Каховский, Михаил Васильевич

Михаил Васильевич Каховский<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Генерал-губернатор Нижегородского наместничества
1792 — 1796
Предшественник:	Иван Михайлович Ребиндер
Преемник:	Андрей Иванович Вяземский
Генерал-губернатор Пензенского наместничества
1792 — 1796
Предшественник:	Иван Михайлович Ребиндер
Преемник:	Андрей Иванович Вяземский
Правитель Таврической области
1784 — 1788
Предшественник:	область учреждена
Преемник:	Семен Семенович Жегулин
Правитель Могилёвского наместничества
1778 — 1779
Предшественник:	наместничество учреждено
Преемник:	Пётр Богданович Пассек
Могилёвский губернатор
1773 — 1778
Предшественник:	губерния учреждена
Преемник:	губерния преобразована в наместничество
Рождение:	1734(1734)
Смерть:	1800(1800)
Род:	Каховские
Военная служба
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Звание:	генерал от инфантерии
Сражения:	Семилетняя война Русско-турецкая война (1768—1774) Русско-турецкая война (1787—1791) Русско-польская война (1792)
Награды:

Граф (с 1797) Михаил Васильевич Каховский (Коховский; 1734 — 1800) — русский генерал-аншеф екатерининской эпохи (с 1784; 1796 — генерал от инфантерии). Первый могилёвский губернатор (1773—1779). Командующий во время русско-польской войны 1792 года. В 1791—1796 гг. нижегородский генерал-губернатор.
Его брат Василий Васильевич Каховский — генерал-майор, правитель Таврической области и губернатор Екатеринославской губерний.
Троюродный праправнук — полковник Борис Всеволодович Каховский.

Биография

Ранние годы

Представитель дворянского рода Каховских. Воспитывался в сухопутном шляхетском корпусе.

На службе с 1752 года. Принимал участие в Семилетней войне начиная с 1758 года и был в сражениях при Цорндорфе, при Пальциге и Кунерсдорфе. В 1760 году произведён в поручики; в том же году назначен состоять при австрийском генерале Лаудоне, при котором и находился во время блокады Бреславля, в сражении при Лигнице и при отступлении после сражения, затем находился в корпусе графа Чернышева при взятии Берлина. С 1761 года — капитан.

В 1766 году Каховский был произведён в бригадиры; в 1768 году назначен генерал-квартирмейстером в армию князя А. М. Голицына, с которой и принял участие в кампании 1769 г. против турок (Хотин); в 1770 г. перешел в армию П. И. Панина (Бендеры), а в 1771 — в армию князя Долгорукова, действовавшую в Крыму. В 1770 году был награждён орденом Святой Анны.

В Белоруссии

Отличные способности Каховского как офицера генерального штаба и администратора выдвинули его из ряда других; в 1771 году он был произведен в генерал-майоры, и ему было вверено начальствование над особым отрядом, назначенным держать кордон по рекам Западной Двине и Днепру, «для заграждения прилегающей к Польской Литве границы нашей» и произ-ва «экзекуций» в имениях польских магнатов, замеченных в противодействии видам русского правительства в Польше.

В 1772 г. Каховский был назначен губернатором Могилевской губернии, присоединённой к России после первого раздела Польши. Впоследствии сенат ставил в пример другим наместникам меры, принятые Каховским по обеспечению населения губернии хлебом, устройству путей сообщения, почты и т. п.

В Крыму

В 1779 г. Каховский был назначен членом Военной коллегии, а в 1783 г., командуя отдельным корпусом, участвовал в операциях в Крыму, закончившихся присоединением его к России. В 1784 г. произведен в генерал-аншефы.

В 1785 году награждён орденом Святого Александра Невского.

С началом второй турецкой войны (1787) Каховский был назначен командующим 2-й дивизией Екатеринославской армии и управляющим Таврической областью. Для противодействия высадке неприятеля в Крыму он предлагал, не обороняя побережье полуострова, отступить внутрь страны, сосредоточить весь Крымский корпус или большую его часть и атаковать.

В 1791 г. князь Потёмкин, оценивший способности Каховского по управлению Крымом и усердно рекомендовавший его с тех пор императрице, вызвал его из Крыма в армию, где он принял участие в осаде Анапы, а по отъезде Потемкина из армии и скорой смерти его вступил в командование армией и Черноморским флотом.

Впрочем, вести военные действия в качестве командующего Каховскому не довелось, ибо в это время уже велись мирные переговоры, и ему выпало лишь вывести армию с театра войны и расположить в пограничном районе.

В Речи Посполитой

Вслед за тем начались приготовления к новой войне с Польшей, и Каховскому было вверено начальствование над 65-тысячной Украинской армией, назначенной для действий против главных сил князя Иосифа Понятовского в Подолии, Волыни и на Украине.

Каховский составил план, по которому главные силы армии (корпуса Голенищева-Кутузова и Дунина) должны были вторгнуться в Польшу со стороны Днестра и действовать в охват правого фланга поляков; корпус Дерфельдена должен был двинуться через Ольвиополь против левого фланга противника, а корпус Леванидова — действовать с тыла.

Действуя согласно этому плану, Каховский вынудил неприятельскую армию после ряда мелких боев отступить за Буг, на берегах которого у с. Дубенки и нанес полякам столь сильное поражение, что король Станислав Понятовский признал дальнейшее сопротивление невозможным, присоединился к Тарговицкой конфедерации и послал своему племяннику Иосифу приказание прекратить военные действия.

Последний, однако, не сразу подчинился и попытался внезапным нападением у Маркушева повернуть военное счастье в пользу Польши. Однако предусмотрительный и осторожный Каховский не дал застать себя врасплох, отбил нападение и, преодолев за 72 дня свыше 700 вёрст от Днестра до Вислы, занял Варшаву. Эта победа повлекла за собой второй раздел Польши, а Каховский 28 июня 1792 г. был награждён орденом Святого Андрея Первозванного.

Последние годы

Из-за столкновения с молодым графом Зубовым, имевшим широкие связи при дворе, Каховский был отозван из армии и назначен пензенским и нижегородским генерал-губернатором. В 1794 г. ему, однако, снова было вверено начальствование над войсками в Крыму с сохранением и звания генерал-губернатора названных выше провинций.

По вступлении на престол император Павел I переименовал Каховского в генералы от инфантерии, назначив начальником Таврической дивизии и (с 1798 года) шефом Севастопольского мушкетёрского полка. В 1797 г. он пожаловал Каховскому графское достоинство. Благоволение государя продолжалось недолго. В феврале 1800 г. «за старостью лет и неумеренную им отставку нижних чинов» Каховский был отставлен от службы и в том же году умер.

Семья

Дети:

• Александр (1768—1827)
• Александра (?—1812), фрейлина; замужем за Д. Н. Арсеньевым
• Екатерина (?—1832), замужем за П. И. Арсеньевым

Источники

• Каховский, Михаил Васильевич, граф // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Каховский, Михаил Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [wars175x.narod.ru/bgr_kah.html Биография М. В. Каховского (1734—1800)]
• [memoirs.ru/texts/KahovskRA73K1V3.htm Каховский М. В. Краткое примечание о полуострове Таврическом и острове Тамань // Русский архив, 1873. — Кн. 1. — Вып. 3. — С. 592—607.]

Отрывок, характеризующий Каховский, Михаил Васильевич

Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.