Испанский язык в Колумбии

Испанский язык в Колумбии (исп. Idioma español en Colombia) является официальным языком страны согласно её Конституции. Испанский язык начал распространяться на территории современной Колумбии с ХVI века, вместе с несколькими волнами испанских колонистов, которые смешались с автохонными племенами индейцев (языки которых частично сохранились), а также неграми-рабами из Африки, дав начало креольской речи паленкеро. Учитывая своеобразную географию и историю Колумбии и её расчленённый рельеф, можно утверждать что испанский язык в этой стране характеризуется заметным диалектным разнообразием. Испанский язык в стране не имеет ярко выраженной доминирующей национальной нормы (как в Мексике, Испании или Аргентине). Даже речь столицы страны подвержена изменениям в связи с массовыми межрегиональными миграциями населения в ХХ веке. Всего в стране выделяется не менее 10 крупных диалектов с большим количеством местечковых говоров, на которых говорят свыше 47 миллионов человек в самой Колумбии, а также свыше 1 миллиона человек за её пределами, в среде колумбийской диаспоры.

Характеристика

В целом испанский язык на всей территории страны обнаруживает ряд типично американских черт (сесео, предорсализация /s/, замена местоимения 2 л. мн. числа vosotros на ustedes, йеизмо). Восео сохраняется по диалектам, но постепенно отмирает. К собственно "сельским" колумбизмам относятся употребление местоимения sumercé (< su merced), а также сложная гендерлектная система употребления местоимений tú и Usted.

В артикуляционном плане колумбийские говоры делятся на две основные группы: континентальные и приморские, которым фонетически соответствуют кастильские и андалузские нормы Испании. Учитывая то, что страну пересекают три цепи Анд, сообщение между различными сельскими регионами страны традиционно осложнено, а потому испанская речь регионов характеризуется стойким сохранением региональной фонетики. При этом приток беженцев и мигрантов из сельских регионов в крупные города в ХХ веке существенно изменил их историческую диалектную ситуацию. Говоры северного побережья страны имеют типично карибскую фонетическую окраску.

При этом на испанский язык островов колумбийского архипелага (Сан-Андрес и прочие), превнесённый туда колумбийскими поселенцами в ХХ веке субстратное влияние оказывает местный санандресский англо-креольский язык афрокарибской народности раисаль.

Классификация колумбийских диалектов

К надзоне прибрежных диалектов (костеньо/costeño) относятся:

• Карибско-колумбийский испанский и колумбийский островной диалект (колумбийский исленьо/isleño)
• Испанский тихоокеанского побережья Колумбии (чокоано/chocoano)

Отрывок, характеризующий Испанский язык в Колумбии

– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.