков — шёлковые платья с кружевами и оборками, шляпки и чепцы. Шокирующее несоответствие между рассыпавшимися от времени останками и кричащими модными нарядами, в которые они облачены, подмечены Мопассаном.

Вот женщины, еще более уродливо комичные, чем мужчины, потому что их кокетливо принарядили. Пустые глазницы глядят на вас из-под кружевных, украшенных лентами чепцов, обрамляющих своей ослепительной белизной эти черные лица, жуткие, прогнившие, изъеденные тлением. Руки торчат из рукавов новых платьев, как корни срубленных деревьев, а чулки, облегающие кости ног, кажутся пустыми. Иногда на покойнике надеты одни лишь башмаки, огромные на его жалких, высохших ногах.

Кубикула девственниц

Небольшая кубикула, расположенная на пересечении Коридоров женщин и профессионалов, отведена для погребения девушек и незамужних женщин. Около десятка тел лежат и стоят у деревянного креста, над которым помещена надпись «Это те, которые не осквернились с женами, ибо они девственники; это те, которые следуют за Агнцем, куда бы он ни пошёл» (Отк. 14:4). Головы девушек увенчаны металлическими венцами в знак девственной чистоты усопших.

Новый коридор

Новый коридор — самая недавняя часть Катакомб, использовавшаяся после запрета выставлять на обозрение тела усопших (1837). Вследствие этого запрета в коридоре нет стеновых ниш. Всё пространство коридора было постепенно (1837-1882) заполнено гробами. В результате бомбардировки 11 марта 1943 года и пожара 1966 года большая часть гробов была уничтожена. В настоящее время уцелевшие гробы помещены вдоль стен в несколько рядов, так что в центральной части коридора можно увидеть пол, украшенный майоликой. Помимо этого в Новом коридоре можно увидеть несколько «фамильных групп» — тела отца и матери семейства с их несколькими детьми-подростками выставлены вместе.

Коридор профессионалов

Коридор профессионалов, идущий параллельно Коридору мужчин, составляет одну из двух длинных сторон прямоугольника. В этом коридоре помещены тела профессоров, юристов, художников, скульпторов, профессиональных военных. В числе захороненных здесь примечательны:

— Филиппо Пеннино — скульптор,

— Лоренцо Марабитти — скульптор, работавший, в том числе, в соборах Палермо и Монреале,

— Сальваторе Манцелла — хирург,

— Франческо Энеа (умер в 1848 году) — полковник, лежащий в великолепно сохранившейся военной форме армии Королевства Обеих Сицилий.

Согласно местной легенде, принимаемой или отвергаемой различными исследователями, в Коридоре профессионалов покоится тело испанского живописца Диего Веласкеса.

Коридор священников

Параллельно Коридорам монахов и женщин проходит дополнительный коридор, в котором помещены многочисленные тела священников епархии Палермо. Тела облачены в разноцветные богослужебные ризы, контрастирующие с иссохшими мумиями. В отдельной нише помещено тело единственного захороненного в Катакомбах прелата — Франко д’Агостино, епископа Пьяна-дельи-Албанези (Итало-албанская католическая церковь).

Часовня святой Розалии

Самой известной частью Катакомб является часовня святой Розалии (до 1866 года была посвящена Богородице скорбей). В центре часовни в стеклянном гробу покоится тело двухлетней Розалии Ломбардо (умерла в 1920 году). В результате успешного бальзамирования, которое провёл Альфредо Салафия, тело сохранилось совершенно нетленным.

В кубикуле, примыкающей к часовне, находится ещё несколько идеально сохранившихся тел. В их числе тело молодого человека с огненно-рыжими волосами, нескольких священников, а также вице-консула США Джованни Патернити (умер в 1911 году), единственного захороненного в Катакомбах гражданина США.

Катакомбы капуцинов в мировой культуре

Катакомбы капуцинов рассматривались жителями Палермо как кладбище, хоть и необычное. Поскольку в XVIII-XIX веках захоронение здесь было вопросом престижа, в Катакомбах покоятся предки многих нынешних жителей Палермо. Катакомбы регулярно посещаются потомками тех, чьи тела находятся здесь. Более того, после официального закрытия Катакомб для погребений (1882), у стен монастыря было устроено «обычное» кладбище, так что традиция захоронения «у капуцинов» сохраняется до сих пор.

В различных городах и селениях Сицилии капуцины создали в подражание палермитанским Катакомбам другие подземные склепы, в которых также выставлены мумифицированные тела. Наиболее известным из этих склепов являются Катакомбы капуцинов в городке Савока (провинция Мессина), где хранятся около пятидесяти мумий представителей местного духовенства и знати.

