Клинический городок

Клини́ческий городо́к (укр. Клінічне містечко) — местность, расположенная в Соломенском районе Киева. Простирается вдоль улицы Николая Амосова. Прилегает к местностям Байковая гора, Александровская Слободка, Протасов яр.

Освоение местности происходит с конца 19 столетия, когда возле Протасова яра был построен комплекс Бактериологического института (1896 год, архитектор К. Иванов, комплекс исторических сооружений сохранился). Наиболее активная застройка велась в 1910-е годы для клиник Киевского университета. Тогда же была обустроена туберкулёзная больница; здание построено в 1912-1914 годах для хирургической клиники университета). 28 ноября 1922 года постановлением Совета Народных Комиссаров Украины № 112 на базе девятой городской туберкулезной больницы (ул. Отрадная, 32, ныне - ул. Мануильського) создан Киевский туберкулёзный институт. Одним из инициаторов его организации, научным консультантом и руководителем ученого совета института был профессор Ф.Г. Яновский, который организовал первые на Украине курсы по фтизиатрии, в 1923 г. издал монографию "Туберкулёз лёгких" - первое пособие для медицинских вузов страны. В 1928 году институту было присвоено имя этого клинициста и он стал именоваться Украинским НИИ туберкулёза имени академика Ф.Г.Яновского. Первым директором института с 1922 г. по 1925 г. был врач М. Ефремова, с 1925 г. по 1936 г. - проф. А.И. Собкевич, с 1936 г. по 1940 г. - проф. О.С. Мамолат. В годы войны институтом временно руководили В.Л. Плющ (1940 - 1943 гг.), Ф.М. Дзюблик (1943 - 1944 гг.), П.С. Морозовский (1944 - 1946 гг.). После войны руководить институтом вновь был назначен профессор О.С. Мамолат (1946 – 1979 гг.). В 1979 - 1985 гг. директором института работал профессор В.М.Молотков, в 1985 - 1991 гг. - профессор О.М. Иванюта, а с 1991 и до настоящего времени - лауреат Государственной премии Украины, академик НАМН Украины, профессор Ю.И. Фещенко.

За годы существования институт прошёл трудный путь, внёс весомый вклад в развитие и становление медицинской науки в нашей стране. Структура института изменялась в зависимости от основных направлений научных исследований. Первая вакцинация против туберкулёза в стране была осуществлена сотрудниками института в 1925 году, через 3 года после его учреждения, а уже в 1930 г. институт принимал участие в 7-й международной конференции по борьбе с туберкулёзом, которая проходила в Голландии.

В 30-е годы институт имел филиалы в Виннице, Чернигове, научные базы в Житомире, Умани, Черкассах, которыми руководили Л.Я. Эпштейн, В.Л. Плющ, Д.Я. Черкасский и др.Учитывая большое распространение туберкулеза, в первые годы после учреждения института, кроме разработки вопросов клиники, лечение и микробиологи заболевания, изучались эпидемиология туберкулеза, пути его распространения, профилактика, аллергия и иммунитет, выполнялись и разрабатывались коллапсохирургические вмешательства (профессор М.М. Москалев, В.Х. Окзюсов, В.М. Савич). Деятельность института была прервана Великой Отечественной войной, поскольку его не успели эвакуировать. После войны институт находится на Байковой горе - улица Протасов Яр (ныне - ул. Н. Амосова, 10). В послевоенные года его деятельность была направлена на преодоление санитарных последствий войны, профилактические мероприятия и лечение больных туберкулезом, велись исследования относительно прививки новорожденных и детей старших возрастных групп (С.А. Томилин, Л.Д. Ульянов). Из воспоминаний первой медицинской сестры Гаврилюк Александры Макаровны - медицинской сестры, которая была зачислена на работу 7 мая 1944 года, первой медсестры клиники (7 мая 1944 г. это и официально утверждённая после войны дата клиники).

10 февраля 1949 года. 1 ряд -врачи клиники, 2-й - медсестры

С 1947 года в институте начали изучать методы специфической терапии в эксперименте (академик В.Г. Дроботько, Р.Й. Драбкина), а потом и в клинике (профессор М.А. Клебанов, доцент Б.П. Александровский), разрабатывались хирургические вмешательства на каверне (П.И. Костромин, Г.Г. Горовенко). С того же года начато углубленное изучение методов специфической антибактериальной терапии. Предложены и внедрены высокоэффективные режимы этиопатогенетической терапии легочного и внелегочного туберкулеза, прежде всего - туберкулезного менингита.

С конца 1952 г. институт начал широко развивать резекционную хирургию легких, сначала при туберкулезе, а затем - при неспецифических заболеваниях легких (НЗЛ) и опухолях (академик Н.М. Амосов, профессор Г.Г. Горовенко, профессор И.М. Слепуха). Они являются одними из пионеров внедрения анестезиологии и реаниматологии в бывшем СССР. С 1955 г. на базе института организована первая в стране кафедра торакальной хирургии, а со временем - и анестезиологии. За несколько лет было подготовлено около 200 торакальных хирургов и 400 анестезиологов.

С 1955 г. впервые на Украине в институте под руководством профессора Н.М. Амосова начато хирургическое лечение болезней сердца. Здесь разработаны и модифицированы эффективные методы коррекции врожденных и приобретенных пороков сердца, разработаны новые оригинальные модели аппаратов искусственного кровообращения, в 1958 г. этот аппарат впервые применен в хирургии сердца.

Впервые на Украине в институте в 1961 г. применена искусственная почка и начата разработка проблемы гемодиализа. В 1963 г. впервые в бывшем СССР проведено протезирование митрального клапана, разработаны антитромботические протезы сердечных клапанов.

В 1970 г. введен в действие новый операционный корпус института, где впервые в стране была проведена операция в барокамере. Начиная с 1972 года в институте внедрены в практику селективная коронарография и аорто-коронарное шунтирование при лечении ишемической болезни сердца. Дальнейшему развитию кардиохирургии способствовало выделение из состава института в 1982 году самостоятельного Института сердечно-сосудистой хирургии, который ныне также входит в состав НАМН Украины.

1974 год. Руководство клиники и ветераны труда

В начале 80-х годов институт завершил строительство многопрофильной Республиканской клинической больницы для обслуживания работников основных отраслей народного хозяйства, на базе которой ныне функционирует 2 научных клинических отделения института.

Одновременно институт продолжал работать над проблемами туберкулеза и НЗЛ. Широко применялись хирургические лечения больных при болезнях органов дыхание (Г. Г. Горовенко, И. М. Слепуха), костно-суставном (В. С. Куценок) и урогенитальным туберкулезе (Б. Я. Полонский), успешно работали отделы туберкулеза кожи и глаз.

С 70-х годов институт активно включился в научную разработку вопросов пульмонологии, на практике проводя интеграцию фтизиатрии с пульмонологией.

В разные времена в институте работали и продолжают работать 8 заслуженных деятелей науки и техники (Н. М. Амосов, Б. П. Ященко, Г. Г. Горовенко, А. С. Мамолат, Л. Н. Сидаренко, Ю. И. Фещенко, Е. Ф. Чернушенко, В. М. Мельник), 3 лауреата Государственной премии Украины (Ю. И. Фещенко, В. М. Мельник, Б. В. Радионов). В разные периоды времени научной деятельности в институте занимались видные ученые — академики Ф. Г. Яновский, Б. А. Василенко, В. И. Дроботько, Н. Н. Сиротинин, Н. М. Амосов, профессоры М. К. Даль, Р. Й. Драбкина, О. Г. Губанов, В. Ф. Юрьева, Б. П. Александровский, Т. П. Кучеренко, М. М. Горев, Б. Г. Вейнеров, М. Я. Мень, С. Я. Хомяк, Г. Г. Горовенко, И. М. Слепуха, С. А. Кшановский. Они внесли большой вклад в развитие украинской фтизиопульмонологии.

Сегодня институт — единственное головное научно-исследовательское учреждение на Украине, которое занимается разносторонними научными, научно-исследовательскими и организационно-методическими аспектами усовершенствования фтизиатрической и пульмонологической помощи населению и имеет уникальное оснащение и высококвалифицированный кадровый потенциал.

Выдающиеся личности

В хирургической клинике неоднократно бывал на занятиях тогда ещё студент-медик Булгаков Михаил Афанасьевич. Перед зданием фтизиатрии и пульмонологии им. Ф. Яновского установлен памятник выдающемуся уеному - Яновскому Феофилу Гавриловичу. В истории института сердечно-сосудистой хирургии огромную роль сыграла деятельность всемирно известного учёного - Амосова Николая Михайловича (ныне институт и улица, на которой он расположен, носят имя учёного).

Литература

• Пономаренко Л. А., Різник О. О. Київ. Короткий топонімічний довідник. Довідкове видання. — К.: Видавництво «Павлім», 2003. — 124 с. — ISBN 966-686-050-3.  (укр.)

Отрывок, характеризующий Клинический городок

Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]