2 ноября 1777 года, в день поминовения усопших, палермские Катакомбы посетил поэт Ипполито Пиндемонте, написавший под впечатлением увиденного поэму «Гробницы» («итал. Sepolcri»). В его представлении Катакомбы представляют собой знаменательное торжество жизни над смертью, свидетельство веры в грядущее Воскресение:

«Большие тёмные подземные комнаты, где в нишах, подобно восставшим призракам, стоят тела, покинутые душами, одетые, как в день своей кончины. Из их мёртвых мускулов и кожи искусство прогнало и испарило всякий след жизни, так что их тела и даже лица сохраняются веками. Смерть смотрит на них и ужасается своему поражению. Когда каждый год падающие осенние листья напоминают нам о скоротечности человеческой жизни и зовут нас посетить родные могилы и пролить на них слезу, тогда благочестивая толпа наполняет подземные кельи. И при свете лампад каждый обращён к некогда любимому телу и в его бледных чертах ищет и находит знакомые черты. Сын, друг, брат находит брата, друга, отца. Свет лампад мерцает на этих лицах, забытых Судьбой, и иногда как будто трепещущих…

И иногда тихий вздох или сдержанное рыдание звучат под сводами, и эти холодные тела будто отзываются на них. Два мира разделены ничтожной преградой, и Жизнь и Смерть никогда не были так близки.»

Спустя сто лет, Катакомбы посетил Мопассан, описавший свои впечатления в «Бродячей жизни» (1890). В противоположность романтичному Пиндемонте, Мопассан ужаснулся увиденному, увидев в Катакомбах отвратительное зрелище гниющей плоти и отживающего суеверия:

«И я вижу вдруг перед собой огромную галерею, широкую и высокую, стены которой уставлены множеством скелетов, одетых самым причудливым и нелепым образом. Одни висят в воздухе бок о бок, другие уложены на пяти каменных полках, идущих от пола до потолка. Ряд мертвецов стоит на земле сплошным строем; головы их страшны, рты словно вот-вот заговорят. Некоторые из этих голов покрыты отвратительной растительностью, которая еще более уродует челюсти и черепа; на иных сохранились все волосы, на других — клок усов, на третьих — часть бороды.

Одни глядят пустыми глазами вверх, другие вниз; некоторые скелеты как бы смеются страшным смехом, иные словно корчатся от боли, и все они кажутся объятыми невыразимым, нечеловеческим ужасом.
И они одеты, эти мертвецы, эти бедные, безобразные и смешные мертвецы, одеты своими родными, которые вытащили их из гробов, чтобы поместить в это страшное собрание. Почти все они облачены в какие-то черные одежды; у некоторых накинуты на голову капюшоны. Впрочем, есть и такие, которых захотели одеть более роскошно — и жалкий скелет с расшитой греческой феской на голове, в халате богатого рантье, лежит на спине, страшный и комичный, словно погруженный в жуткий сон…
Говорят, что время от времени на землю скатывается та или другая голова: это мыши перегрызают связки шейных позвонков. Тысячи мышей живут в этой кладовой человеческого мяса.
Мне показывают человека, умершего в 1882 году. За несколько месяцев перед смертью, веселый и здоровый, он приходил сюда в сопровождении приятеля, чтобы выбрать себе место.
— Вот где я буду, — говорил он и смеялся.
Друг его теперь приходит сюда один и целыми часами глядит на скелет, неподвижно стоящий на указанном месте…».

Среди знаменитостей XX века Катакомбы капуцинов посетил французский балетмейстер Морис Бежар.

Уникальное кладбище является одной из самых известных достопримечательностей Палермо, притягивающей множество туристов. Хотя фото- и видеосъёмка в Катакомбах запрещена, нескольким европейским и американским телекомпаниям, в том числе и НТВ, удалось получить разрешение на съёмки.

Галерея

• Rive, Roberto (18..-1889) - n. 1593 - Veduta delle catacombe di Palermo.jpg

  Вид Катакомб конца XIX века

• Sommer, Giorgio (1834-1914) - n. 1332 - Palermo - Catacombe dei cappuccini.jpg

  Вид Катакомб конца XIX века

• Incorpora, Giuseppe (1834-1914) - Catacombe dei Cappuccini - Dettaglio.jpg

  Вид Катакомб конца XIX века

• Snow in Palermo 9.jpg

  Вход в Катакомбы капуцинов в Палермо

Источники

1. [mopassan.krossw.ru/html_mp/mopassan-brd04_sizilia-ls_1.html Ги де Мопассан «Бродячая жизнь», глава «Сицилия»]
2. [members.tripod.com/~Motomom/index-3.html Американский сайт, посвящённый Катакомбам капуцинов]
3. «Искусство и история Палермо и Монреале» Флоренция, 2007. ISBN 88-476-0207-6/
4. «Золотая книга Сицилия» Флоренция, 2004. ISBN 88-8029-758-9
5. «The Capuchin Catacombes — Palermo» — путеводитель по Катакомбам капуцинов

Ссылки

• [karalla.com/Palermo-Mummies/index.htm The Palermo Mummies, 2003] Фотографии мумий в катакомбах капуцинов
• [maps.google.ru/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=Convento+dei+Cappuccini&sll=38.166415,13.384781&sspn=0.25643,0.436707&ie=UTF8&ll=38.112224,13.339226&spn=0.008019,0.013647&t=h&z=16 Капуцинский монастырь (Convento dei Cappuccini) на спутниковых картах Google]
• [www.youtube.com/watch?v=hmsfdpToR9s Видео-съёмка в Катакомбах капуцинов на Youtube.com]
• [www.peter-haefele.de/fotogalerie/category/146-Die-Mumien-von-Palermo Мумии в Палермо]

Отрывок, характеризующий Катакомбы капуцинов (Палермо)

– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.